Вернуться к М.А. Бекетова. Андерсен. Его жизнь и литературная деятельность

Глава V. Путешествие по Европе. — Жизнь в Риме. — Знакомство с Торвальдсеном. — Поэма «Агнета и водяной». — Письма с родины. — Возвращение в Данию. — Роман «Импровизатор». — Сочувствие публики и нападки критики

Андерсен путешествовал больше года. Он посетил Германию, Швейцарию, Францию и Италию. Путешествие в экипаже (в то время еще не было железных дорог) чрезвычайно его утомляло. По-видимому, здоровье его никогда не отличалось особенной крепостью. Тем не менее он страстно любил путешествовать и умел наслаждаться окружающей природой и жизнью, причем все производило на него чрезвычайно сильное впечатление. Андерсен остановился месяца на два в Париже, довольно долго жил в Швейцарии и провел с месяц в Вене (на обратном пути). Но дольше всего он оставался в Италии. Эта страна была предметом его мечтаний и превзошла все его ожидания. Андерсен начал с Милана и проехал с остановками по нескольку дней до Рима, где основался на несколько месяцев. Он осмотрел окрестности, а также ездил в Неаполь, где прожил довольно долго, но после опять вернулся в Рим. Все путешествие в целом произвело на него самое лучшее впечатление. Он отдохнул от ряда мелких и крупных неприятностей, измучивших его на родине. За границей Андерсен повсюду встречал радостный прием и поддержку, несмотря на очень плохое знание языков, которые не давались ему всю жизнь. Не только иностранцы, но и земляки его, жившие там, относились к нему очень сочувственно. Он перезнакомился с массой художников, музыкантов и артистов и завязал со многими из них переписку. Его общительность и способность легко сходиться, а главное, любовь к людям и широкая гуманность делали его настоящим космополитом. Не было народа, который казался бы ему антипатичным сам по себе. Начиная близкими по духу немцами и кончая евреями, Андерсен отдавал должное всякой нации и во всех видел хорошие стороны. Да и вообще суждения его о людях отличались необыкновенной терпимостью и снисходительностью.

Он очень приятно провел время в Париже, где познакомился, между прочим, с Гейне и Виктором Гюго, но на этот раз не мог как следует изучить французской жизни. Это зависело не только от плохого знания французского языка, но также и от того, что живя в Париже, он все время держался в кругу своих соотечественников. Андерсен осмотрел все достопримечательности Парижа, побывал и в Версале, и в Лувре, но все ограничивалось поверхностными наблюдениями. Париж ему нравился, но в описании его мы не видим той теплоты, которой отличаются рассказы Андерсена об Италии, «стране его мечтаний и счастья», как выражается он в своей автобиографии. Швейцария произвела на него более сильное впечатление, что и отразилось впоследствии в его сочинениях. Французская жизнь его не вдохновляла, вероятно, потому, что он не находил в ней ни отвлеченной поэзии немцев, ни артистической поэзии итальянцев.

Самое яркое воспоминание его жизни после детских лет — это Италия. Всего больше нравился Андерсену Рим, а затем Неаполь. В Неаполе восхищала его несравненная красота места, южное море, горы и Везувий. В Риме же поражало все, начиная с грандиозного величия древности и кончая уличной жизнью. Общество художников, известное своим радушием ко всем национальностям, приняло его прекрасно. Он примкнул к скандинавскому кружку, и здесь впервые проснулось в нем сознание общности датчан со шведами и норвежцами. Нигде не веселился Андерсен так, как в Риме в кругу художников. В общей сложности он провел там месяцев шесть, в том числе и дни Рождества и карнавала. Красота места, теплые южные ночи, итальянская живость и милая артистическая непринужденность художников — все его восхищало. Он участвовал в веселых попойках художников, сочинял застольные песни, играл видную роль при организации праздников — словом, всей душой отдавался веселью. В Риме поэт приобрел немало друзей, но больше всего сошелся со скульптором Торвальдсеном. Они подружились как-то сразу и навсегда сохранили друг к другу самые теплые чувства. Торвальдсен был значительно старше Андерсена, но это не мешало их близости. Мало кто выказал Андерсену столько участия, как его знаменитый соотечественник. Но для того чтобы дать настоящую оценку их отношениям, следует вернуться несколько назад.

Уехав из Дании, Андерсен долгое время не имел с родины ни одного письма; это его очень огорчало. Первое, что получил он из Дании после целого месяца пребывания в Париже, была посланная ему кем-то вырезка из газеты с анонимными стихами самого обидного содержания. В них говорилось между прочим о том, что, прежде чем ехать в чужие края, Андерсену следовало бы поучиться родному языку и еще кое-чему. Его насмешливо призывали на родину, утверждая, что за границей некому слушать его скучных стихов, и так далее.

Можно себе представить, какое впечатление произвел на Андерсена этот первый привет с любимой родины. Он был совершенно подавлен. Но новизна впечатлений, сочувствие окружающих, а главное, живой родник фантазии, который еще только пробивался наружу из его ума и сердца, — все это спасло его и не дало ему окончательно упасть духом.

Еще живя в Париже, Андерсен задумал новую вещь, которую дописал в Швейцарии. То была поэма на сюжет датской народной песни «Агнета и водяной». Окончив поэму, он послал ее в Данию, где она вскоре была напечатана и встречена очень холодно. Живя в Италии, Андерсен получил письма от нескольких друзей. Все писали ему приблизительно одно и то же. В последнем произведении его не нашли ничего нового, а между тем ожидали заметить влияние путешествия. Эта поэма имела все недостатки его прежних стихов и так далее. Все заканчивали свои письма просьбой поменьше писать и всецело отдаться впечатлениям путешествия. «Нельзя столько писать, — говорил один из его друзей. — С вашей стороны непростительный эгоизм описывать свои путевые впечатления. Оставьте заботу о деньгах (?) и о писательстве. Все одного мнения о вашей новой поэме, и сочувствие к ней очень слабо», и так далее.

Эти письма производили на Андерсена удручающее впечатление. После каждого из них он становился мрачнее тучи, и, видя его печальным, римские друзья спрашивали у него: «Что, опять получили письма с родины?» «Я бы на вашем месте не обращал на них внимания», — посоветовал ему раз Торвальдсен. Когда же Андерсен рассказал про анонимное стихотворение, полученное им в Париже, Торвальдсен гневно сжал зубы и сказал с сердцем:

— Да, да, знаю я, каковы они там на родине! Если бы я не уехал оттуда, мне бы, вероятно, не дали сделать ни одной статуи. Хорошо, что я вовремя ушел!

В его жизни было тоже тяжелое время. В молодости ему так не везло на родине, что он уехал в Италию и много лет провел в Риме. Там талант его быстро развернулся, он достиг большой известности и уже стариком вернулся в Данию, где его встретили с почестями. Торвальдсен был уже в большой славе, когда Андерсен познакомился с ним в Риме. Его пример и горячая дружба оказали на поэта самое благотворное действие. Андерсен прочел ему свою новую поэму. Великий скульптор одобрил ее и сказал между прочим следующее: «Это звучит точно привет от родного леса и моря». При чтении поэмы присутствовал также прежний враг Андерсена Генрик Герц, который приехал в Рим и, встретившись с Андерсеном, первый подошел к нему с сочувственным словом, дружески протянул ему руку и сознался, что был к нему несправедлив. Герц увидел Андерсена в очень тяжелую для того минуту. Только что перед тем получил он известие о смерти матери. С этой горестной вестью совпали неприятные письма о плохом впечатлении, произведенном на родине новой поэмой. Андерсен был в большом унынии. Ему казалось, что нет на свете существа, которому он нужен, что его никто не любит и он совсем одинок на земле. В таком печальном настроении был Андерсен, когда встретился с Герцем, и, вероятно, искренность его горя тронула этого человека.

Большим утешением для Андерсена было письмо его старой приятельницы госпожи Лэссё. Это письмо дышало участием и теплотой; она называла его своим сыном, писала ему о матери и между прочим давала справедливую оценку его новой поэме, признавая ее поэтические красоты и находя неудачным только выбор сюжета, слишком хорошо знакомого датчанам в своем первоначальном безыскусственном виде. Неуспех поэмы приписывала она злостной несправедливости к Андерсену. Это было единственное сочувственное письмо, полученное им с родины за все время. По-видимому, даже друзья его находились тогда под влиянием его врагов. Удивительно, как много злобы и недоброжелательства сумел он возбудить на родине, между тем как за границей у него везде были друзья и почитатели.

Как ни старались внушить Андерсену его датские друзья, чтобы он оставил писать, это не помогло. Заставить его не писать в то время значило бы то же, что заставить реку не течь. Андерсену было тогда 28 лет, а по свежести чувств, по наивности и силе переживаний он казался еще моложе. Талант его еще не установился, мысли и образы теснились в его голове, ища исхода после новых и ярких впечатлений. Во время пребывания в Италии в уме его зародилось новое произведение — «Импровизатор». Эта повесть из итальянской жизни есть живое отражение его впечатлений. В ней много достоинств, но много существенных недостатков. Все, что касается итальянской народной жизни, полно интереса, живо, ярко, юмористично. Детство героя, его отношения к старой приемной матери и к покровительствующему ему аристократическому семейству, жизнь в школе — все это очень хорошо, но романическая сторона крайне слаба. Здесь мы видим наивность и мелодраматичность, доходящие иногда до смешного. Описание итальянских страстей не дается мечтательному и наивному Андерсену, не переживавшему ни до, ни после того ничего подобного. Но зато вполне удалось ему воспроизвести горькое чувство зависимого и непонятого поэта, столько раз испытанное им самим. Андерсен начал писать свой роман еще в Италии. На обратном пути в Данию он остановился на некоторое время в Соре у Ингеманов, где и кончил первую часть романа (вторая часть написана в Копенгагене).

Андерсен медлил возвращаться на родину и делал это только потому, что деньги его подходили к концу. Возвращаясь из-за границы, он останавливался в разных немецких городах, повсюду встречая радушный прием и доброжелательное отношение. С тяжелым чувством приближался путешественник к Копенгагену. Он боялся будущего. И действительно, общество встретило его холодно и неприязненно. Все говорили ему: «Мы ошибались в вашем таланте». С трудом удалось Андерсену издать свой новый роман. Для издания ему пришлось собирать деньги по подписке и выпрашивать их у своих друзей. Выручка была, разумеется, самая жалкая. Андерсен посвятил книгу семейству Коллинов. Когда роман вышел в свет, успех его был настолько велик, что вскоре потребовалось второе издание. Критика долго молчала, но с разных сторон раздавались сочувственные голоса. Первый, кто осмелился похвалить печатно «Импровизатора», был поэт Баггер, редактор «Воскресного листка». В рецензии его мы читаем между прочим следующее: «Андерсен пишет хуже прежнего, он исписался, мы давно этого ожидали, — так говорилось во многих столичных кружках, быть может, в тех самых, где сначала его наиболее превозносили. Но то, что он не исписался, а напротив, поднялся на огромную высоту, доказал он самым блестящим образом в своем романе «Импровизатор».» Эти слова заставили плакать от радости бедного Андерсена, измученного долгой несправедливостью и презрением.

«Импровизатор» был началом успехов Андерсена, а поездка за границу послужила толчком для его таланта. Вернулся на родину Андерсен с сожалением. Он оставил за собой столько светлых воспоминаний и к тому же думал, что ему больше не придется быть за границей. Особенно жаль ему было Италии. Пылкий мечтатель считал ее потерянным раем, в который он больше никогда не вернется. Последующие его путешествия тоже имели на него большое влияние, но первые впечатления уже не повторялись. Никогда не представлялась ему Италия в таком праздничном виде. Все народные и уличные сцены, описанные в «Импровизаторе», взяты им с натуры, и после ему уже не приходилось так много и удачно наблюдать итальянскую жизнь. В Италии же Андерсен впервые ощутил вкус к живописи и скульптуре, в первый раз услышал настоящее хорошее пение, которое произвело на него потрясающее впечатление. Его прекрасные сказки «Медный кабан» и «Психея» — это отголосок впечатления, произведенного на него итальянским искусством и жизнью Флоренции и Рима.

С «Импровизатора» начинается новая эра в жизни Андерсена. Книга эта приобрела ему массу друзей и почитателей как в Дании, так и за границей. Она была переведена на все языки и выдержала много изданий. Иностранные журналы отзывались о ней с большой похвалой, между тем как в Дании, несмотря на сочувствие публики, критика по большей части относилась к этому произведению или холодно, или несочувственно. Так например, в одном из иностранных журналов проводилась параллель между «Импровизатором» Андерсена и «Кориной» г-жи Сталь, причем отдавалось полное предпочтение Андерсену. «Андерсен наивен, г-жа Сталь сентиментальна, — говорилось в статье, — датчанин поэтичен, тогда как француженка риторична», — и так далее. В одном из датских журналов делалось то же сопоставление, но при этом предполагалось, что произведение г-жи Сталь, вероятно, есть первообраз «Импровизатора». Очень скоро начались обычные нападки на неправильную орфографию слов, на этот раз итальянских. Тем не менее успех книги и поворот общественного мнения в пользу Андерсена были очевидны. Ободренный этим успехом Андерсен продолжал писать. В 1836 году он выпустил в свет роман «О.Т.»1, а в 1837 — «Только скрипач». Оба эти романа имели некоторый успех в Дании и большой — за границей. Между прочим, их перевели и охотно читали в Швеции, где произведения Андерсена делались все более и более популярны. «О.Т.» — произведение чисто юмористическое; «Только скрипач», напротив, отличается меланхолическим характером. Здесь изображает Андерсен пережитую им самим борьбу поэтической натуры с тяжелыми житейскими обстоятельствами. Оба эти романа были очень известны в свое время, но ни один не был так популярен, как «Импровизатор». На русский язык переведены «Импровизатор» и «Только скрипач».

Несмотря на сочувствие публики, положение Андерсена оставалось нелегким. За него раздавались открыто очень немногие голоса. Против него были почти все критики и многие литераторы, в том числе всеобщий любимец Хейберг, считавшийся непогрешимым. Он, когда-то поддерживавший Андерсена в качестве начинающего писателя, теперь относился к нему с замечательным недоброжелательством и немало способствовал умалению его значения в обществе. Нападки критики обратились наконец против самой личности Андерсена. В какой-то критической статье писателя упрекали в неблагодарности к его благодетелям, выставляя на вид сходство между его собственным положением и положением героя в романе «Импровизатор». На этот раз в защиту Андерсена выступил его бывший враг, поэт Палудан Мюллер, находя неприличными инсинуации критика.

Один из друзей Андерсена, профессор университета, очень опытный в корректурном деле, предложил Андерсену прокорректировать его роман «О.Т.». Он сделал это самым добросовестным образом, желая избавить Андерсена от обычных придирок. Но и это не помогло. В одной из датских газет стояла фраза: «Обычные грамматические ошибки, свойственные Андерсену, находим мы и в этой книге».

— Нет, это уж слишком, — сказал профессор, — я был так же внимателен, как со своими собственными книгами. К вам явно несправедливы.

Подобных примеров можно насчитать много, но, несмотря на пристрастие критики, недоброжелательство литераторов и шаткость общественного мнения, легко поддававшегося различным влияниям, положение Андерсена в обществе было теперь все-таки гораздо лучше, чем до выхода в свет «Импровизатора».

Примечания

1. Роман так и озаглавлен двумя буквами. Они означают имя героя (Отто Тосруп), а также Odense Tugthuus (Оденсейский дом умалишенных).