В миле от города стоит старинное поместье с крепкими каменными стенами, башенками и щипцом. Богатые господа, из самых знатных, жили здесь с весны до осени. Поместье это было лучшим из их владений. И таким красивым! И снаружи господский дом выглядел с иголочки — а уж каким уютным и удобным был он внутри! Над воротами красовался мраморный герб, чей щит и висевший над ним фонарь обвивали прекрасные розы; из сада выплескивался за стены настоящий травяной ковер: был здесь и белый шиповник, и красный, и редчайшие цветы росли не только в оранжерее, но и тут, под открытым небом.
Недаром господа держали умелого и знающего садовника — цветник, и сад, и огород радовали взор. А на позадках поместья сохранился кусочек старинного сада: кусты самшита, подстриженные в форме пирамид и корон, и за этой живой изгородью возвышались два громадных вековых дерева; деревья стояли почти нагие, и бросив взгляд на их сухие ветви, можно было подумать, что недавно над садом пронесся ураган и закидал деревья комьями грязи, — но то были не комья грязи, а птичьи гнезда.
С незапамятных времен на деревьях хозяйничала крикливая стая грачей и ворон: то был настоящий птичий город, где птицы чувствовали себя господами, — эта земля принадлежала им, они были родовой знатью, получившей ее в свое вечное владение, — кто, как не они, были истинными хозяевами поместья?! До людишек внизу птицам и дела не было. Они лишь снисходительно терпели их присутствие, — хотя те иногда постреливали из ружья, и у птиц дрожь пробегала по спине, а вся стая с воплем «Сброд! Сброд!» испуганно взмывала в воздух.
Садовник все твердил господам: надо бы старые деревья срубить, они только портят вид сада, если же их свалить, то и от птичьего грая можно избавиться, — птицы подадутся в какое-нибудь другое место и больше не станут докучать. Но господа не хотели расставаться ни с деревьями, ни с птицами: разве можно такое позволить, эти деревья и птицы были в поместье спокон веков, они часть его, и расстаться с ними немыслимо.
— Милый Ларсен! Эти деревья достались птицам по наследству, — пусть себе живут, где жили!
Ларсеном звали садовника, хотя это и не важно для нашего рассказа.
— Разве мало вам места и мало забот? У вас и цветник, и оранжерея, и фруктовые деревья, огород, наконец!
Все было именно так, и он сажал и сажал растения, выращивал их, непрестанно о них заботился, с ревностью и усердием, — господа это признавали, хоть и не скрывали от садовника, что нередко в гостях они лакомились фруктами и любовались цветами, которые намного превосходили те, что росли у них в саду, и это печалило садовника, он ведь желал, как лучше, и делал для этого все. У него было доброе сердце и добрые руки, и он был настоящим садовником.
Однажды господа позвали садовника к себе и сказали ему, — очень мягко, но не забывая о своей власти, — что накануне одни знатные друзья угощали их совершенно особенными яблоками и грушами: таких сочных, таких вкусных фруктов никто из гостей, сидевших за столом, никогда не пробовал, все были просто в восхищении. Видимо, их привезли из-за границы, но эти сорта надо бы развести и здесь — вдруг климат позволит. А покупали их в лучшей в городе фруктовой лавке, и пусть садовник отправляется туда и выяснит, откуда взялись эти яблоки и груши, и как выписать их черенки для прививки — их обязательно надо привить в нашем саду.
Садовник хорошо знал торговца фруктами — как раз ему, заручившись согласием господ, он продавал излишки из их сада.
И вот садовник отправился в город и спросил торговца, откуда у него эти наделавшие шума яблоки и груши.
— Да из вашего сада! — удивился тот и показал на груши и яблоки, в которых садовник сразу же признал выращенные им плоды.
Надо ли говорить, как он обрадовался и поспешил к господам поделиться с ними вестью, что и яблоки, и груши — из их собственного сада.
Но господа не приняли его слов на веру.
— Нет, Ларсен! Мы не поверим вам, пока вы не принесете расписку от торговца!
Что ж, он принес расписку от торговца.
— Нет, ну надо же! — воскликнули господа.
Теперь каждый день на господском столе появлялись огромные вазы с несравненными яблоками и грушами — только подумать, из их же собственного сада! Целые корзинки, а то и ящики с этими фруктами господа посылали знакомым: и в город, и в сельские поместья, и даже заграницу. Что ни говори, а это было приятно! Но при том господа не забывали напоминать: уже второе лето подряд во всех садах в Дании вызревают на редкость вкусные фрукты, да-да!
Прошло время. Как-то господа были приглашены на придворный обед. На следующий день они призвали к себе садовника: у Их Величества им подавали дыни из королевских теплиц — уж такие сочные, такие вкусные.
— Милый Ларсен, сейчас же отправляйтесь к придворному садовнику и выпросите у него семена этих дынь, им просто цены нет!
— Так ведь придворный садовник берет семена у нас! — с торжеством даже сказал Ларсен.
— Что ж, он, видно, знает, как выращивать из семян дыни, — пожали плечами господа, — вчерашние были просто несравненны!
— Выходит, я могу ими гордиться! — ответил садовник. — Должен сказать: в этом году королевскому садовнику дыни не удались, так что когда он узнал, как хороши и вкусны наши дыни, он попросил у меня целых три для дворцовой кухни!
— Ларсен!!! Уж не воображаете ли вы, что эти дыни были из нашего сада?!
— Именно так! — ответил Ларсен и отправился в замок, где королевский садовник дал ему письменное подтверждение: дыни, которые подавались на королевском обеде, были выращены в господском саду.
Это был настоящий сюрприз для господ, но они не стали держать историю в секрете, напротив, показывали всем свидетельство, выданное королевским садовником, и рассылали по городам и весям семена дынь, как прежде черенки яблок и груш.
Что до этих черенков, то стали приходить известия, что они повсеместно приживались и давали чудесные плоды, сорт этот получил название в честь господского поместья, так что оно зазвучало теперь и по-английски, и по-немецки, и по-французски тоже.
Кто бы мог подумать!
— Только бы садовник не возомнил о себе невесть что! — покачали головами господа.
Он же воспринял все это иначе: отныне он стремился только к тому, чтобы удержать за собой славу одного из лучших садовников во всей стране, и каждый год пытался вырастить новую диковинку, всегда с успехом; но со временем ему все чаще доводилось слышать, что самые первые выведенные им фрукты, те самые груши и яблоки, были потрясающе хороши, а вот последующие сорта им все же уступали; его дыни действительно хороши, но есть множество других замечательных сортов дынь; его клубника — превосходна, но уж не настолько она лучше, чем та, что выращена другими садовниками... А уж когда однажды у него не уродилась редька, все только о том и говорили, забывая о всех прочих выращенных им плодах.
Господа как будто даже почувствовали облегчение от того, что могли сказать:
— Редька у вас, милый Ларсен, в этом году совсем не удалась! — Они были почти счастливы: — Не уродилась у вас редька-то!
Дважды в неделю садовник приносил в гостиную свежие цветы и составлял из них прекрасные букеты; каждый цветок был так удачно подобран к другому, что они оттеняли красоту друг друга.
— Вам не откажешь во вкусе, Ларсен, — говорили господа. — Но это дар Божий, Ларсен, дар, а не искусство!
Однажды садовник вошел в гостиную с большой хрустальной чашей, в которой плавал лист водяной лилии, а на нем лежал, длинным, толстым стеблем уходя в воду, великолепный голубой цветок, размером с подсолнух.
— Индийский лотос! — воскликнули господа.
Подобного цветка они никогда не видели; днем его выставляли на свет, а в сумерках освещали лампой. Все только и говорили: «Какая красота! Просто редкость!» — да, да, именно так выразилась о нем наипервейшая из юных дам королевства, сама принцесса, а она была умницей, и у нее было доброе сердце.
И когда принцесса стала собираться назад во дворец, господа сочли за честь преподнести ей редкостный цветок.
Господа вышли в сад, чтобы сорвать там точно такой же — вдруг хоть один еще остался. Они обошли весь сад, но ничего похожего на голубой цветок им не встретилось. Тогда они позвали садовника и спросили, где же он выращивает голубые лотосы:
— Мы уже весь цветник осмотрели, даже в теплицы заглядывали!
— Что вы! Вы же совсем не там искали! — ответил садовник. — Эти цветы — они растут на овощных грядках! Но при этом они так красивы! Кажется, будто это голубой цветок кактуса. Кто бы подумал, что так цветет артишок!
— Что же вы сразу об этом не сказали! — рассердились господа. — Мы-то думали, это какой-то редкий цветок, растущий за границей! Боже, а что подумает о нас принцесса! Она была у нас, увидела цветок, сказала: «Какая красота...» Она же не знала, что это всего-навсего артишок! Принцесса прекрасно разбирается в ботанике, но ведь наука не занимается вульгарными овощами! Любезный Ларсен, Ларсен, что вы наделали! Надо ж было — поставить артишок в гостиной! Да нас на смех все поднимут!
И прекрасному голубому цветку раз и навсегда было отказано в праве появляться в доме. А господа поспешили принести извинения принцессе и признаться, что приглянувшийся ей цветок — обычный овощ, который садовнику взбрело на ум поставить в комнату, но теперь ему строжайшим образом указано, что так делать не подобает.
— Не грешите! — напустилась на них принцесса. — Это несправедливо: садовник открыл нам глаза на то, сколь великолепен этот цветок! Сами мы не замечали его красоты, а садовник помог нам увидеть прекрасное там, где нам и в голову не приходило его искать! А теперь — теперь королевский садовник каждый день, пока цветут артишоки, будет приносить их мне в гостиную.
Так и повелось.
А господа, вернувшись в поместье, позвали садовника и сказали, что цветы артишока, пожалуй, все же можно ставить в доме.
— Что ни говори, в сущности, они красивы, — объявили господа, — они до того своеобразны!
Похвалили так садовника.
— Что делать... — вздохнули господа. — Ларсен — он, как избалованный ребенок! Приходится его хвалить...
Осенью случилась ужасная буря; она бушевала всю ночь напролет, выворотила с корнем множество деревьев на опушке леса, и, к великому горю господ (скорби, как они говорили) и искреннейшей радости садовника, буря свалила и два вековых дерева со всеми гнездами. Даже сквозь завывания бури было слышно, какой переполох вызвало это у грачей и ворон — те подняли страшный гвалт, даже в окна бились, — так рассказывали потом очевидцы.
— Ну вот, Ларсен, радуйтесь! — говорили господа. — Буря повалила деревья, птицы улетели в лес. Нет больше памяти о прошлом — ни намека, ни следа не осталось! Как жаль!
Садовник ничего не сказал в ответ, а просто подумал — сколько лет он думал об этом! — что пришла пора переустроить эту часть сада, где так много света. Раньше ему это не разрешали, а теперь — теперь он сделает этот уголок настоящим украшением сада, истинной радостью для своих господ.
Громадные деревья, падая, переломали и искорежили кусты самшита с фигурной стрижкой. На их месте садовник посадил простые, незамысловатые растения, которые можно встретить в лесу да в поле.
На такое не решался еще ни один садовник — подумать только, растить все это в господском саду! Но Ларсен позаботился о каждом растении наилучшим образом — те, которые любят свет, он посадил там, где щедро пригревало солнце, а те, которым солнечный свет не нужен, росли в тени. Каждая былинка росла так, как ей предназначено от века. Он сажал с любовью — и они выросли в великолепии.
Можжевельник, что растет на ютландских пустошах, поднялся здесь во весь рост, формой и цветом напоминая итальянские кипарисы; а как радовал глаз колючий остролист, сверкающий зеленью и в зимнюю стужу, и в летнюю жару! Рядом с остролистом были высажены папоротники — и тот, который похож на маленькие пальмы, и совсем древний вид, от которого пошли прелестные «Венерины кудри», как мы их называем, так красивы и живописны! На возвышенности, где посуше, рос скромный репейник, цветы которого так красивы, что могут украсить собой любой букет. А во влажной низине пустил вверх свои треугольные стрелы простой щавель — но и его длинные, мощные листья, казалось, были нарисованы искусным художником. И тут же стоял выкопанный на поле коровяк, высокий, весь усыпанный цветами, отчего он походил на огромный, на много-много свечей канделябр. Здесь же росли таволга, первоцвет, лесные колокольчики, дикий ирис, заячья капуста. Смотреть на это было одно удовольствие.
На первом плане, подвязав их тоненькими проволочками, Ларсен высадил карликовые груши, чья родина — Франция; здесь у них было вдоволь солнца и прекрасный уход, и вскоре они уже приносили крупные, сочные плоды, совсем как в родной стране.
Вместо сваленных бурей старых голых деревьев Ларсен установил две высокие мачты: на одной из них все время развевался на ветру датский флаг, а другую летом и осенью обвивал зеленый хмель, чьи ароматные цветы так похожи на маленькие шишки, зимой же на ее вершину привязывали сноп необмолоченного овса, чтобы птицы небесные тоже полакомились на Рождество.
— Да, постарел наш Ларсен! — качали головой господа. — И стал под старость сентиментален... Но не гнать же его, когда он нам так предан.
Под Новый год в столичном журнале появилась гравюра. Художник изобразил на ней старый господский сад — каким он стал теперь: можно было видеть мачту, а на ней сноп овса, рождественского угощения для птиц небесных. В тексте рядом с гравюрой говорилось о том, как хорошо, когда чтят старинные обычаи, вот как в этом господском поместье.
— Удивительно! Что ни сделает Ларсен — об этом тут же начинают трубить на всех углах! — усмехались господа. — Ну не счастливчик ли?! Если так пойдет, нам еще нужно будет гордиться, что он на нас работает!
Но гордости они при этом не испытывали. Они чувствовали себя господами, которые вполне могли рассчитать старика-садовника, но они этого не делали, они ведь были неплохие люди, — много таких, как они, среди господ — и в этом счастье всех Ларсенов.
Вот и вся история о садовнике и господах.
Поразмысли как-нибудь над ней!
Примечания
«Садовник и господа» (Gartneren og Herskabet) — впервые опубликована в 1872 г. в первом выпуске третьего цикла «Сказки и истории. Новый сборник», вместе со сказками и историями: «Свое счастье можно найти хоть в обломке дерева», «Комета», «Дни недели», «Истории солнечного луча», «Прадедушка», «Кто самая счастливая?», «Свечи», «О самом невероятном», «Что говорили в семье все», «Ну-ка, кукла, попляши!», «Спроси тетку с Амагера», «Большой водяной змей». «Содержание истории «Садовник и господа», как мне кажется, взято прямо из современной жизни, чем, очевидно, и объясняется ее успех у читателей». (См. Bemaerkninger til «Eventyr og historier», s. 411.)