Жил-был принц. Ни у кого не было столько прекрасных книг, как у него. Из них он узнавал обо всем, что произошло в мире и что отображалось в великолепных иллюстрациях. Он мог получить сведения о любом народе, о любой стране, лишь о том, где находятся райские кущи, не было сказано ни слова, а именно это и интересовало его больше всего.
Еще в детстве, когда принцу только предстояло учиться в школе, бабушка рассказывала ему, что в райских кущах каждый цветок — сладкое пирожное, а каждая тычинка наполнена изысканным вином. В одних цветах скрывалась история, в других — география или таблица умножения; стоило съесть такое пирожное — и ты знал свой урок. Чем больше ты их съедал, тем обширнее становились твои познания по истории, географии и арифметике.
В то время принц этому поверил. Но по мере того, как он рос, учился и делался умнее, он стал понимать, что в райских кущах должно быть что-то еще, намного более заманчивое.
— Ах, зачем Ева сорвала яблоко с древа познания! Зачем Адам вкусил запретного плода! Будь я на их месте, такого бы не случилось и грех никогда бы не проник в этот мир!
Так говорил он тогда, так говорил и сейчас, когда ему уже исполнилось семнадцать лет!
Однажды принц отправился в лес совсем один, он любил гулять в одиночестве.
Наступил вечер, сгустились тучи, и полил такой дождь, что, казалось, небо превратилось в огромный шлюз, из которого вырывалась вода. Стало так темно, как бывает лишь ночью на дне самого глубокого колодца. Принц то скользил по мокрой траве, то падал, спотыкаясь о голые камни, торчавшие из скалистого грунта. Вода стекала с него ручьями, на бедном принце не осталось сухой нитки. Ему приходилось перелезать через громадные валуны, обросшие мхом, из которого сочилась вода. Он уже валился с ног и вдруг услышал странный шум и увидел перед собой большую освещенную пещеру. Посреди пещеры горел костер, над которым можно было бы изжарить целого оленя; да так оно и было: на вертеле, укрепленном между двумя срубленными елями, медленно вращался великолепный олень с ветвистыми рогами. У костра сидела пожилая женщина, высокая и могучая, точно это был переодетый мужчина, и подбрасывала в огонь одно полено за другим.
— Подходи поближе! — сказала она. — Садись у костра, обсушись!
— Какой ужасный сквозняк! — сказал принц, усаживаясь на пол.
— То ли еще будет, когда вернутся мои сыновья! — ответила женщина. — Ты ведь находишься в пещере ветров; мои сыновья — четыре ветра, понимаешь?
— А где твои сыновья?
— На глупые вопросы отвечать нелегко! — сказала женщина. — Мои сыновья ходят сами по себе, играют в лапту облаками там, в большом доме! — И она указала рукой на небо.
— Вот как! — проговорил принц. — Вы вообще-то резко выражаетесь, не так обходительно, как другие женщины вокруг меня.
— Да у них, верно, других забот нет! Мне приходится быть суровой, чтобы держать в узде сыновей! И я справляюсь, хоть они у меня большие упрямцы! Видишь четыре мешка, что висят на стене? Они боятся их так же, как ты боялся розог, заткнутых за зеркало. Я, скажу тебе, могу согнуть их в бараний рог и засадить в мешок безо всяких церемоний! Они сидят там и пикнуть не смеют, пока я не разрешу. Ну вот, один явился!
Это был Северный ветер. С ним в пещеру ворвался ледяной холод, по полу запрыгали большущие градины, поднялась метель. Одет он был в штаны и куртку из медвежьей шкуры, шапка из тюленьей шкуры закрывала уши; с бороды свисали длинные сосульки, а с воротника куртки скатывались одна за другой градины.
— Не подходите сразу к огню! — предостерег принц. — А то лицо и руки прихватит морозом!
— Морозом! — громко захохотал Северный ветер. — Для меня лучше мороза ничего нет! Это что еще за слюнтяй? Как попал в пещеру ветров?
— Он мой гость! — сказала старуха. — А если тебе такое объяснение не по вкусу, можешь отправляться в мешок! Ты же меня знаешь!
Угроза подействовала, и Северный ветер рассказал, откуда он прибыл и где провел почти целый месяц.
— Я прямо с Ледовитого океана, — начал он, — был на Медвежьем острове, где русские охотились на моржей. Я спал, сидя на руле, когда они отплывали с Нордкапа! Время от времени я просыпался и видел, как шныряли подо мною буревестники. Забавные птицы! Ударят резко крыльями, а потом распластают их в воздухе и, не шевеля ими, быстро летят вперед!
— Обойдемся без подробностей! — сказала мать. — Итак, ты прилетел на Медвежий остров.
— Там прекрасно! Это пол для танцев, плоский, как тарелка! Подтаявший снег, смешанный с мхом, острые камни и скелеты моржей и белых медведей, похожие на кости великанов, покрытые зеленой плесенью. Можно подумать, что солнечные лучи никогда на них не падали. Я слегка дунул, чтобы развеять туман над каким-то сараем; оказалось, что это жилье, сооруженное из корабельных обломков и обтянутое моржовыми шкурами мясом наружу, красно-зеленого цвета. На крыше сидел и ворчал белый медведь. Я отправился на берег и увидел там птичьи гнезда, а в них голых птенцов, которые пищали, разевая рты. Я взял и дунул в эти тысячи глоток, научил их держать рот на замке. У самой воды развалились моржи, похожие на живые кишки или исполинских червей, со свиными головами и аршинными клыками!
— До чего славно ты рассказываешь, сынок! — сказала мать. — У меня аж слюнки текут!
— Ну, а потом охотники начали бить моржей! Всадили гарпун моржу в грудь, да так, что кровь фонтаном брызнула на лед. Тут я надумал повеселиться! Я дунул, и мои корабли — айсберги — сдавили их лодки. Как они заверещали, как заорали, а я верещал еще громче! Пришлось им выкидывать убитых моржей, ящики и снасти на льдины. Я осыпал их снегом и погнал зажатые льдами суда с уловом к югу, попробовать соленой водички. Теперь они на Медвежий остров не вернутся!
— Выходит, злое дело сотворил! — сказала мать.
— О моих добрых делах пусть другие рассказывают, — ответил он. — А вот и мой братец с запада, я люблю его больше других, у него привкус моря, и он приносит с собой благодатную прохладу!
— Так это малыш зефир? — спросил принц.
— Конечно, зефир, — ответила старуха, — да только он вовсе не малыш. В старые времена он был красивым парнем, а сейчас уже не то!
Западный ветер напоминал дикаря: на голове здоровенная шапка, в руках палица из красного дерева, срубленного в американских лесах — ни больше ни меньше!
— Откуда явился? — спросила мать.
— Из девственных лесов, — ответил он, — где колючие лианы преграждают доступ к деревьям, где во влажной траве извиваются огромные змеи, где в человеке, похоже, вовсе нет надобности!
— Что же ты там делал?
— Смотрел, как низвергается со скал глубокая река, как вода, превратившись в пыль, вздымается к облакам, чтобы удержать радугу. Я видел, как переплывал реку дикий буйвол, но течение увлекло его с собой, и он плыл в окружении диких уток; утки перед самым водопадом взлетели, а буйвол ухнул вниз. Мне это понравилось, и я надул бурю, которая повалила вековые деревья, и они поплыли по воде, превращаясь в щепки.
— И это все? — спросила мать.
— Я кувыркался в саваннах, гладил диких лошадей, рвал кокосы! Да, я много чего могу рассказать, но не обо всем, что знаешь, следует говорить. Тебе-то ведь это известно, старушка!
И он так крепко поцеловал мать, что та чуть не опрокинулась навзничь. И вправду дикарь.
Тут явился Южный ветер, в тюрбане и развевающемся бедуинском плаще.
— Ну и холодина у вас здесь! — сказал он, подбрасывая дров в костер. — Сразу понятно, что Северный ветер появился первым!
— Здесь такая жара, что можно белого медведя изжарить! — возразил Северный ветер.
— Сам ты белый медведь! — ответил Южный ветер.
— В мешок захотели? — спросила старуха. — Садись вот сюда, на камень, да расскажи, где был.
— В Африке, матушка! — ответил он. — Охотился с готтентотами на львов на земле кафров! Какая трава растет там на равнинах, зеленая, как оливка! Там танцевали антилопы, а страусы бегали со мной наперегонки, да я побыстрее их на ногу. Я побывал в желтых песках пустыни, похожей на морское дно, и встретил караван! Люди зарезали своего последнего верблюда, чтобы добыть воды, но досталось им всего чуть-чуть. Сверху палило солнце, снизу жарил песок. Пустыне не было ни конца ни краю. И тогда я принялся валяться по мелкому мягкому песку, вздымая его столбами в воздух; вот это пляска получилась! Ты бы видела, с каким унылым видом стояли дромадеры, а купцы натянули на головы кафтаны. И попадали передо мной ниц, точно перед своим Аллахом. Теперь они все погребены — под пирамидой из песка. Если я когда-нибудь ее смету, солнце выбелит их кости, и другие путники поймут, что здесь раньше были люди, а то, находясь в пустыне, в это трудно поверить!
— Значит, ты творил одно зло! — сказала мать. — Марш в мешок!
Южный ветер и глазом моргнуть не успел, как она обхватила его за талию и засунула в мешок; он начал кататься в мешке по полу; тогда она села на него, и он сразу утих.
— Лихие у тебя сыновья! — сказал принц.
— Да уж, — ответила женщина, — но я их держу в узде! А вот и четвертый!
Это был Восточный ветер, одетый китайцем.
— Так ты из тех краев! — воскликнула мать. — Я-то думала, ты был в райских кущах.
— Туда я полечу лишь завтра! — ответил Восточный ветер. — Завтра стукнет сто лет, как я там не был! Сейчас я из Китая, где танцевал на фарфоровой башне, так что все колокольчики звенели. Внизу на улице пороли чиновников, бамбуковые палки так и ломались об их плечи. Это были мандарины от первой до девятой степени, и они кричали: «Превеликое спасибо, наш отец и благодетель!» Но никакой благодарности и в помине не испытывали. А я в это время звонил в колокольчики и напевал: «Тзинг, тзанг, тзу!»
— Проказник! — сказала старуха. — Хорошо, что ты завтра отправишься в райские кущи, ты всегда там набираешься ума! Попей вволю из источника Мудрости и для меня бутылочку налей!
— Обязательно! — сказал Восточный ветер. — Но почему ты запрятала моего брата с Юга в мешок? Выпусти его! Он мне расскажет про птицу Феникс; принцесса райских кущ непременно расспрашивает меня об этой птице, когда я раз в сто лет наношу ей визит. Развяжи мешок, дорогая мамочка, а я за это подарю тебе два кармана свежего зеленого чая, собранного прямо на плантации!
— Ну, за чай, а еще за то, что ты мой любимчик, я развяжу мешок.
И она так и сделала. Из него вылез Южный ветер, правда, со смущенным видом — ведь чужестранный принц все видел.
— Вот тебе пальмовый лист для принцессы! — сказал Южный ветер. — Он такой единственный в мире, мне дала его старая птица Феникс; на нем она клювом нацарапала всю историю своей вековой жизни. Теперь принцесса сама сможет прочитать ее. Я видел, как птица Феникс подожгла свое гнездо и сгорела в нем, точно вдова индуса. Затрещали сухие ветки, и от них пошли дым и аромат. Наконец все было охвачено пламенем, старая птица Феникс превратилась в пепел, но в огне осталось ее раскаленное яйцо. Оно с громким треском лопнуло, и из него вылетела молодая птица Феникс, единственная в мире, она теперь правитель надо всеми птицами земли. Она проклюнула дырочку в пальмовом листе — это ее привет принцессе!
— Пора подкрепиться! — сказала мать ветров, и все они, усевшись, принялись за жареного оленя. Принц сидел рядом с Восточным ветром, и вскоре они уже были на дружеской ноге.
— Скажи мне, — спросил принц, — что это за принцесса, о которой здесь так много говорилось, и где находятся райские кущи?
— Хо, хо! — воскликнул Восточный ветер. — Хочешь попасть туда, лети завтра со мной! Правда, должен признаться, что со времен Адама и Евы в райские кущи не ступала нога человека! Они, верно, знакомы тебе по Библии!
— Разумеется! — ответил принц.
— Когда их изгнали, райские кущи ушли под землю, но там по-прежнему светит солнце, воздух ласкает кожу, повсюду разлита благодать. Теперь это обитель королевы фей. Там есть остров Блаженства, куда не заглядывает смерть, где так прекрасно. Садись мне завтра на спину, и я отнесу тебя туда. Думаю, получится. А сейчас хватит болтать, спать пора!
И они все заснули.
На заре принц проснулся и в страшном замешательстве обнаружил, что уже летит в заоблачных высях. Он сидел на спине Восточного ветра, и тот добросовестно его держал. Они летели на такой высоте, что леса и пашни, реки и моря казались нарисованными на огромной освещенной географической карте.
— Доброе утро! — сказал Восточный ветер. — Вообще-то ты бы мог еще поспать, пока на этих равнинах под нами смотреть особенно не на что. Если только у тебя не возникнет желания посчитать церкви! Они разбросаны, точно меловые точки на зеленой доске.
Зеленой доской он называл пашни и луга.
— С моей стороны было невежливо не попрощаться с твоими матерью и братьями! — сказал принц.
— Ты спал, и это тебя извиняет! — отозвался Восточный ветер, и они полетели еще быстрее. Это было заметно по тому, как шумели под ними кроны деревьев, как вздымались морские волны и как глубоко, точно лебеди на воде, ныряли в них корабли.
Под вечер, когда стемнело, было забавно смотреть на большие города; в них то тут, то там вспыхивали огоньки — точь-в-точь искорки, бегущие по зажженной бумаге, что твои ребятишки, которые во всю прыть мчатся из школы домой. Принц захлопал в ладоши, но Восточный ветер велел ему перестать и покрепче держаться, а то еще свалится и повиснет на каком-нибудь церковном шпиле.
Легко и быстро летел орел в черном лесу, но Восточный ветер несся еще легче. По равнине во весь опор скакал на маленькой лошадке казак, но ему было не угнаться за принцем.
— А вот и Гималаи! — сказал Восточный ветер. — Высочайшие горы в Азии. Скоро доберемся до райских кущ!
Они свернули к югу, и вскоре в воздухе разлились ароматы пряностей и цветов. Повсюду росли дикие финиковые пальмы, гранаты и виноград с синими и красными ягодами. Здесь-то они и опустились и растянулись на нежной траве, в которой цветы кивали головками ветру, словно говоря: «С возвращением!»
— Мы уже в райских кущах? — спросил принц.
— Нет, что ты! — ответил Восточный ветер. — Но скоро туда попадем. Видишь ту скалу и в ней большую пещеру, вход в которую завешан, точно зелеными занавесями, виноградной лозой? Ее-то нам надо пройти насквозь. Закутайся поплотнее в плащ: здесь палит солнце, но один шаг — и настанет лютый холод. У птицы, пролетающей мимо, одно крыло ощущает летнее тепло, а другое — зимнюю стужу.
— Значит, это и есть дорога в райские кущи?
Они вошли в пещеру. Ух, какой лютый мороз, но он держался недолго. Восточный ветер распростер свои крылья, и от них разлился свет, как от яркого пламени. Вот это пещера! Над их головами нависали огромные, самых причудливых форм каменные глыбы, с которых капала вода. Временами проход так сужался, что им приходилось пробираться ползком, а потом своды пещеры опять поднимались на недосягаемую высоту и раздавались в ширину, и тогда создавалось впечатление, что ты под открытым небом. Пещера напоминала усыпальницу с немыми органными трубами и окаменевшими знаменами.
— Мы идем в райские кущи дорогой смерти? — спросил принц, но Восточный ветер, не говоря ни слова, указал вперед; навстречу им струился чудный голубой свет; каменные глыбы над ними постепенно стали исчезать в тумане, который под конец сделался прозрачным, как белое облако в лунном свете. Они вышли на воздух — удивительно мягкий и ласковый, свежий, как в горах, и пропитанный ароматами, как в долине роз.
Там протекала река, по прозрачности не уступавшая воздуху, а в ней плавали рыбы, отливавшие серебром и золотом. В воде резвились пурпурно-красные угри, испускавшие при каждом движении голубые искры; широкие листья водяных лилий переливались всеми цветами радуги, а сами цветы горели желто-красным пламенем, питавшимся водой, как огонь в лампе питается маслом! Перекинутый через реку мраморный мост, такой тонкой и искусной работы, словно он был сделан из кружев и бус, вел на остров Блаженства, где раскинулись райские кущи.
Восточный ветер взял принца на руки и перенес его через мост. Цветы и листья пели красивейшие песни, знакомые принцу с детства, но воспроизвести их изумительное звучание человеческому голосу было не под силу.
А это пальмы или гигантские водяные растения? Таких сочных могучих деревьев принцу еще не приходилось видеть. С них спускались длинные гирлянды удивительных ползучих растений, какие красками и золотом изображают разве что на полях старинных священных книг или в переплетениях виньеток. Тут были редкостные сочетания птиц, цветов и завитушек. На траве невдалеке стояли павлины с распущенными блистающими хвостами! Конечно, павлины! Но нет, потрогав их, принц понял, что это не птицы, а растения: огромные листья щавеля переливались, как хвосты павлинов. Между зелеными изгородями, которые издавали аромат цветов оливы, бегали, словно гибкие кошки, ручные львы и тигры. Дикий лесной голубь, сиявший, словно жемчужина, хлопал львов по гривам, а стоявшая рядом антилопа, вообще-то робкое по натуре животное, кивала головой, точно давая знать, что она тоже не прочь поиграть.
Но вот вышла фея Рая; ее одежды сияли, точно солнце, а лицо светилось той нежностью, какую источает счастливая мать, не нарадующаяся на своего ребенка. За юной красавицей шествовали прелестные девушки со сверкающими звездами в волосах.
Восточный ветер отдал ей исписанный лист птицы Феникс, и глаза ее заблестели от радости. Фея взяла принца за руку и повела в свой замок, стены которого были окрашены в цвета самых чудных тюльпанов, освещенных солнцем, а потолок и вовсе представлял собой громадный лучистый цветок, и чем дольше ты на него смотрел, тем бездоннее казалась его чашечка.
Принц подошел к окну, посмотрел в одно из стекол и увидел Древо познания, змея на нем и стоявших рядом Адама и Еву.
— Разве их не изгнали? — спросил он.
Фея, улыбнувшись, объяснила, что на каждом стекле время оставило свою печать, картину, но не нарисованную, а живую: листья на деревьях шевелились, люди приходили и уходили, все, как бывает с отражениями в зеркале. Он посмотрел в другое стекло и увидел сон Иакова: уходила в небо лестница, и ангелы с большими крыльями то взмывали вверх, то опускались вниз. Да, все, что произошло когда-то в этом мире, жило и двигалось на оконных стеклах; подобную живопись могло оставить лишь время.
Фея, улыбаясь, провела принца в просторный зал с высоким потолком, его стены напоминали прозрачные картины, изображавшие головки, одна прелестнее другой. Это были миллионы блаженных, они улыбались и пели, и их голоса сливались в гармоничную мелодию. Самые верхние были меньше крохотного бутона розы, если изобразить его на бумаге в виде точки. Посреди зала стояло могучее дерево с раскидистыми ветвями; в зелени листвы висели золотые, похожие на апельсины яблоки, большие и маленькие. То было Древо познания, чьих плодов отведали Адам и Ева. С каждого листочка капала алая роса — дерево точно плакало кровавыми слезами.
— Давай сядем в лодку! — сказала фея. — И там, на водном просторе, освежимся напитками! Лодка только покачивается, но не двигается с места, а перед нашими глазами проплывут все страны мира.
Удивительно было смотреть, как мимо движется берег. Вот показались исчезавшие в облаках высокие, покрытые снегом Альпы, поросшие черными елями, раздался жалобный звук рога, а из долины донеслось переливчатое пение пастуха. Вот над лодкой нависли длинные ветви банановых пальм, по воде поплыли угольно-черные лебеди, а на берегу появились редкостные животные и цветы: это была Новая Голландия, пятая часть света; она проплыла мимо, открывая взору далекие голубые горы. Вот послышалось пение жрецов, под звуки барабанов и костяных туб плясали дикари. Проплыли мимо уходившие в облака египетские пирамиды, низверженные колонны и наполовину погребенные в песке сфинксы. Надо льдами Севера полыхало северное сияние, подобного фейерверка никому не повторить. Принц был вне себя от счастья, он ведь видел в сто раз больше того, о чем мы тут рассказываем.
— И я могу остаться здесь навсегда? — спросил он.
— Это зависит от тебя самого! — ответила фея. — Если ты не поддашься соблазну совершить нечто запретное, как Адам, можешь оставаться!
— Я не дотронусь до яблок с Древа познания! — ответил принц. — Здесь тысячи других плодов, намного лучше!
— Испытай себя, и если сил тебе не достанет, лети с Восточным ветром, который принес тебя. Он скоро улетает и вернется сюда не раньше, чем через сто лет. Это время здесь промелькнет для тебя, как сто часов, но это долгий срок для того, кому предстоит не поддаться искусу и не впасть в грех. По вечерам, уходя от тебя, я буду звать: «Иди со мной!» — и стану манить рукой. Но ты не трогайся с места, не следуй за мной, ибо с каждым шагом твое желание будет усиливаться. Ты войдешь в зал, где растет Древо познания, — я сплю под его раскидистой благоухающей кроной. Тебе захочется наклониться надо мной, и я улыбнусь, но если ты поцелуешь меня в губы, райские кущи уйдут глубоко под землю и ты утратишь их навсегда. Резкий ветер пустыни будет сбивать тебя с ног, ледяной дождь мочить твои волосы, горе и беды станут твоим уделом.
— Я остаюсь! — воскликнул принц.
Восточный ветер поцеловал его в лоб и сказал:
— Будь сильным, и тогда мы встретимся здесь через сто лет! Прощай! Прощай!
И он расправил свои могучие крылья. Они сияли, словно зарницы осенью или северное сияние холодной зимой. «Прощай! Прощай!» — неслось от цветов и деревьев. Стаи пеликанов и аистов развевающейся лентой полетели проводить его до границ кущ.
— Скоро начнутся танцы, — сказала фея. — Но под конец, на закате солнца, когда я буду танцевать с тобой, ты увидишь, что я маню тебя рукой, услышишь, как я зову тебя: «Иди со мной!» Не слушай меня! Каждый вечер все сто лет будет повторяться то же самое. Но с каждым разом ты будешь становиться сильнее и в конце концов думать об этом забудешь. Сегодня вечером твое первое испытание. Я тебя предупредила!
Фея повела его в просторный зал, сделанный из белых прозрачных лилий, у которых вместо желтых тычинок были маленькие золотые арфы, — звенели струны, звучали флейты. Прелестные девушки, стройные и легкие, одетые в развевающийся флер, не скрывавший их чудных рук и ног, порхали в танце и пели о том, как прекрасна жизнь, о своем бессмертии и вечно цветущих райских кущах.
Зашло солнце, небо превратилось в сплошное золото, окрасившее лилии в чистые тона красивейших роз. Принц выпил пенистого вина, которое ему поднесли девушки, и почувствовал такое блаженство, какого никогда прежде не испытывал. Он увидел, как раскрылась задняя стена зала, и перед ним предстало ослепительное Древо познания. Оттуда донеслось пение, нежное и ласковое, как голос его матери, который, казалось, пел: «Дитя мое! Мое любимое дитя!»
И тут фея поманила его рукой и ласково позвала: «Иди ко мне! Иди ко мне!» И принц кинулся к ней, забыв свое обещание, забыв в первый же вечер, а она все манила его и улыбалась. Аромат, пряный аромат, разлитый в воздухе, стал насыщеннее, арфы заиграли еще чудеснее, и создавалось такое впечатление, что миллионы головок в зале, где стояло дерево, кивали и пели: «Все надо познать! Человек — хозяин Земли!»
С листьев Древа познания уже не капали кровавые слезы, а сыпались красные мерцающие звездочки — так казалось принцу. «Иди ко мне! Иди ко мне!» — умолял голос, и с каждым его шагом щеки принца пламенели все больше и все сильнее бурлила в нем кровь.
«А что в том такого! — сказал он себе. — Ведь это же не грех, это не может быть грехом! Зачем убегать от красоты и наслаждения? Я хочу только посмотреть на нее спящую! Это ведь не запрещено, а целовать я ее не стану, я сильный, у меня твердый характер!»
Фея сбросила с себя сверкающее одеяние, раздвинула ветви и в одно мгновение скрылась под ними.
— Я еще не согрешил! — сказал принц. — И не сделаю этого.
И он раздвинул ветви. Она уже спала, прекрасная, какой может быть только фея райских кущ. Она улыбнулась во сне, принц склонился над ней и увидел слезинки на ее ресницах.
— Ты плачешь из-за меня? — прошептал он. — Не плачь, моя красавица! Только теперь я понимаю, что такое райское блаженство, оно проникло в мою кровь, в мои мысли, я ощущаю в своем земном теле силу херувима и вечную жизнь. Пусть потом настанет для меня вечная ночь, дороже одной такой минуты нет ничего!
И он поцеловал слезы на ее ресницах, его губы коснулись ее губ.
Тут раздался страшнейший удар грома, какого никто никогда еще не слыхал, и все рухнуло: прекрасная фея и цветущие райские кущи провалились глубоко-глубоко под землю. Принц видел, как они проваливаются в черную ночь, превращаясь в далекую мерцающую звездочку! Смертный холод сковал его члены, глаза закрылись, и он упал замертво.
Ледяной дождь поливал его лицо, резкий ветер трепал волосы, и принц очнулся.
— Что я наделал! — вздохнул он. — Согрешил, как Адам согрешил, и теперь райские кущи ушли глубоко под землю!
Он открыл глаза; в небе еще мерцала звезда; так мерцали ушедшие под землю райские кущи, — то была утренняя звезда.
Принц встал; он находился в том же лесу, у пещеры ветров, а рядом с ним сидела их мать. Лицо ее было искажено от гнева, рука поднята.
— В первый же вечер! — произнесла она. — Так я и думала! Будь ты моим сыном, отправился бы в мешок!
— Он еще туда попадет! — сказала Смерть, крепкая старуха с косой в руке и большими черными крыльями. — Его положат в гроб, но не сейчас. Я только поставлю на нем свою метку и дам ему время побродить по свету, искупить свой грех, исправиться! Но когда-нибудь я явлюсь. Когда он меньше всего будет этого ждать, я уложу его в черный гроб, поставлю гроб себе на голову и полечу к звездам. Там тоже цветут райские кущи, и если он окажется добрым и благочестивым, он сможет войти туда; если же его мысли будут преисполнены злом, а сердце — грехом, гроб с ним низвергнется глубже, чем райские кущи, и лишь один раз в тысячу лет я стану приходить за ним, чтобы он либо погрузился еще глубже, либо остался на звезде, на вон той сияющей звезде!
Примечания
«Райские кущи» (Paradisets Have) — впервые опубликована в 1839 г. во втором выпуске второго тома «Сказок, рассказанных детям» вместе со сказками «Сундук-самолет» и «Аисты». ««Райские кущи» — это одна из сказок, которые я слышал еще в детстве. Она мне очень нравилась, и всякий раз я жалел, когда она кончалась. Мне казалось, что четыре ветра, летающие по белу свету, могли бы рассказать еще больше, а райские кущи могли быть описаны еще лучше. Вот я и попытался теперь сделать это». (См. Bemaerkninger til «Eventyr og historier», s. 386.)
Готтентоты, кафры — названия древнейших обитателей Южной Африки.
Птица Феникс. — Сказочная птица, которая, по преданию, в старости сжигала себя и возрождалось из пепла молодой и обновленной; символ вечного возрождения.
...увидел сон Иакова. — Согласно ветхозаветному преданию, иудейский патриарх Иаков увидел вещий сон: перед ним была лестница до самого неба, и по ней поднимались и спускались ангелы бога Яхве. Бог предрек Иакову обилие потомства и обещал свое покровительство (Бытие 28, 12—19).
Новая Голландия — первое название Австралии, открытой в 1606 г. голландцем В. Янсоном.
Утренняя звезда — старинное название планеты Венера.