Мы выехали наконец из лесу и увидели впереди город, окутанный густым дымом, таковыми предстают многие английские фабричные города, но здесь дым был зеленоватым, то был город Фалун. Дорога вела вниз между большими холмами, образовавшимися из шлака, который выгребли из плавильных печей и который напоминает собою потухшую, застывшую лаву; не видно было ни единого ростка, ни одна травинка не пробивалась на обочине, не пролетела ни одна птица, воздух, как и среди кратеров Сольфатары*, был пропитан резким запахом серы. Медная крыша церкви отливала зеленью; открылись длинные, прямые улицы, объятые тишиной, словно в этих темных деревянных домах залегли зараза и хворь, а жители боялись выйти наружу; но зараза и хворь пристают здесь к единицам. Когда на шведской стороне свирепствовала чума, богатые и власть имущие искали прибежища именно здесь, в Фалуне, где насыщенный серой воздух был единственно здоровым. Охряно-желтый поток бежит ручьем меж домами, кои приобрели особый оттенок от дыма, подымающегося из рудников и плавильных печей, медный дым проник даже в церковь: стройные церковные колонны от него потемнели. Когда мы приехали, неожиданно разразилась гроза; но это громыханье и молнии как нельзя лучше подходят к городу Фалуну, который расположился будто на краю кратера.
Мы отправились на медный рудник, что дал название всему округу — «Большая медная гора»; его богатства, по преданию, были обнаружены, когда два козла, бодаючись, ударили оземь рогами, и те окрасились медною рудой. Шли мы туда сперва по пустынной охряно-красной улице, а потом между нагромождений шлака и каменных обломков, выросших в целые валы и угоры. В плавильных печах из-под голубовато-зеленого дыма вырывались зеленые, желтые и красные языки пламени; полуголые чумазые люди ворочали раскаленные огненные массы, да так, что только брызгали искры. Мне вспомнился шиллеровский «Путь в плавильню»**. От накиданного грудами шлака, где снизу так и пышал огонь, валил густой серный дым; ветер гнал его через дорогу, по которой мы проходили. В дыму — и дымом прокопченные — стоят строение за строением, но только почему-то вразброску; а кругом, словно незавершенные укрепления, тянутся кучи земли и камня. Там сооружены леса и длинные, резко обрывающиеся мостки. Вращались большие колеса, длинные канаты и железные цепи пребывали в постоянном движении. А перед нами зияла огромная пропасть, называемая Великой выемкой; прежде она состояла из трех частей, но все обрушилось; нынче эта гигантская впадина походит на просторную долину; многочисленные отверстия внизу, ведущие в шахты, напоминают отсюда, сверху, черные гнезда-норки земляной ласточки на глинистых кручах. Внизу стояли две-три деревянных хижины. На дне впадины показалось несколько посетителей в горняцких костюмах во главе с провожатым, у каждого в руке горела сосновая лучина, и вот они уже снова нырнули в одно из черных отверстий. В темных деревянных домах, около которых вращались большие водяные колеса, из головокружительной пропасти, из узких глубоких колодцев начали появляться рабочие; обутые в деревянные башмаки, они стояли по двое на краю бадьи, которая была подвешена на крепких железных цепях и которую вытягивали теперь наверх. Напевая и раскачивая бадью во все стороны, они превесело подымались. Привычка делает смелым. Нам рассказали, что нередко во время подъема какой-нибудь из них, озорства ради, выходил из бадьи и усаживался средь камней на краю нависшей скалы, между тем как глубоко внизу гремели взрывы, отчего все кругом содрогалось и рядом срывались камни; а когда смельчака предостерегали, он привычно отшучивался: «Так я ж покамест ни разу еще не убился насмерть!»
В отдельных шахтах спуск производится при помощи устройства, состоящего из двух установленных рядом железных лестниц, которые попеременно движутся вверх и вниз, так что, шагнув на восходящую ступеньку слева, а затем перейдя на такую же справа, ты будешь все время подыматься наверх; спускаясь же по нисходящим ступенькам, ты в конце концов попадешь на самое дно. Нам сказали, что это очень легко, нужно только поживее перешагивать, чтобы не зажало и не раздробило ногу, а еще надо помнить, что здесь нет перил, и сбоку пропасть, в которую можно рухнуть... Самая глубокая шахта имеет по вертикали протяженность более ста девяноста саженей; а впрочем, сказали нам, здесь совсем неопасно, нельзя только падать в обморок и нельзя бояться. С горящим факелом вниз спустился один из штейгеров, пламя осветило темную горную стену и мало-помалу превратилось в слабое сияние, которое вскоре исчезло. Нам рассказали, как за несколько дней до нас сюда пробрались пятеро не то шестеро школьников и стали забавляться тем, что в кромешной тьме переходили со ступеньки на ступеньку по этим будто ожившим лестницам; под конец они уже не различали, где верх, а где низ, и принялись кричать и звать на помощь; на сей раз они отделались счастливо.
Возле одного из отверстий пошире, прозванного «Толстым Мадсом», есть богатые залежи медной руды, еще не тронутые; наверху большое здание; здесь в 1719 году в пропасти нашли тело молодого горняка, казалось, он упал туда в тот же самый день, настолько он не изменился, однако же никто его не признал; тут вышла вперед старая женщина и разрыдалась; умерший был ее жених, пропавший сорок девять лет тому назад; она стояла сморщенная и состарившаяся, а он был такой же молодой, каким она его видела в последний раз1.
Мы направились к «Теплице», как зовется место, где выращивают купорос. Подобно длинным кускам травяно-зеленого сахара нарос он на длинные прутья, поставленные стоймя в кипящую воду. Пар был неимоверно едок, воздух здесь обкладывал язык, ты шел, словно бы держа во рту ложку, покрытую медной «ржавчиной». Выйдя оттуда и вновь очутившись в разжиженном медном дыму под открытым небом, мы воистину освежились.
Насколько эта, рудничная, окрестность города насыщена испарениями, выжжена и лишена растительности, настолько свежо и зелено и обильно на другом конце Фалуна; высокие густолистые деревья близко подступают к крайним домам. Ты сразу же оказываешься в свежем еловом и березовом лесу, что примыкает к озеру и тянется до синеющих вдалеке горных вершин возле Сетера. Тамошние жители поведали бы тебе об Энгельбректе и его доблестных далекарлийцах, о невероятных странствиях Густава Васы и показали бы памятные места. Но мы останемся здесь, в этом окутанном дымом городе, с темными домами его тихих улиц. Была уже почти полночь, а мы все еще бродили по нему и забрели на площадь. В одном доме справляли свадьбу, и под окнами собралась большая толпа, впереди стояли женщины, несколько отступя — мужчины. По старому шведскому обычаю они выкликали невесту и жениха, и те вышли, им ничего более не оставалось; по обе стороны стали невестины подружки со свечами в руках. То была целая картина: невеста с потупленными глазами, улыбающийся жених и юные подружки невесты со смеющимися лицами, а народ говорил: «Повернитесь-ка маленько! а теперь спиной! а теперь лицом! Жених, а ну-ка перевернись, невеста, а ну-ка поближе!» И новобрачные поворачивались, и замечаний хватало; правда, то было к похвале и чести, но так оно не всегда; бывает, что для молодых настает мучительный, ужасный час; если они не угодят публике, или же публика не одобряет партию либо имеет что-то против самих молодых, то они об этом узнают; и, пожалуй, услышат вдобавок какую-нибудь грубую шутку, которая вызовет общий хохот. Нам рассказали, что даже в Стокгольме несколько лет назад в низших классах еще держались этого обычая; и когда жених с невестой, дабы избежать такого показа и смотра, уезжали прочь, толпа их останавливала, обе дверцы кареты распахивались, после чего публика делала через нее променад, — люди желали видеть невесту и жениха, это было их право.
Здесь в Фалуне показ прошел весело. Молодые улыбались, невестины подружки тоже, а собравшиеся смеялись и кричали «ура!»; на противоположной стороне площади и в прилегающих улицах было пусто, и царила мертвая тишина. Вечерняя заря сияла еще, она перешла в утреннюю, была самая середина лета.
Примечания
*. Сольфатара — вулкан близ Неаполя.
**. ...«Путь в плавильню»... — баллада Ф. Шиллера, написанная в 1797 г.
1. В другом руднике в 1635 году нашли мертвеца, имевшего свежий вид, он походил чуть ли не на спящего, но одежда и старые монеты, при нем найденные, свидетельствовали, что он погиб здесь двести лет тому назад. (Прим. автора)
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |