«В 1805 году в городе Оденсе в бедной каморке проживала молодая чета — муж и жена, бесконечно любившие друг друга. Это был молодой 22-летний башмачник, богато одаренная поэтическая натура, и его жена несколькими годами старше, не знавшая ни жизни, ни света, но с редким сердцем. Муж только недавно вышел в мастера и собственными руками сколотил всю обстановку своей мастерской и брачную кровать.
На эту кровать пошел деревянный помост, на котором незадолго перед тем стоял во время печальной церемонии гроб с останками графа Трампе. Уцелевшие на досках кровати полосы черного сукна еще напоминали о прежнем их назначении, но вместо графского тела, окутанного крепом и окруженного горящими свечами в подсвечниках, на этой постели лежал 2 апреля 1805 года живой плачущий ребенок, я — Ханс Кристиан Андерсен».«Сказка моей жизни»
Ханс Кристиан Андерсен родился 2 апреля 1805 года, через два месяца после свадьбы родителей. В «Сказке моей жизни» писатель красочно описал день, когда впервые увидел мир. При чтении этого рассказа создается впечатление, что он родился в том же доме, в котором провел детство. Однако это не так. Неизвестно, где именно родился Андерсен, и сам он этого тоже не знал. В домике, где, согласно легенде, родился Андерсен — впоследствии к нему пристроили здание главного, посвященного ему музея, и теперь весь этот комплекс называется «Домом Андерсена», — жили какое-то время, по некоторым сведениям, только дальние родственники его отца и некоторое время до 1804 года его бабушка по материнской линии. Посетив Оденсе 6 декабря 1867 года, когда его торжественно чествовали как почетного гражданина города, Андерсен этот дом своим родным не признал. В метрике о его рождении есть приписка, указывающая, что он родился именно здесь, но она, как было выявлено, сделана не 2 апреля 1805 года, а добавлена позже.
В настоящее время известно, что родители Андерсена, поженившись 2 февраля, не могли поселиться вместе ранее начала следующего, 1806 года. Несколько месяцев они прожили на улице Хольседоре, неподалеку от Клингенберг, затем около года на Кларегаде, в нескольких шагах от Хольседоре, и только в мае 1807 года обосновались в конце улицы Клингенберг, в той ее части, которая сейчас носит название Мюнкемёллестрэде и выходит прямо к реке. Там до сих пор сохранился скромный деревянный домик с маленьким садом. Именно этот дом Ханс Кристиан описывает как свой родной во всех своих воспоминаниях, и здесь он жил с родителями 12 лет до своего отъезда в Копенгаген. В доме в то время проживало несколько семей, известно, что в 1806 году их было не меньше шести, поэтому ясно, что семейство сапожника занимало не больше одной комнаты. Это та самая комната, которая так красиво описана в «Сказке моей жизни»: «Детство мое прошло в одной-единственной комнатке, почти целиком заставленной сапожным верстаком, кроватью и раздвижной скамьей, на которой я спал, зато стены были увешаны картинами, на комоде стояли красивые чашки, стаканы и безделушки, а над верстаком, у окна, висела полка с книгами и нотами. В маленькой кухне над буфетом висела металлическая скоба, полная тарелок, тесное помещение казалось мне большим и роскошным, одна только дверь с намалеванным на ней пейзажем в то время была для меня столь же значительной, как теперь целая картинная галерея!.. Из кухни вела лестница на чердак, где в водосточном желобе между нашим и соседним домом стоял ящик с землей, в котором росли лук и петрушка, это был весь огород моей матери; он до сих пор цветет в моей сказке "Снежная королева"».
Какими бы разными ни были супруги, они хорошо уживались, и Ханс Кристиан не замечал никаких серьезных супружеских конфликтов, по крайней мере в первые годы. Отец любил своего сынишку, гулял с ним в лесу, мастерил для него кукольный театр и другие игрушки, а по вечерам читал вслух Хольберга, Лафонтена и сказки «Тысячи и одной ночи». Круг знакомств у семьи Андерсенов был невелик, писатель вспоминает только об одном походе в гости. Он был еще совсем маленьким, когда его как-то вечером взяли на семейный праздник к привратнику каторжной тюрьмы в Оденсе. Мальчик часто стоял перед этим таинственным зданием и с любопытством, смешанным со страхом, слушал, как заключенные — мужчины и женщины — поют за стенами в такт работе. Теперь он прошел через тяжелые, окованные железом ворота, которые заперли за ними. Он услышал звон тяжелых ключей, поднялся по крутой лестнице. За столом им прислуживали двое заключенных. Мальчик был так напуган, что не мог проглотить ни куска, но все же испытывал наслаждение от разбойничьей атмосферы тюрьмы. Понятно, что такое событие оставило глубокий след в памяти впечатлительного ребенка.
Иногда осенью Ханс Кристиан ходил с матерью и другими бедняками на поля близ Оденсе собирать колосья, оставшиеся после уборки урожая. Однажды им встретился там управляющий, известный своим дурным нравом. Он приближался с огромным кнутом; все бросились бежать, но мальчик не успевал за другими, и управляющий схватил его. Он уже поднял кнут, но Ханс посмотрел ему в глаза и сказал: «Как вы смеете бить меня, ведь бог может увидеть!» Управляющий сразу смягчился, погладил мальчика по щеке, спросил, как его зовут, и дал ему монетку. Когда мальчик показал деньги матери, она сказала, обращаясь к окружающим: «Удивительный ребенок мой Ханс Кристиан! Все его любят, и даже этот негодяй дал ему денег!»
В гости к Андерсенам часто приходила бабка с отцовской стороны; полоумный дед, вероятно, ни разу их не посетил. В своих воспоминаниях писатель описывал свою бабушку как тихую, очень обаятельную, с добрыми голубыми глазами и изящной фигурой, которую все любили. В зрелом возрасте Андерсен рассказывал, что бабка была честолюбива, тщеславна и не раз возвращалась к фантастическим историям о бабушке из Касселя. Но она искренне любила внука, и именно ей Андерсен обязан некоторыми яркими впечатлениями своего детства. Она часто бывала во францисканской больнице, в которой за небольшую плату ухаживала за садом привратника.
В бывшем монастыре францисканцев была больница с отделением для душевнобольных и заведением для престарелых женщин, в котором впоследствии, по-видимому, провела последние годы жизни мать Андерсена. Мальчик часто ходил туда с бабушкой и там, в прядильне, слышал от старух народные предания и сказки. С любопытством и ужасом слушал он также странные песни и разговоры душевнобольных и даже отваживался, если сторож был рядом, пройти по длинному коридору, где находились камеры буйных больных. Как-то сторож на минуту оставил его одного, и мальчик через щелку под дверью заглянул в камеру, где сидела обнаженная черноволосая женщина и пела. Внезапно она вскочила, с криком бросилась к двери, распахнула окошечко, через которое подавалась еда, и потянулась к нему; кончиками пальцев она дотронулась до его одежды. Когда вернулся сторож, мальчик был ни жив ни мертв от страха.
Одним из самых ярких событий детства будущего писателя стало появление в городе испанских солдат. Оно относится к 1808 году, когда Дания заключила союз с Наполеоном. Андерсену было всего три года, но в зрелом возрасте он ясно помнил смуглолицых солдат, которые шумели на улицах, стреляли на площади из пушек и служили обедни на дорогах и в полях. Один из чужаков как-то взял мальчика на руки, танцуя и плача одновременно: наверное, у него самого были дети в Испании, добавляет писатель.
По словам Андерсена, в детстве «его баловали несусветно», с семи лет родители брали его с собой в театр, хотя ходили в него нечасто. Впервые Андерсен попал в театр на комедию Хольберга «Лудильщик-политикан» в водевильной переработке какого-то немца. Правда, первое, что сказал мальчик, войдя в зрительный зал и увидев множество народу, были весьма прозаические слова: «Было бы у нас столько бочонков масла, сколько здесь людей, — вот бы я наелся!» Особенно сильное впечатление на мальчика произвел исполнявшийся на немецком языке романтический музыкальный спектакль Фердинанда Кауэра «Дева Дуная», который он посмотрел, по-видимому, в первой половине 1813 года. Потом дома Андерсен, сочинив несколько сцен для этого спектакля на выдуманном им языке (запомнить его на немецком, которого не знал, он не мог), «набрасывал матушкин передник на плечи и представлял себя то рыцарем Альбрехтом, то плывущей по реке на скамеечке дунайской девой». Поскольку денег на билеты в театр у мальчика не было, он подружился с расклейщиком афиш и помогал ему в работе, за что тот дарил ему один экземпляр. По этой афише мальчик «разыгрывал в уме спектакль, который придумывал, отталкиваясь от названия пьесы и списка действующих лиц. Так, сам того не понимая, — писал он в "Моей жизни как сказке без вымысла", — я впервые приступил к творчеству».
«Сказка моей жизни» создает впечатление, что его детство было счастливым. Хотя родители едва сводили концы с концами, он получал все, что ему было нужно, и был, как ему тогда казалось, роскошно одет — в отцовские обноски, перешитые по его росту. Родители любили друг друга и своего сына. Но эта идиллия продолжалась не так уж долго. В своих мемуарах Андерсен пишет, что его отец примерно в 1813 году записался добровольцем в Королевский полк в надежде сражаться за своего любимого героя Наполеона и, возможно, вернуться домой лейтенантом. Это звучит очень вполне правдоподобно, особенно если учесть стремление Ханса Андерсена подняться в обществе, но все же есть и основания для сомнений. Новейшие исследования показали, что отец был связан с армией значительно раньше. Сейчас известно, что еще в 1806 году он стал трубачом в Гражданском ополчении города Оденсе и что он не записывался в 1813 году добровольцем, а еще в 1812 году пошел в рекруты вместо другого человека, который хотел избежать военной службы.
Однако отец уехал не сразу. Только в сентябре 1813 года его батальон отправился в Голштинию, но так и не побывал в бою. В январе 1814 года было заключено перемирие, и Ханс Андерсен вернулся домой, не получив от своих военных приключений ничего, кроме пошатнувшегося здоровья. Надломленный, он прожил еще два года и умер 26 апреля 1816 года, вскоре после того, как сыну исполнилось одиннадцать лет. «Его унесла ледяная дева», — печально сказала мать, и мальчик вспомнил, как недавно зимой замерзли окна и отец показал ему узор на стекле, похожий на деву с протянутыми руками. «Она хочет забрать меня», — сказал он тогда в шутку. Теперь шутка стала безжалостной правдой.
Матери пришлось одной заботиться о доме. Тогда же общий экономический кризис в Дании принес в дом нужду; мать оказалась среди бедняков, которые в то время получали «добавочный каравай» от общины. Ей приходилось нелегко, и она добывала на пропитание, в частности, стиркой белья в реке Оденсе — это был тяжелый труд, со временем мать все чаще стала искать утешения в алкоголе. Сын, по-видимому, был предоставлен самому себе. Он играл игрушками, которые ему сделал отец, особенно с кукольным театром, шил для кукол костюмы и читал или сидел в маленьком садике под тентом, сделанным из материнского передника, который был с одной стороны привязан к стене дома, с другой — к метле, и разглядывал единственный куст крыжовника, следя, как постепенно разворачиваются и растут листья.
В пятилетнем возрасте Ханс Кристиан научился немного писать и читать у старой учительницы, которая вела «Школу для маленьких мальчиков», но ходил к ней не долго, потому что однажды она вопреки решительному договору с матерью мальчика выпорола его розгой, и он немедленно ушел домой, после чего его отдали в маленькую школу для еврейских детей, находившуюся немного подальше на Мюнкемёллестрэде. В 1811 году школа закрылась, и тогда Андерсен, вероятно, попал в школу для бедных, помещавшуюся на Овергаде, то есть на главной улице города. Здесь он научился элементарным предметам: чтению, письму, счету, кроме того, в школе преподавали религию, логику и немного естественную историю и историю Дании. Он был довольно способным, быстро учил наизусть, и ему никогда не приходилось готовить уроки, чем мать громко хвасталась перед соседями.
Среди товарищей он выглядел необычно. Он часами сидел, погруженный в мечты, и несколько раз пытался вовлечь других ребят в свои необыкновенные фантазии, но скоро оставил эту затею, потому что они называли его полоумным, «дурачком, вроде дедушки». Поэтому он держался подальше от других и не принимал участия в их играх. Но в общем он ладил с ребятами, никогда ни с кем не дрался, и учитель его очень любил. О том, долго ли он проучился в этой школе, никаких сведений, кроме очень кратких и туманных, сообщенных Андерсеном в автобиографии, не осталось. Мать устроила его на работу в суконную мастерскую, где он развлекал других подмастерьев пением импровизируемых на ходу песен и пересказом комедий Хольберга и пьес Шекспира. Это позволяло ему отлынивать от работы, но скоро закончилось грубым подшучиванием подростков, решивших проверить, а не девочка ли он на самом деле. Андерсен в слезах вырвался от них и убежал домой, после чего мать его из мастерской забрала. Затем она устроила сына на табачную фабрику, и там история повторилась: мальчик снова стал развлекать работавших с ним учеников-подмастерьев, однако вскоре он заболел, и мать забрала его и с этой работы.
К этому времени он стал высоким и долговязым, у него были пышные светлые волосы, и выглядел он довольно своеобразно со своим длинным носом и маленькими глазами; ходил в сером сюртуке, деревянных башмаках и без шапки. Он производил впечатление человека смешного, но обаятельного и к тому же отличался наивной и открытой назойливостью, которая постепенно обеспечила ему важные знакомства, даже в среде зажиточных горожан. Он страстно любил читать и стоило ему услышать, что у кого-то есть книги, как он искал встречи с этим человеком. Людей заставала врасплох его наивная открытость, и скоро он начал постоянно брать книги у многих пожилых дам на Мюнкемёллестрэде, в частности у фру Бункефлод, вдовы известного в то время поэта и священника.
Вскоре необычный подросток Ханс Кристиан стал хорошо известен в городе как своим прекрасным голосом, так и декламацией произведений Хольберга. Он выступал у аптекаря Андерсена, у епископа Плума, где на него обратил внимание полковник Хёг-Гульдберг — сын известного со времен детства Фредерика VI политика. Вскоре Андерсен достиг вершины, которой только и можно было достичь в Оденсе, — губернатора Оденсе принца Кристиана, жившего в Замке. Его мать получала там работу, он сопровождал ее и играл в парке, в частности, с маленьким принцем Фрицем, будущим Фредериком VII, который был на несколько лет младше Ханса. Вскоре сам принц Кристиан проявил к нему интерес. Он выразил желание увидеть мальчика, и, когда Андерсена должны были представить, ему посоветовали, если принц спросит, чего бы ему хотелось, ответить, что хочет учиться.
Во время встречи Андерсен разыграл пару сцен из Хольберга и спел несколько песен, а когда принц спросил, есть ли у него тяга к театру, Андерсен ответил утвердительно, и добавил, что ему посоветовали сказать, что он хочет учиться. Однако принц напомнил ему, что он родом из бедной семьи и потому ему стоит выучиться хорошему ремеслу, например токаря. «Если вы что-нибудь решите, сообщите мне, я о вас позабочусь», — сказал он и на том закончил аудиенцию. Ни тот, ни другой не знали, что встретятся еще раз при совсем иных обстоятельствах, когда принц Кристиан станет королем Дании Кристианом VIII, а бедный мальчик всемирно известным писателем, и что маленький принц Фриц, став королем Фредериком VII, будет принимать своего прежнего товарища по играм в качестве почетного гостя.
Андерсена ничуть не устраивала перспектива стать токарем. Он продолжал играть и прежде всего читать: Библию, Хольберга, драмы Шекспира, комическую пародийную трагедию норвежско-датского драматурга Йохана Хермана Весселя «Любовь без чулок», романы и многое другое. Вскоре мальчик сам начал сочинять. Он написал два стихотворения: «Мункемосе» (о заливном луге неподалеку от Оденсе) и «Облака» (тексты обоих не сохранились). Вдохновленный, по-видимому, Шекспиром, юноша решил сочинить свою собственную трагедию, положив в ее основу интригу известной народной баллады. В своих автобиографических заметках он подробно описал ее сюжет:
«Сюжетной основой послужила мне старая баллада "Пирам и Фисба", а назвал я пьесу "Абор и Эльвира", правда, соседка, которой я ее прочитал, сказала, что ей лучше подошло бы название "Окунь [имя Абор созвучно слову aborre — окунь (дат.).] и треска", чем меня немало обидела, но матушка утешила меня, сказав, что соседка поступила так из зависти, ведь не ее сын написал эту пьесу. В начале драмы Эльвира приходит на свидание со своим Абором, но, не дождавшись его, вешает на изгородь жемчужное ожерелье в знак того, что была здесь, а сама отправляется на прогулку в лес. Тут на месте встречи появляется Абор и, думая, что Эльвиру сожрали дикие звери, лишает себя жизни. Сюда же возвращается Эльвира, которой полагалось бы умереть от горя, но, поскольку текст пьесы к этому моменту едва заполнил половину страницы, я подключил к делу отшельника, сообщающего девушке, что его сын увидел ее в лесу и влюбился в нее без памяти. Чтобы слова его могли растрогать Эльвиру, да и за неимением лучшего, я вложил в его уста библейские цитаты, взятые из учебника. Появившийся вскоре сын отшельника убивает себя из-за неразделенной любви, Эльвира следует его примеру, а старик, воскликнув:
Смерти не миную —
Во всех членах чую! —
тоже падает бездыханным. Пьеса мне самому ужасно нравилась, и я читал ее всем, кого только мог уговорить меня послушать».
В июле 1818 года мать вышла замуж во второй раз, снова за подмастерье-сапожника и опять за человека младше ее — на 12 лет. Отчим, человек с ровным и спокойным характером, не имел желания вмешиваться в воспитание пасынка. «Он оставил меня в покое, так что я мог делать все, что мне заблагорассудится». Материальное положение семьи заметно улучшилось, но Ханс Кристиан перестал с тех пор быть единственным объектом внимания матери, что, наверное, не могло не сказаться на его решении покинуть в 1819 году родной дом.
По-прежнему открытым оставался вопрос о будущем Ханса Кристиана. Бедняки не могли позволить такому большому парню болтаться без дела, но что могло из него выйти? Мать считала, что из него получится портной, потому что для всего другого он слишком тщедушен, отчим вообще воздерживался от какого бы то ни было мнения, старая бабушка полагала, что ему стоит поступить писарем в контору — в этом все же было что-то благородное.
Между тем приближалась пора конфирмации, церемонии первого причастия, пройдя через которую, молодой человек становился самостоятельным и отвечающим за свои поступки. Молодежь в Оденсе готовились к конфирмации либо у окружного пробста (старшего священника), либо у капеллана. К пробсту записывались отпрыски состоятельных семейств и гимназисты, к капеллану — дети бедняков. Андерсен записался к пробсту, который неохотно, но все же принял его в круг воспитанников. Сам же Андерсен, как он объяснял, хотел лишь избавиться от издевательств со стороны детей бедняков. Кроме того, он хотел сблизиться с гимназистами, потому что считал их лучше тех, кто ходил в обычную школу. «Когда они играли в церковном дворе, я стоял снаружи за решеткой и смотрел на них, изнывая от желания стать таким же счастливчиком, как они, — но не из-за того, что они играли так весело, а из-за их книг и будущего. У окружного пробста я мог бы стать таким же, я мог бы к ним приобщиться». Но ни с кем из гимназистов ему подружиться не удалось. Только одна девочка Лаура Тёндер-Лунд, считавшаяся среди готовившихся к причастию самой аристократичной — она была дочерью статского советника, — тепло и дружески к нему отнеслась и, по словам Андерсена, однажды подарила ему розу. «О, тогда, я помню, я отправился домой на вершине блаженства», — вспоминал он.
Сразу же после конфирмации, состоявшейся 18 апреля 1819 года, Анна Мария собиралась отдать сына в ученики к портному, но тут ей Ханс Кристиан воспротивился. Он решил стать актером. В июне предыдущего года труппа из актеров столичного Королевского театра дала в театре Оденсе несколько спектаклей, и все в городе только о них и говорили. Денег на билеты Андерсен не имел, но в театр все же проник, благодаря дружбе с уже упоминавшимся расклейщиком афиш, который помог ему пробраться за кулисы и представиться актерам. Таким образом ему удалось посмотреть все спектакли и, более того, самому выступить статистом в ролях пастуха и пажа. Ему даже поручили произнести несколько реплик! В «Моей жизни как сказке без вымысла» Андерсен писал: «Я настолько увлекся спектаклями, что, когда актеры приходили в гардеробную, чтобы переодеться для роли, они уже находили меня там полностью одетым для выступления. Моя ребяческая восторженность привлекала внимание, и актеры приветливо разговаривали со мной, а я смотрел на них и все их сословие с подобострастием, считая их чуть ли не божествами. Все лестные слова, которые я ранее слышал о моем звучном голосе и декламации, стали для меня подтверждением, что я, конечно же, рожден для театра, вот почему я решил стать знаменитым актером и отправиться в Копенгаген».
Дом Андерсена в Оденсе. Литография, 1867 год
Дом Андерсена в Оденсе
Дом Андерсена в Оденсе
Дом детства Андерсена в Оденсе
Мункемеллестрейде. Здесь была школа для мальчиков Карстенса
Школа для бедных в Оденсе