В стручке сидело пять горошин, они были зеленые, и стручок был зеленый, вот они и решили, что и весь мир зеленый, и были совершенно правы! Стручок рос, росли и горошины; они приладились к своему жилью и сидели ровным рядком... Снаружи сияло солнце и согревало стручок, дождь умывал его; там было тепло и уютно, днем — светло, а ночью — темно, как и полагается, и горошины все росли и, сидючи в стручке, начали призадумываться — чем-то же им надо было заняться!
— Ну сколько же нам тут сидеть! — говорили они. — Как бы мы от долгого сиденья не высохли! Сдается нам, снаружи что-то есть, такое у нас предчувствие!
Шли недели; горошины стали желтые, и стручок стал желтый. «Весь мир желтеет!» — заключили они, и имели на то полное основание.
Но вот они почувствовали, как стручок встряхнуло; его сорвали, он попал в человеческие руки, и его опустили в карман куртки, набитый такими же сухими стручками.
— Теперь-то уж нас скоро отсюда выпустят! — сказали горошины и принялись ждать.
— Хотела бы я знать, кто из нас пойдет дальше всех! — сказала самая маленькая горошина. — Ну да скоро это выяснится.
— Будь что будет! — отозвалась самая большая.
Хрусть! — стручок лопнул, и все пятеро выкатились на яркий солнечный свет; они лежали на детской ладони, их держал маленький мальчик, вот, сказал он, подходящие горошины для моей бузинной трубки; и одна из них тотчас же угодила в трубку, и ею выстрелили.
— Я лечу на край света! Попробуй меня поймай! — И была такова.
— А я, — заявила вторая, — полечу прямо на солнце, вот это стручок так стручок, как раз для меня!
И исчезла.
— А нам все едино, — сказали две другие горошины, — но уж вперед-то мы, наверно, покатимся! — И покатились — на пол, и только потом уже попали в бузинную трубку, но ведь попали же. — Мы пойдем дальше всех!
— Будь что будет! — сказала последняя горошина, и тут ею выстрелили, и она взлетела к чердачному окошку и упала на старый дощатый подоконник, прямо в щель, где были мох и рыхлая земля; и мох сомкнулся над нею; так она там и осталась, сокрытая, но не забытая Господом. — Будь что будет! — повторила она.
А на чердаке в маленькой каморке жила бедная женщина, которая ходила днем по чужим людям и чистила печи, и даже пилила дрова, и выполняла всякую черную работу; сил у нее хватало и усердия тоже, и все равно она терпела нужду; а дома, в маленькой каморке, лежала ее единственная дочка-подросточка, до того тоненькая и тщедушная; она уже год как слегла, и умирать не умирала, и жить не жила.
«Она отправится вслед за своей сестренкой! — говорила женщина. — У меня же их двое было, но двоих прокормить непросто, вот Господь и разделил мою ношу и прибрал меньшую; хоть бы эта со мной осталась, но Он, видать, не хочет, чтоб они разлучались, стало быть, она отправится на небо, к своей сестренке!»
Но больная девочка все не умирала; день-деньской она тихо лежала в постели и терпеливо дожидалась матери, которая зарабатывала им на хлеб.
Дело было весною, ранним утром — мать как раз собиралась выходить из дому. Солнце ярко светило в маленькое окошко, отбрасывая блики на пол, и больная девочка устремила взгляд на нижнее стекло.
— Что это там за окном зеленеет? И качается на ветру?
Мать пошла приотворила окно.
— Ба! Да это ж пробился гороховый стебелек с зелеными листьями! И как это он попал в эту щель? Ну вот, можешь теперь смотреть на свой маленький садик!
И кровать больной пододвинули поближе к окну, откуда ей был виден росточек, и мать ушла на работу.
— Матушка, по-моему, я поправлюсь! — сказала вечером девочка. — Солнышко меня сегодня так пригревало! Горошек растет, ему хорошо здесь! Скоро и мне будет хорошо, и я начну вставать и выйду на солнышко!
— Дай-то Бог, — сказала мать, хотя она в это не верила.
Все ж таки она подперла зеленый росток маленькой палочкой, чтоб он не сломался от ветра, ведь он же порадовал и приободрил ребенка; потом взяла бечевку и натянула ее между подоконником и верхом оконной рамы, чтобы гороховому стебельку было обо что опереться и вокруг чего виться, когда он поползет вверх, — он и пополз, он рос на глазах и каждый день подымался все выше.
— Надо же, у него будет цветок! — сказала женщина однажды утром, и у нее тоже появилась надежда и вера в то, что ее больная дочка поправится; в последнее время, подумалось ей, девочка стала живей разговаривать, а по утрам она сама садилась в постели и смотрела сияющими глазами на свой маленький гороховый садик из одного-единственного ростка. Неделю спустя больная впервые встала. Больше часу просидела она, блаженствуя, на солнышке; окошко было отворено, за ним покачивался распустившийся уже бело-красный горошек. Девочка наклонила голову и тихонько поцеловала нежные лепестки. Этот день для нее стал праздником.
— Его посадил и взрастил сам Господь, чтоб ободрить тебя и утешить, мое дорогое дитятко, да и меня тоже! — сказала обрадованная мать и улыбнулась цветку, словно благому ангелу, посланному с небес.
А теперь про остальные горошины!.. Та, что улетела на край света — попробуй ее поймай! — угодила в кровельный желоб и попала в зоб голубю, и залегла там, словно Иона во чреве кита. Две ленивицы ушли не дальше, их тоже склевали голуби, стало быть, они принесли немалую пользу; ну а четвертая, та, что собиралась лететь на солнце, упала в сточную канаву и, пролежав не одну неделю в тухлой воде, порядком разбухла.
— Я так раздобрела, что любо-дорого посмотреть! — сказала горошина. — Я скоро лопну, а так далеко, по-моему, не заходила еще и не зайдет ни одна горошина! Я самая замечательная из всех пятерых в стручке!
И сточная канава целиком ее поддержала.
А у чердачного окошка стояла юная девушка, глаза ее лучились, на щеках играл здоровый румянец; сложив над горошком свои тонкие руки, она благодарила за него Господа.
— Все равно моя горошина лучше! — сказала сточная канава.
Примечания
«Пятеро из одного стручка» (Fem fra en Ærtebaelg) — впервые опубликована в альманахе «Фолькекалендер фор Данмарк». «История «Пятеро из одного стручка» выросла из воспоминаний о доме детства. Небольшой деревянный ящик, наполненный землей, в котором росли лук и горох, был моим единственным цветущим садом». (См. Bemaerkninger til «Eventyr og historier», s. 393.)
...словно Иона во чреве кита. — Согласно ветхозаветному преданию, пророк Иона, не исполнивший воли Божьей, провел три дня во чреве кита (Книга Пророка Ионы 1—2).