В горшке на подоконнике рос пышный розовый куст, совсем недавно он был такой свежий, а теперь выглядел больным, занемог.
На нем поселились квартиранты, которые грызли его плоть, хотя в остальном эти квартиранты в зеленых мундирах производили вполне благоприличное впечатление.
Я побеседовал с одним, от роду ему было всего три дня, но он уже успел стать прадедушкой. Знаешь, что он сказал? При том ведь ни словечка не соврал, чистую правду поведал о себе и обо всех прочих квартирантах.
— Мы — самая удивительная рать среди земных существ. В теплую пору у нас рождается живое потомство, погода-то стоит расчудесная, мы тотчас находим себе пару и сочетаемся браком. Когда же становится холодно, мы откладываем яички, обеспечиваем своим детишкам добрую защиту. Муравей, мудрейшее, скажу я вам, существо, которое мы очень уважаем, изучает нас и ценит. Он не сразу нас поедает, нет, он берет наши яички, переносит к себе в муравейник, на самый глубокий этаж, и умело, по порядку укладывает там, бочок к бочку, слой за слоем, так что каждый день может вылупиться новорожденный! Потом они переводят нас в стойло, защемляют задние ножки, доят нас, пока мы не помрем, — ужас как приятно! Зовут они нас очень ласково: «Сладкие дойные коровки!» Так нас зовут все, кто умом под стать муравьям, только люди — и нам это очень больно, впору всю сладость потерять (может, напишете про это, призовете людей к порядку!), — только люди смотрят на нас как-то нехорошо, недобрым взглядом, потому что мы-де грызем розовый листик, а сами-то пожирают все живое, всякий зеленый росток! Нас они награждают мерзким, пренебрежительным именем, я даже повторить его не могу, брр, от злости все внутри переворачивается! Не могу я его повторить, мундир не позволяет, а с мундиром я не расстаюсь.
Родился я на листочке розового куста; и я, и вся наша рать живем этим кустом, а он продолжает свою жизнь в нас, ведь мы-то как существа куда повыше его! Люди терпеть нас не могут, убивают мыльной водой — ох и пакостное пойло! Я вроде бы чую его запах. Тому, кто не рожден для мытья, купанье в мыльной воде хуже всякой пытки!
Человек! Ты смотришь на меня суровыми мыльными глазами, а не мешало бы тебе задуматься о нашем месте в природе, о нашей удивительной способности то откладывать яйца, то рождать живое потомство! Нам заповедано: «Плодитесь и размножайтесь и распространяйтесь по земле!» Мы рождаемся в розах и умираем в розах, вся наша жизнь — поэзия. Не клейми нас именем, которое полагаешь самым что ни на есть мерзостным и гадким, — я его не произнесу, не повторю! Зови нас дойными коровами муравьев, ратью розового куста, зелеными малявочками!
И я, человек, стоял, глядя на куст и на зеленых малявочек, чье имя мне произносить нельзя, иначе квартиранты розового куста, вся их рать вкупе с яичками и живым потомством, обидятся. Мыльный раствор, который для них заготовил, — я вправду пришел с мыльным раствором и злым умыслом, — я теперь взобью в пышную пену, стану пускать мыльные пузыри и любоваться их красотой — вдруг они расскажут свою сказку?
Пузырь вышел на славу — большущий, разноцветный, весь в радужных переливах, а внизу, на донышке, вроде как серебряная бусинка. Покачиваясь, он висел в воздухе, потом полетел, наткнулся на дверь и лопнул, а дверь распахнулась — на пороге стояла Матушка Сказочница собственной персоной.
— Вот она куда лучше меня расскажет про этих... имя я называть не стану... про зеленых малявочек.
— Про тлю, про листовую тлю! — громко и решительно сказала Матушка Сказочница. — Всякую вещь надо называть своим именем, а коли при всех боязно, то уж в сказке-то непременно расхрабришься.
Примечания
«Зеленые малявочки» (De smaa Grønne) — впервые опубликована в сборнике К. Винтера «Новые произведения. Проза и стихи датских писателей» (1868). ««Зеленые малявочки», так же, как и «Пейтер, Петер и Пер» написаны на вилле «Отдохновение». Они возникли как-то сразу благодаря хорошему и радостному настроению, которое дарит нам жизнь в счастливой семье» (См. Bemaerkninger til «Eventyr og historier», s. 405.) На этой вилле, принадлежавшей M.Мельхиору и расположенной неподалеку от Копенгагена в живописной местности на берегу пролива Сунд, писатель подолгу жил и там же скончался.