Старый порядок изменился, уступив место новому. Старая дорога теперь ведет только к возделанным полям.
Сказка ветра
Юный Ханс Кристиан радостно подошел ко входу в Королевский театр, вспугнув голубей, клевавших крошки на улице. Уверенным движением он открыл дверь. Его встреча с адмиралом Вульфом оказала на него огромное воодушевляющее значение, хотя всего сутки назад он так не думал. Но теперь, вспоминая вчерашнее происшествие, Ханс был вполне уверен, что произвел глубокое впечатление на этого господина хотя бы потому, что адмирал не смеялся, как иногда делали некоторые его невежливые слушатели. Он также не уснул. Его глаза следовали за Хансом Кристианом по всей комнате. Его чтение имело успех. Несомненно. И если он произвел впечатление на такое значительное лицо, как адмирал Вульф, разве не может произойти то же самое с герром Коллином, чье глубокое понимание и приятные манеры сделали его всеобщим любимцем в театре.
За спиной Ханса захлопнулась дверь. Его глазам предстала та же мрачная лестница, по которой он поднимался в свой первый день в Копенгагене. Как далеко он с тех пор продвинулся? Он носил все ту же одежду, за исключением синего пиджака, и теперь у него еще меньше денег, чем было тогда, но он познал сущность мира. Он твердо верил в то, что, если кто-то падает на самое дно, откуда, кажется, нет спасения, иногда происходит что-то прекрасное, что вновь выносит павшего в солнечный мир. С ним постоянно так происходило. Сегодня должен загореться свет впереди!
При первом шаге его уверенность начала уменьшаться. При втором она полностью испарилась. При третьем его ноги начали трястись, а при четвертом ему пришлось остановиться и схватиться за перила. В противном случае он вновь рисковал оказаться на самом низу. Наверху лестницы раздался шум. Ханс поднял голову, и отсутствие уверенности превратилось в панику. Это был Брандт, юный грубиян, превративший жизнь Ханса Кристиана в музыкальной школе в сплошной кошмар своими издевательствами. Парень был высоким и широкоплечим: у него была черная густая шевелюра и жестокие глаза, которые могли проникнуть в самую душу его жертвы. Он галопом несся вниз по лестнице. Полы его пиджака развевались. Брандт грубо оттолкнул Ханса.
— Убирайся с дороги! — крикнул он. Однако, достигнув последней ступеньки, он обернулся. — О! Да это ты!
Ханс Кристиан не ответил и лишь сильней вцепился в перила.
— Ты что, больше не разговариваешь со старыми друзьями? Или же ты стал таким великим, что не можешь снизойти до нас?
Ханс сглотнул и махнул головой, пытаясь изобразить поклон. Но Брандт понял этот жест совсем по-другому.
— Значит, я прав! А ну, спускайся сюда и дай на тебя взглянуть.
Он сложил руки на груди и расставил ноги в стороны. Он всегда ненавидел этого хныкающего, неуклюжего слюнтяя. Что ж, теперь он ему так задаст, что тот запомнит на всю жизнь.
— Ты идешь, или мне подняться и столкнуть тебя сюда?
В ужасе, еле держась на ногах, Ханс Кристиан начал спускаться вниз. Он давно уже понял, что лучшая реакция на издевательства — молчание. Его мозг был парализован страхом перед этим здоровенным нахалом. Сейчас если бы он даже и захотел, то не смог бы произнести ни слова.
Брандт смотрел на него надменным пронзительным взглядом.
— А ты поправился. Только, по-моему, набрал жирок не в том месте. Ты похож на зобастого голубя после суровой зимы!
Он закинул голову назад, разразившись громким смехом над собственной шуткой.
Лицо Ханса Кристиана вспыхнуло, но он продолжал молчать, пристально смотря на третью пуговицу на пиджаке своего обидчика. Если бы у него только хватило сил вынести это. Конец ведь когда-нибудь наступит.
Но для Брандта это было только начало. Он подошел поближе и нанес в грудь Хансу такой сильный удар, что тот непроизвольно сильно согнулся. Смятая бумага выпала из пиджака.
— Я что, сломал тебе ребра? Дай-ка посмотрю!
Забияка схватился за верхнюю пуговицу и рывком расстегнул полы пиджака мальчика. Ханс Кристиан отчаянно отбивался. Но что могло сделать его измученное голодом тело с сильными мускулами Брандта. На пол каскадом посыпались цветные афиши. Издевательский смех Брандта пронесся эхом по старому зданию.
— Оставь меня в покое! — кричал Ханс Кристиан, пытаясь застегнуть пиджак и в то же время утирая слезы.
— Ты не можешь заставить меня! — торжествовал его мучитель. — Я могу делать с тобой все, что захочу. А ну, поклонись мне! Поклонись, я сказал!
Единственным ответом Ханса Кристиана было громкое всхлипывание. Он даже не услышал, как наверху лестницы открылась дверь.
Брандт грубо схватил его за шкирку.
— Я научу тебя хорошим манерам! Кланяйся! — Он так сильно ударил его в живот, что Ханс вновь невольно согнулся. — Теперь еще раз!
— Я думаю, этого вполне достаточно, — донесся спокойный голос из темноты наверху.
Рука Брандта зависла в воздухе. Он поднял голову и широко раскрыл рот от удивления. Герр Коллин!
— Вы ученик школы пения, не так ли? Зайдете ко мне по этому вопросу перед репетицией, — продолжал голос. — Теперь можете идти.
— Да, герр Коллин, — выпалил Брандт и рванулся к двери.
Ханс Кристиан боком привалился к стене, его спина опиралась о лестницу. Он громко разрыдался. Раздались шаги, спускающиеся вниз, а затем на плечо мальчика легла рука.
— Не пристало плакать такому большому мальчику, — строго произнес герр Коллин. — Успокойтесь и расскажите, откуда взялись все эти афиши?
Ханс повернулся. Его глаза покраснели, а большой нос являл собой жалостное зрелище. Он вытер слезы рукавом и сглотнул.
— Они выпали из моего пиджака, герр Коллин. Он мне слишком велик, и я думал, что буду выглядеть лучше, если чем-то заполню пустое пространство. Вот смотрите.
Он начал собирать афиши и засовывать их обратно.
— Разве так не лучше? — спросил он, когда пиджак был вновь застегнут до подбородка.
Герр Коллин кивнул.
— Да, так намного лучше.
— Знаете, герр Коллин, а я ведь пришел увидеть вас. Я как раз поднимался по лестнице, когда встретил Брандта. У меня есть пьеса, которую я мог бы прочитать вам.
На лице Коллина возникло выражение удивления.
— Вы случайно не Ханс Кристиан Андерсен?
— Да, герр. Вы уже обо мне слышали?
Коллин кивнул со вздохом. Он так надеялся, что Ханс Кристиан Андерсен не переступит порог его владений. После случая с пьесой «Разбойники из Виссенберга» директор чувствовал себя неловко. Ну что же, по крайней мере, он испытывал некоторое удовлетворение в том, что дело всплыло вновь. К тому же положение парня вызывало жалость. Возможно, он сможет что-нибудь сделать для него.
Герр Коллин повернулся и стал подниматься по лестнице, подав знак Хансу Кристиану следовать за ним. Сердце мальчика билось, как птица в клетке. Наконец-то он привлек внимание самого великого человека в Копенгагене, конечно, после короля! Он смотрел на ноги в длинных брюках перед собой, на фалды пиджака, на большие плечи. Все в герре Коллине излучало энергию. Даже его короткие седые волосы отказывались лежать спокойно. Они были разбросаны по всей голове маленькими кудряшками. Его белоснежный воротник доходил до самых ушей и был перехвачен вокруг черной атласной ленточкой. Коллин провел Ханса Кристиана в маленький офис, где когда-то правил директор Хольстейн, и гостеприимно усадил в кресло для посетителей. Затем он опустился в свое собственное кресло на противоположной стороне стола.
Пришло время начать интервью. Герр Коллин положил руки на стол. У него были густые седые брови и длинный нос, а тонкие губы образовывали прямую линию. Это было лицо, способное, при необходимости, вызывать ужас, но как только уголков рта касалась улыбка, в глазах загорался радостный огонек и все лицо преображалось ясным светом. Он ласково посмотрел на своего странного посетителя.
— Что вы принесли мне прочитать? Пьесу?
— Да, герр. Я хотел бы прочитать ее сам. — Ханс Кристиан заерзал, словно гигантский червяк, пытаясь изъять из кармана рукопись.
Герр Коллин покачал головой.
— Боюсь, что наше расписание на этот сезон уже заполнено.
Ханс Кристиан все еще никак не мог извлечь из кармана рукопись.
— Но вы должны хотя бы посмотреть на это, герр Коллин! Это самая лучшая пьеса из всех мною когда-либо написанных. Она называется «Альф-соль».
— Я читал другую вашу пьесу о грабителях, — мягко сказал Йонас Коллин.
— Да, но эта намного лучше! — с этими словами он наконец-то вытащил из кармана свое драгоценное творение.
— Вряд ли, — произнес директор и сразу же продолжил, не дав мальчику вставить ни слова: — Мне очень жаль говорить это вам, Ханс Кристиан, но у вас нет абсолютно никаких знаний в области грамматики. А без этого ни один автор не может рассчитывать на успех. Это основа его мастерства.
Губы Ханса начали дрожать.
— Но, герр Коллин, я так много работал над этой пьесой! У меня ушло на нее почти три недели! Я уверен, она должна быть хорошей!
Герр Коллин взял в руку нож для резки бумаги, который венчала головка гоблина, и, глядя на нее, произнес:
— Три недели?! А знаете ли вы, что более взрослые люди писали годами, а одной-единственной пьесе они отдавали месяцы. И даже при этом многие из них ничего не добились. Их пьесы не были приняты.
— А может такое случиться, что моя пьеса будет принята через несколько лет? — настаивал Ханс.
— Возможно, — ответил герр Коллин, продолжая глядеть на гоблина. Он не мог себя заставить поднять глаза и встретиться с отчаявшимся взглядом мальчика.
Ханс спрыгнул со своего стула и развернул рукопись перед лицом Коллина.
— Но этого не может быть! Вы должны это взять! Как я буду жить дальше, если вы не возьмете мою пьесу! У меня совсем нет денег, и я не знаю, где их взять. Меня выгнали из танцевальной и музыкальной школ. Теперь я знаю, что никогда не стану актером. Но я могу писать, герр Коллин, могу. Если бы вы мне только дали шанс!
Гоблин в руке директора совершил серию пируэтов.
— А как вы сейчас живете?
— Я снимаю небольшую комнатку недалеко отсюда. В ней нет окон, но зато есть большая щель в стене, через которую проходит свет. Крыша такая низкая, что я не могу выпрямиться в полный рост, но когда я лежу в кровати, то мне очень удобно.
— А еда?
— Я каждый день съедаю булочку, — ответил мальчик, а затем печально добавил: — Но я не смогу себе больше позволить такой роскоши, если не найду способ добыть денег. Мне стыдно просить у моих друзей.
Затем, набравшись духу, он решился добавить:
— Но я пришел сюда не за милостыней, герр Коллин. Я только хочу, чтобы вы прочли мою пьесу.
Наконец Коллин поднял глаза.
— Ханс, вы когда-нибудь ходили в школу?
Мальчик впился руками в ручки кресла.
— Да, сэр, целую неделю. Но мне там не понравилось.
— Неделю, — улыбнулся Коллин, разворачивая рукопись. — И вы надеетесь стать писателем?
— Да, герр директор. Моя голова наполнена поэзией, которую я перекладываю на бумагу. Грамматика меня не волнует.
— Но грамматика очень важна, Ханс Кристиан, — пытался убедить его добрый директор. — По крайней мере, так говорят критики.
— Я слишком большой, чтобы ходить в школу. Никто еще не слышал о юноше семнадцати лет, который ходит в первый класс.
— Учиться никогда не поздно, мой мальчик, — сказал герр Коллин, откидываясь на спинку кресла. — Если вы пришли ко мне за советом, так вот что я вам скажу. Возвращайтесь домой. Попросите отца, чтобы он устроил вас в школу, в бедную школу, если он не может себе позволить платить за ваше обучение. Затем...
Но Ханс не мог больше себя сдерживать.
— Мой отец мертв, герр Коллин! Он умер очень давно. А мой отчим думает, что я сумасшедший. Моя бабушка, моя любимая бабушка, тоже умерла.
— Но ведь ваша мать может что-нибудь сделать? — настаивал Коллин.
Глаза Ханса буравили ковер.
— Моя мать... Я лучше не буду говорить о ней. Она пишет мне письма, в которых просит прислать денег. А мне нечего ей послать. Она думала, что я сразу же стану великим. Я так разочаровал ее.
На последних словах голос мальчика сорвался, но он поднял голову и смело произнес:
— Теперь вы понимаете, почему я не могу вернуться домой. А я хотел бы! По вечерам я брожу вдоль канала и наблюдаю за кораблями с белыми парусами, покидающими гавань, и молюсь, чтобы они взяли меня с собой. Иногда я даже раздумываю над тем, вот взять бы и прыгнуть в воду. Но она такая темная и холодная. Я бы не смог сделать этого.
Коллин нагнулся вперед и пристально посмотрел на Ханса. До этой минуты он и не осознавал, в каком отчаянном положении находится мальчик.
— Даже не думайте об этом! Сама подобная мысль уже порочна! Вы еще не начали даже жить.
Ханс уронил голову на руку, лежащую на спинке кресла. Он не заплакал. Герр Коллин не одобрял слез больших мальчиков. Он уперся лицом в рукав своего синего пиджака, чтобы подавить в себе рыдания.
Раздался стук в дверь. Ханс Кристиан спрыгнул с кресла и подбежал к окну, выходившему на площадь.
Коллин встал и открыл дверь.
— Входите, мое дитя! Я так рад вас видеть!
— Спасибо, герр директор, — ответил знакомый голос.
Ханс узнал бы его из всех голосов на свете. Это была принцесса! Мальчик тихо шмыгнул носом и сконцентрировался на виде за окном.
— Мой отец попросил меня доставить вам это письмо, герр Коллин, вместе с его наилучшими пожеланиями.
— Очень любезно с его стороны. Садитесь, моя дорогая. Я прочту и, если нужно, сразу же дам ответ.
Раздался шорох шелка, и Генриетта опустилась в кресло для посетителей. Затем мальчик услышал, как разворачивалась бумага. И вновь зависла тишина. Ханс Кристиан знал, что принцесса смотрит на него. Он чувствовал ее взгляд у себя на спине.
— Значит, вы ходили и к адмиралу Вульфу, мой мальчик, — сказал директор Коллин.
— Да, герр, — глухо произнес он.
— Вы знаете, что он рекомендует то же самое, что и я вам посоветовал. Он пишет, что, прежде чем вы добьетесь чего-нибудь в жизни, вам придется пойти в школу.
Ханс, похожий на нахохлившегося воробья, смотрел на раскинувшийся за окном мир.
— Неужели, герр?
Коллин поднялся и подошел к мальчику.
— Нет короткого пути к славе. Вам придется пройти длинной окружной дорогой. Вы уверены, что хотите стать писателем?
— Да, герр директор, я хочу этого больше всего на свете!
Его лицо вновь засияло, но затем снова погасло.
— Но у меня нет денег, чтобы ходить в школу.
— Адмирал Вульф предусмотрел это, — сказал герр Коллин, бросив взгляд на письмо. — Он просил у меня, чтобы я добился для вас у короля бесплатного обучения в школе.
— Это было бы великолепно, герр директор.
Если бы Коллин сказал, что попросит короля приказать поставить его пьесу, это было бы совсем другое дело. Но перспектива долгих лет за школьной партой абсолютно не радовала Ханса Кристиана.
— Возможно, вы слышали, что его величество каждый год выделяет подобные гранты нескольким многообещающим студентам, — продолжал герр Коллин, вполне осознавая остывший энтузиазм мальчика. — Сначала вас направят в младший класс. Но вам придется очень быстро изучить все предметы. Это не будет сложно. Но вы должны приложить усердие. Вы обещаете мне это?
Мальчик открыто посмотрел на него.
— Вы уверены, герр, что я не смогу стать писателем, не окончив школы?
— Абсолютно!
Ханс Кристиан вздохнул и провел рукой по своим волосам.
— Я не думал, что адмирал Вульф предложит именно это. Но если вы оба сходитесь во мнении, что это единственно возможный путь, я согласен. И спасибо вам большое.
Коллин похлопал мальчика по плечу.
— Это мудрое решение, о котором вы никогда не пожалеете. Знаете, ведь вы мечтатель. Но придет время, когда вы будете вынуждены отбросить в сторону свои мечты и обратиться к практическим вещам. Но позднее вы сможете заставить свою фантазию послужить себе так, как она не может сделать этого сейчас.
— Да, герр, — согласился Ханс, лишь наполовину понимая смысл этих слов. Однако он почувствовал всю красоту и торжественность этого момента. Доброта глаз герра Коллина проникла ему в самое сердце, и тепло разлилось по всему телу. Он схватил его полную, но не лишенную изящества руку. Это был жест благодарности и признательности.
Принцесса кашлянула. Ханс Кристиан повернулся и увидел ее лицо. Он совсем забыл о присутствии Генриетты. Она улыбалась и глядела на него с симпатией. Но в этот момент Ханс Кристиан испытывал страстное желание убежать. Он схватил свою шляпу, поклонился Коллину и юной леди и рванул к двери.
Герр Коллин поспешил за ним в холл.
— Вы должны прийти ко мне через три дня, Ханс Кристиан! Тогда я смогу вам сказать, какое решение мы приняли. Ханс!
Но длинные ноги мальчика уже несли его вниз по лестнице. Не останавливаясь, он сорвал с головы шляпу, обернулся и махнул ему с криком:
— Да, герр! Спасибо, герр!
Громко хлопнула дверь.
Когда Коллин вернулся в кабинет, Генриетта стояла у окна. Он подошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как неуклюжая фигура, состоящая практически из одних рук и ног, неслась в направлении канала.
— Бедный Ханс Кристиан! Очень надеюсь, герр Коллин, что вы поможете ему. Он такой беспомощный и такой милый.
Последнее слово было произнесено так тихо, что директор его не расслышал, но все равно кивнул в знак согласия. Ему нравилась Генриетта. Она напоминала ему его собственную Луизу.
— Птицы счастливее, чем он, — продолжала девушка, словно сама с собой. — Их маленькие ножки не чувствуют горячих булыжников. Они могут есть червяков и жуков в парке. Они никогда не голодают.
— Он с вами тоже разговаривал? — поинтересовался Коллин.
Генриетта рассмеялась и поправила свою прическу.
— В общем-то да. А теперь я должна попрощаться с вами. В карете меня ждет служанка. — И направилась к двери своими маленькими шажками.
— Передайте вашему отцу, что я завтра заеду к нему, — сказал Коллин, провожая девушку в холл. — Мы должны придумать для Ханса Кристиана подходящее будущее.
Директор театра помог Генриетте сесть в карету и вернулся в свой кабинет. У него было много дел. Но он долгое время сидел в глубокой задумчивости. Ему придется найти для мальчика приличную одежду, а также он должен проследить, чтобы он питался, пока не поступил в школу. Герр Коллин испытывал такое чувство, словно у него появился еще один свой сын. Он улыбнулся и обмакнул перо в чернила.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |