В комнате поэта, глядя на чернильницу, что стояла на столе, кто-то сказал:
— Удивительно, сколько всего может выйти из этой чернильницы! Что же на очереди теперь? Н-да, удивительно!
— В том-то и дело. Непостижимо, как я не устаю повторять! — сказала чернильница, обращаясь к писчему перу и прочим вещицам на столе, которые могли ее слышать. — Удивительно, сколько всего может из меня выйти! Просто не верится! И я вправду сама не знаю, что появится дальше, когда человек примется черпать из меня. Одной моей капли хватает ни много ни мало на полстраницы — чего только не напишешь! Да, на меня не грех и подивиться! Ведь все создания поэта выходят именно из меня! Эти поистине живые люди, которые читателям кажутся хорошо знакомыми, и сердечные чувства, и доброе расположение духа, и прелестные описания природы — я сама диву даюсь, потому что, хоть и не знаю природы, она почему-то вся во мне! Из меня выходили и выходят целые сонмы воздушных, прелестных девушек, отважных рыцарей на храпящих скакунах, Пер Девер и Кирстен Кимер! Не знаю, как у меня получается! Уверяю вас, я же вовсе об этом не думаю.
— Тут вы правы! — сказало писчее перо. — Вы впрямь не думаете, ведь если б думали, то смекнули бы, что всего лишь даете чернила! Даете жидкость, чтобы я высказало, перенесло на бумагу, записало то, что ношу в себе. Пишет-то перо! В этом человек не сомневается, а в поэзии большинство людей смыслят не больше, чем старая чернильница.
— У вас просто нет опыта! — сказала чернильница. — Вы-то всего неделю на службе, а уже почти стерлись. Воображаете, будто вы и есть поэт! Но вы только слуга, таких у меня и до вас было много — что из гусиного семейства, что с английской фабрики! Мне знакомы и гусиные перья, и стальные! Сколько их было у меня в услужении и сколько еще будет, когда он, человек, который делает за меня движения, придет и станет записывать то, что извлечет из моего нутра. Хотелось бы мне знать, что он первым делом из меня достанет.
— Бочка чернильная! — буркнуло перо.
Поздно вечером домой вернулся поэт. Он ходил в концерт, слушал замечательного скрипача и был переполнен волнением и восторгом от его бесподобной игры. Дивные звуки потоком струились из его инструмента: то словно бы звонкие капли сыпались хрустальными бусинками, то словно бы щебетал птичий хор или буря шумела в елях. Поэту чудилось, будто он слышит рыданья собственного сердца, только пел в них нежный женский голос. Звучали не просто скрипичные струны, но гриф и даже колки и дека — изумительно! Однако и силы требовались немалые, хотя со стороны все выглядело сущей забавой, смычок с легкостью летал туда-сюда по струнам, словно любому по плечу такое. Скрипка звучала сама собою, и смычок двигался сам собою, они двое и творили музыку, про мастера как-то забывали, а ведь именно он вел смычок, вдыхал в скрипку жизнь и душу; про мастера забывали, однако поэт думал о нем, восхищался им и записал свои мысли:
«Сколь нелепо было бы смычку и скрипке кичиться своим деянием! А ведь мы, люди — поэты, художники, ученые, изобретатели, полководцы, — так часто кичимся, хотя все мы лишь инструменты в руках Господних! Лишь Он достоин славы!»
Вот что написал поэт, написал, как притчу, и назвал ее «Мастер и инструменты».
— Вот вы и получили свое, сударыня! — сказало перо чернильнице, когда они вновь остались одни. — Слышали ведь, как он прочел то, что мною записано?
— Что я позволила вам записать, — отозвалась чернильница. — Это камешек в ваш огород, за вашу спесь! Вы даже не способны уразуметь, что над вами насмехаются! Я бросила в вас камень, не пожалела своих чернил! Мне ли не знать своих каверз.
— Миска с чернилами! — фыркнуло перо.
— Оглодок писчий! — не осталась в долгу чернильница.
Оба они ничуть не сомневались, что ответили друг другу как подобает, а сознавать свою правоту очень приятно, и с такими вот мыслями перо и чернильница уснули. Поэт, однако, глаз не мог сомкнуть, мысли струились потоком, словно песня скрипки, звенели, словно жемчужные зерна, шумели, словно буря в лесу, он различал мелодию собственного сердца, видел живительный свет вечного Мастера.
Лишь Он достоин славы!
Примечания
«Перо и чернильница» (Pen og Blaekhuus) — впервые опубликована в 1860 г. в четвертом выпуске первого цикла «Новых сказок и историй» (1860) вместе со сказками и историями «У могилы ребенка», «Дворовый петух и флюгерный», «Как хороша!», «История, случившаяся в дюнах».
Пер Девер и Кирстен Кимер — механические фигурки в часах Роскилльского собора.