I
Сейчас земля содрогнется! — объявил крот. — Гляньте, как я умею! — И он плюхнулся прямиком на кучку рыхлой земли, которую сам же и нагреб.
А был это Кротовый Король, да-да, самый настоящий король, причем наследственный.
— Вот как я устроился! — сказал он. — Можно встать, можно и спуститься. Но сидеть-то мне так хорошо, так удобно!
И он не сдвинулся с места, потому что был ленивый и вялый, иначе говоря флегматичный, сидел себе и жмурился, так как вышел из темноты, а почему вышел, сам не знал.
— Ух, как здесь ветрено! Хорошо, что я в шубке, но все равно могу простудиться и, чего доброго, умереть... так уж оно заведено! — рассуждал он, однако встать не встал.
Плюх-шлеп, послышалось неподалеку, и тотчас взору предстал старый господин в длинном просторном одеянии, которое насквозь было пропитано водой, но на ветру быстро высыхало. Шляпу старика обвивала траурная повязка, свисавшая чуть не до земли, а лицо видом своим вызывало удивление — очень уж походило на рыбье! И не просто походило, вправду было рыбьим, как и полагается старому Сельдевому Королю. Он вел за руку маленькую дочку, тоже с траурной повязкой на голове. Оба только что поднялись из морских глубин, а поскольку Крот оказался первым живым существом, которое попалось им навстречу, они спросили у него дорогу в город.
Крот видел очень плохо, вернее сказать, не видел вовсе, потому и хотел спросить, кто такие эти незнакомцы, однако не спросил, ведь, как уже упомянуто, он был флегматиком. Но Сельдевый Король, будучи в трауре и отличаясь чрезмерной мечтательностью, решил, что Крот тоже в трауре, и сам назвал свое имя и сан. Вместе со всем своим двором и всем своим народом он без конца странствовал — то у одних берегов, то у других, на земле это зовут кочевой жизнью, — однако ничто его не радовало, ведь он овдовел, остался с маленькой Сельдевой Принцессой на руках, которую как-никак надо воспитывать. Ради принцессы, взяв ее с собою, он и выбрался на сушу: вдруг удастся сыскать подлинно хорошую гувернантку, на морском-то дне подходящей не нашлось. И Сельдевый Король заплакал соленой морской водой, и маленькая Сельдевая Принцесса тоже заплакала, а Крот сидел себе да слушал, ведь так удобнее всего.
Тут, откуда ни возьмись, прилетел редкостной красоты мотылек; едва коснувшись земли, он оказался в точности похож на человека, не меньше, чем знакомые нам короли — Кротовый и Сельдевый. И крылья его были вовсе не крылья, а прелестнейший плащ-крылатка из шотландской шерсти, развевавшийся на ветру, — Король Мотыльков явился сюда собственной персоной.
— Да-с, я намерен хорошенько позабавиться! — пропел он. — Целоваться-обниматься! Оп-ля, тра-ля-ля!
Кто-кто, а он умел веселиться, умел сказать тюльпанам да розам не просто «здравствуйте» и «прощайте», он владел даром красноречия, даже Крот заслушался, а Сельдевый Король поневоле разрыдался, сам-то он красноречием не обладал.
Король Мотыльков тотчас смекнул, кто его собеседники, и, обращаясь к ним, называл каждого братцем, потому что, как он сказал, особы королевской крови, даже исповедующие разную веру, состоят меж собою в родстве.
— Я живу в воздухе, и натура у меня, как говорят ученые, сангвиническая, то бишь наполовину влажная, наполовину сухая, самая что ни на есть сообразная этому миру. У вас, ваше морское величество Сельдевый Король, темперамент иной, меланхолический, но я никак не ставлю вам это в укор, недаром же вы всегда находитесь в водной стихии. Братец Земляной Король, — так он назвал Крота, — страдает от загустения телесной мокроты, иначе от флегмы. Она перешла ему в кровь и характер, а причиной тому сидячий образ жизни и вечная тьма под землей. Пойдемте-ка со мною, уж я расшевелю вас обоих, вам это пойдет на пользу, и малышку с собой возьмите, пусть посмотрит, каков мир, ни одна гувернантка не научит ее лучше!
Однако старый Сельдевый Король разрыдался пуще прежнего, оттого что нервничал, а Кротовый Король только глазами хлопал — ни на что другое охоты не было.
— Ладно, коли так, надо кликнуть четвертого братца! Он у нас холерик, пылкий, огневой. Если и он не сумеет расшевелить-разогреть, то ничего хорошего не жди.
Король Мотыльков достал зажигательное зеркальце, чтобы поймать солнечный луч и послать его за братцем, но напрасно — солнце-то не светило. Тогда он вынул из кармана огниво, сталь ударила по кремню — раз-два! — брызнули искры, и одним пыхом возникло перед ними алое пламя — братец Король Огонь. По правде говоря, повелителем всего огня он не был, хотя имел над ним достаточно власти, как Сельдевый Король — над морем, Крот — над землей, а Король Мотыльков — над воздухом. Всего лишь блуждающий Дух Огня, Огневик, он зато умел вспыхивать сам собою, а это качество заслуживало премногого уважения. Прибытие его сопровождалось изрядным треском, и шел треск у него изнутри.
— Химия! — воскликнул он, потому что до тонкости знал, из чего слагаются и он сам, и окружающий мир, как должно соединяться частям и как не должно. — В химии я разбираюсь и себя знаю, известно мне, откуда я прихожу и куда ухожу, — все дело в пылкости темперамента! Мы четверо — одна семья, близкие родичи, я — тот, кто соединяет, прихожу из земли, парю над водой, из них-то обеих и состоит болото. Воздух, ветер зажигает мой огонек, я горю и танцую и все же сам себе хозяин! Я — Король Огня в малом, пых-пых! Весь мир — пыл и порыв! пыл и порыв!
И он принялся скакать среди них, пробежал по груди Сельдевого Короля, перепрыгнул на голову Крота — увы, толку чуть. Тогда Огневик предложил им обменяться кольцами, ведь тем самым каждый получит малую толику натуры другого, и все придет в равновесие. Крот получил пылающее кольцо Огневика и оживился, сам же Огневик немного успокоился. Король Мотыльков, сангвиник, обменялся кольцом с меланхолическим Сельдевым Королем, которому это в особенности помогло. Потом они решили сообща наведаться в город.
— Один-то разок не грех и повеселиться, — сказал Крот.
— Пойдемте вчетвером на поиски приключений! — беспечно воскликнул Король Мотыльков.
Огневик всегда вмиг загорался, а Сельдевый Король надеялся-таки подыскать хорошую гувернантку для маленькой принцессы.
— Выдам-ка я себя за водолаза! — решил он. — И в стихии своей останусь, и не проговорюсь!
— Ну а я представлюсь продавцом серных спичек, — сказал Огневик, — даром, что ли, разбираюсь в химии и тому подобных штуках!
— А я назовусь воздухоплавателем, летуном на воздушных шарах, — объявил Король Мотыльков.
— Но кем же сказаться мне? — спросил Крот.
— Будь в здешнем краю рудники, вы могли бы назваться рудокопом, но их тут нет, а в должности смотрителя погребов недостает глубины.
— Пусть он будет странствующим рудокопом, — предложил Сельдевый Король.
— А что, хорошая мысль! — согласился Крот, который не любил многословия. — Буду странствующим рудокопом.
— Как придем в город, — сказал Сельдевый Король, — перво-наперво навестим цирюльника, надо соскоблить чешую! — Он имел в виду бороду; остальные возражать не стали, и все вместе они зашагали в город, к цирюльнику.
II. Цирюльня
Древние греки, которых школьники по сей день прилежно изучают на уроках, обыкновенно прогуливались под аркадами на площади и беседовали о том о сем — о событиях на суше и на море, о происшествиях по соседству. Мы же, напротив, идем в кондитерскую или к цирюльнику — там-то и есть наша площадь. Ходят туда все сословия — священник и мясник, крестьянин и камер-юнкер, конечно, когда цирюльня изысканная, а эта была как раз из таких; впрочем, намыливали всех одинаково, только благородным господам давали чистые полотенца, тем же, кто попроще, — грязноватые, ведь, хотя цена для всех одна, умеючи можно провести различия. Тут и газеты разложены, иные люди часами читают, и надобно знать, что им любопытно. В цирюльне тепло, посетителей много.
Знаете ли, что все говорят? Я сам слышал: цирюльня — это живая газета.
Будет поучительно заметить, что...
Примечания
[Темпераменты] ([Temperamenter]) — впервые опубликована в 1967 г. в 5-м томе «Сказок Х.К. Андерсена». (Н.С. Andersens Eventyr. Kritisk udg. ved Erik Dal og Erling Nielsen. Bd. 1—5.)