Трольгетта

Кого же встретили мы на Трольгетте? О, это прямо невероятно! Сейчас мы расскажем всё.

Мы сошли с парохода перед первыми шлюзами и очутились ни дать-ни взять в английском парке: широкие аллеи, убитые щебнем и подымающиеся вверх небольшими террасами, по бокам же залитый солнцем газон. Вид самый приветливый, красивый, но ничего поражающего, величественного. Кто ищет такого, должен взять немного правее, в сторону старых шлюзов, прорванных в скалах порохом. Зрелище величественное! Вода, пенясь, клубится по глубокому чёрному руслу. Отсюда вся долина и река видны, как на ладони. Противоположный берег реки представляет зелёную холмистую возвышенность, усеянную лиственными деревьями и красными деревянными домиками. По шлюзам подымаются и корабли и пароходы; роль покорного духа играет здесь сама река, переносящая суда через скалы. Из-за леса слышится шум и рёв: это грохот Трольгетты сливается с визгом лесопильных мельниц и стукотнёй молотов в кузницах.

«Через три часа мы пройдём все шлюзы!» — сказал наш капитан. «За это время вы успеете осмотреть водопады. Встретимся у гостиницы наверху!» Мы направились по тропинке в лес, и тут нас окружила целая толпа белоголовых мальчишек. Все желали быть нашими проводниками и старались перекричать друг друга, давая самые разноречивые указания относительно того, как высоко подымается, не подымается и может подыматься в шлюзах вода. Да, и тут между учёными царило разногласие! Скоро мы остановились на обросшей красным вереском площадке скалы, на головокружительной высоте. Внизу под нами клокотала вода — «Адский водопад», над ним другой, третий, водопад над водопадом, образуемые всё того же многоводною рекою, вытекающею из величайшего озера Швеции. Что за вид! Какое клокотанье вверху и внизу! Точно море низвергается сверху, море пенящегося шампанского, или кипящего молока! Сначала водяная масса разбивается о две скалы, и мелкая серебристая пыль стоит в воздухе густым облаком, затем поток суживается и мчится дальше, сжатый с обеих сторон каменными стенами, затем опять разбивается, падая вниз, вырывается на волю, успокаивается, делает круговой поворот назад и снова тяжело обрушивается вниз, образуя «Адский водопад». Что за шум, что за рёв, что за клокотанье там в глубине!.. Язык немеет!..

Онемели и наши крикуны-проводники. Когда же язык у них снова развязался, и они опять пустились в рассказы и объяснения, их скоро прервал какой-то старик. Никто не замечал его раньше и не знал, как он здесь очутился. Тем не менее он был тут и прервал мальчишек своим удивительно резким, сильным голосом. Он-то хорошо знал здешние места, а о старине рассказывал так, как будто всё случилось только вчера.

«В так называемые языческие времена здесь на скалах сходились витязи на единоборство!» — рассказывал он. «Витязь Стэркоддер, живший тут поблизости, влюбился в красавицу Огн Альфафостер, но ей больше был по вкусу витязь Хергример. Стэркоддер вызвал его на поединок здесь у водопада и убил, но Огн схватила окровавленный меч жениха и пронзила им себе сердце, чтобы не доставаться Стэркоддеру. С тех пор прошло сто лет да ещё сто лет; здесь стоял тогда густой лес, в нём бродили лето и зиму волки да медведи, хозяйничали разбойники. Никто не мог открыть их убежища — пещеры, что была близ водопада, со стороны Норвегии. Теперь её уж нет, — обрушилась. Утёс...»

«Да, утёс Портного!» — закричали мальчишки: «Он рухнул в 1855 г.».

«Рухнул!» — повторил старик, словно удивлённый тем, что кто-нибудь, кроме него, мог знать это. «Всё когда-нибудь рухнет, а портной рухнул сразу! Разбойники посадили его на самом краю утеса и велели ему вместо всякого выкупа поскорее сшить платье. Он было принялся за работу да как поглядел вниз — голова у него закружилась, и он полетел в клокочущую бездну. С тех пор утёс и носил его имя. Однажды разбойники изловили одну молоденькую девушку; пленница и выдала их — зажгла костёр в пещере, дым увидели, пещеру нашли, разбойников переловили и перевешали!»

Мы пошли дальше вдоль водопада к островку; опрятная, усыпанная опилками дорожка вела до самых шлюзов Польгемса, где искусство человеческое, придя на помощь природе, создало величественнейший из водопадов Трольгетты. Стремительный поток падает в чёрную бездну отвесной стеной. Скала соединена с островком лёгким железным мостом; так и кажется, что он переброшен над настоящей бездной. Переходишь по этому колеблющемуся мосту над брызжущей, клокочущей водой на крошечный скалистый островок и стоишь там среди сосен и елей, пробивающихся из трещин. Перед нами низвергается с размаху огромный водяной поток, разбивается о скалистую глыбу, на которой мы стоим, осыпает нас дождём мельчайших брызг и делится на два рукава; огибая остров, они несутся с быстротой пущенных из какой-нибудь исполинской пушки и падают по уступам скал, образуя целый ряд водопадов. Все они перед нами, как на ладони, и мы стоим очарованные и самою картиною и гармоничным грохотом, раздающимся тут с испокон века. «А на тот островок, небось, никто не взберётся?» — спросил кто-то из нас, указывая на другой островок, побольше, возвышающийся над самым верхним водопадом.

«Я-то знаю одного такого!» — сказал старик, как-то странно улыбаясь.

«Это мой дедушка!» — сказал старший из мальчуганов. «Вообще же туда редко кто заберётся, разве один в сто лет! Крест, что стоит там на вершине, поставил мой дедушка. Зима стояла такая суровая, что всё озеро замёрзло; водопады тоже замёрзли на несколько часов, так что можно было перейти на остров по камням русла. Дедушка с двумя своими товарищами и перешёл, поставил там крест и вернулся обратно. Вдруг точно из пушек выпалили — такой треск пошёл; лёд взломало, и река опять понеслась по лугам и лесам. Всё это правда, так дедушка рассказывал!»

Один из моих спутников продекламировал стихи Тегнера, в которых говорилось о силах природы, покорившихся ныне уму человека. «Да, бедный горный дух, бедный Тролль!» — продолжал он. «Сила и могущество твои всё падают! Ум человеческий победил их! Тебе надо поучиться у нас!»

Словоохотливый, неизвестный никому из нас, старик скорчил гримасу и что-то пробормотал себе под нос, но... мы дошли в это время до моста перед гостиницей и увидели пароход, уже миновавший шлюзы. Все поспешили сесть на него, и он быстро понёсся вверх по реке, выше водопада, точно того и не существовало.

«Да, как же это!» — недоумевал старик. Он, по-видимому, не только не езжал никогда на пароходе, но даже и не видал ни одного. То-то он так и шнырял по всем углам, взбирался наверх, спускался вниз, всматривался в устройство машины, точно хотел пересчитать там все гвоздики, разглядывал колёса, перевешивался через борт, словом, совал свой нос всюду. Самый канал тоже был для него совершенно новою, незнакомою дорогой, карты и путеводители также. Уж он вертел, вертел их в руках! Читать вряд ли он умел. С местностью он был, однако, хорошо знаком, то есть с местностью, какою она была в старину. Всю ночь, что мы плыли по озеру Веннерн, он не спал, изучая этот новый для него способ передвижения; когда же утром мы стали подыматься из озера по шлюзам, всё выше и выше, из озера в озеро, он просто себя не помнил от удивления и любопытства. Наконец, мы достигли Моталы.

Шведский писатель Тернерос рассказывает о себе, что в детстве он спросил однажды: «кто это тикает внутри часов, и ему ответили: «мастер Бескровный!» Такой же страх, какой охватил при этом имени малютку, заставив его сердечко забиться, а волосы встать дыбом, охватил и нашего старика с Трольгетты в Мотале, когда мы осматривали тамошний завод. Мастер «Бескровный», который тикал внутри часов, работал здесь тяжёлыми молотами. Мастер «Бескровный», питаясь человеческими мыслями, приобрёл здесь плоть и члены — стальные, каменные, деревянные; мастер «Бескровный» черпал из человеческих мыслей физические силы, какими не обладает сам человек. Мастер «Бескровный» житель Моталы; тут он раскинул свои твёрдые члены по огромным заводам; члены эти — колёса, цепи, прутья, да железные проволоки. Войдите сюда и посмотрите, как прессует раскалённые железные глыбы в длинные полосы и потом прядёт их мастер «Бескровный», посмотрите, как он режет ножницами твёрдые металлические доски, режет так легко и мягко, точно бумагу. Послушайте, как он ударяет молотом! Искры так и сыплются с наковальни! Посмотрите, как он ломает толстые железные брусья, ломает на куски одинаковой определённой величины, ломает, точно палочки сургуча. Глядите, как катают и стругают толстое железо, как вертятся огромные колёса, как над вашими головами бегут живые железные нити, тяжёлые крепкие шнурки, слышится стук, визг, жужжанье!.. Кинешься оттуда во двор, где разбросаны железнодорожные вагоны и паровые котлы для пароходов, увидишь, что мастер «Бескровный» протягивает свои саженные руки и сюда. Всё живёт, работает само собою, человек только направляет да останавливает работу! В глазах рябит, голова идёт кругом от одного вида. Смотришь, вертишься, поворачиваешься, останавливаешься, нагибаешься и просто не знаешь, что сказать, чем и выразить своё благоговение перед силою человеческой мысли. Она облеклась тут в плоть и кровь, обрела железные члены! Прислушайтесь к беспрерывному грохоту молотов, приглядитесь ко всему, как пригляделся я! Старик с Трольгетты тоже весь ушёл в созерцание, нагибался, привставал на цыпочки, ползал на коленях, совал голову во все уголки между машинами... Ему хотелось видеть всё, изучить всё, рассмотреть каждый винтик в механизме, понять, как он действует под водой. Пот лил с него градом, в пылу увлечения он всё пятился задом и, наконец, угодил мне прямо в объятия, а не то бы попал под колесо! Он взглянул на меня и пожал мне руку.

«И подумать, что всё это совершается естественными силами природы, просто и понятно!? Корабли идут против ветра и против течения, переплывают через леса и горы, вода сама их подымает, пар двигает!?» — сказал он.

«Да!» — ответил я. «Да!» — повторил он ещё и ещё раз и глубоко вздохнул. Тогда я не понял этого вздоха, но несколько месяцев спустя понял, и к этому-то времени я сейчас и перескочу. Осенью на обратном пути я опять заглянул на Трольгетту и провёл несколько дней среди этой мощной природы, где всё больше и больше начинает хозяйничать неугомонный человек, превращая прекрасное в полезное. Заставили приносить пользу и самую Трольгетту: пилить брёвна, двигать мельницы, ковать и рубить. Здание вырастает здесь за зданием, лет через пятьдесят вырастет целый город. Но я отклонился от своего повествования! Как сказано, я вернулся сюда осенью. Тот же шум, и грохот, то же прохождение парохода по шлюзам, те же болтливые мальчишки, провожающие приезжих к Адскому водопаду, к железному мосту и к гостинице. Я долго сидел здесь, перелистывая накопленные годами книги для записей туристов. Почти все туристы выражали чувства удивления и восторга, вызванные в них зрелищем водопада, выражали на разных языках, но большею частью на латинском, словами: «veni, vidi, obstupui!» Один написал: «Я видел шедевр природы, прошедший через горнило искусства!» Другой писал, что «не может выразить того, что он и видел, и что он видел, того не может выразить». Какой-то делец остался при деловой точке зрения и написал: «С величайшим удовольствием увидел полезную для нас Вермландцев работу Трольгетты». Одна пасторша из Сконии, — как она подписалась, — и на Трольгетте не вышла из круга семейных интересов и написала: «Пошли Бог моему зятю счастья, ум у него есть!» Много попадалось тут и плоских острот, зато стихотворение Тегнера, написанное им здесь 28 июня 1804 г., блеснуло настоящей жемчужиной среди кучи сора.

Устав читать, я поднял голову от книги и кого же увидел перед собою? Старика с Трольгетты! В то время, как я странствовал, он всё ездил взад и вперёд по каналу, осматривая шлюзы и заводы, изучая силу пара и его полезную деятельность. Он заговорил со мною о проектируемых новых железных дорогах; оказалось, что он ещё не видал ни одной, и я описал ему, как тянется железнодорожное полотно то по насыпям, то по высоким мостам, то по туннелям, прорванным порохом в скалах. — Завтракаешь в Лондоне, а вечерний чай приедешь пить в Эдинбург! — сказал я ему.

— Я это могу! — сказал он таким тоном, как будто никто другой не мог.

— Я тоже! — ответил я. — Я уже и делал это!

— Так кто же вы тогда? — спросил он.

— Обыкновенный турист! — сказал я. — Путешествующий на свой счёт! А вы кто?

Он вздохнул. — Вы не знаете меня. Моё время прошло, мастер «Бескровный» оказывается сильнее меня! — И он исчез.

Тогда-то я понял, кто он! Да, можно себе представить, что должен был теперь почувствовать старый горный дух, Тролль, выходящий на землю раз в сто лет посмотреть, как далеко ушло за это время человечество! Это и был никто иной, как сам Тролль, — всякий человек в наше время просвещеннее! И я с некоторою гордостью сознал себя сыном своего века, века движущихся колёс, тяжёлых молотов, ножниц, режущих металлические доски, как бумагу, машин, ломающих железные брусья, как палочки сургуча, и всё это — силою пара, повинующегося человеческому гению!

Был вечер; я стоял на холме близ старых шлюзов, смотрел, как плыли с распущенными парусами корабли, словно какие-то большие белые привидения. Ворота шлюзов отворялись грузно и с грохотом, как медные врата Тайного Судилища. В вечернем воздухе стояла такая тишь; громовый грохот Трольгетты, напоминавший шум целой сотни водяных мельниц, ещё резче оттенял безмолвие природы. С деревьев слетела вдруг какая-то большая птица и, тяжело махая крыльями, скрылась в лесу пониже водопада. «Уж не Тролль ли это?» — подумал я. И пусть будет так! По крайней мере выйдет и интересно и романтично!