В конце XIX — начале XX в. создается ряд биографий, посвященных жизни и творчеству Андерсена и поддерживающих (или создающих) «миф об Андерсене». Это было несомненно обусловлено неподдельным интересом к личности Андерсена1. Первая биография принадлежит М.Г. Бекетовой. Опираясь на автобиографию Андерсена («Das Märchen meines Lebens») и собрание его писем2, она шаг за шагом описывает события жизни датского поэта. Очень подробно рассказывая о детстве, Бекетова останавливается на некоторых выразительных эпизодах, касающихся впечатлений будущего писателя и его отношений с окружающим миром. Надо сказать, что проблемы, возникавшие при общении с ровесниками, не носили такого тотального характера, как может показаться при чтении и этой, и других биографий. Так, современный исследователь Бо Грёнбек в монографии о жизни и творчестве Андерсена замечает, что «в общем он ладил с ребятами», хотя, конечно, выделялся среди них3. Рисуя портрет Андерсена как личности необычной, неординарной, М. Бекетова описывает его первые наивные попытки писать, увлечение театром, стремление вырваться за пределы той жизни, которая, казалось, была суждена ему по рождению, его фантастическую способность приобретать покровителей благодаря своей непосредственности, наивности и настойчивости (Грёнбек называет это качество назойливостью, впрочем, без оттенка осуждения, что было невозможно для исследователей и популяризаторов 1890-х — 1910-х, склонных к наивной идеализации личности писателя), что проявилось особенно после отъезда из Оденсе, во время мытарств в столице Дании. Рассказывая о положении Андерсена в Копенгагене, автор очерка останавливается на описаниях его бедственного положения как в материальном отношении, так и в смысле душевного состояния, полностью полагаясь на автобиографическую прозу самого Андерсена. В особенности психологический дискомфорт выступает на первый план в рассказе о годах учения писателя, а впоследствии — когда речь заходит о его взаимоотношениях с литературной и театральной критикой. Надо сказать, что опираясь на автобиографию Андерсена и поневоле допуская неточности вслед за первоисточником, Бекетова, располагая весьма ограниченным материалом, все же удивительно точно передала некоторые нюансы психологического портрета Андерсена, в то же время сохранив объективное отношение к его мемуарному произведению.
Далеко не всем исследователям удавалось беспристрастно оценить «Сказку моей жизни». Пл. Краснов сравнивает автобиографию Андерсена с «Dichtung und Wahrheit» Гёте и приходит к выводу, что произведение немецкого поэта сильно уступает «Сказке» как в стилистическом отношении, так и в том, какой предстает перед читателем фигура автора. Любопытно мнение критика, что «Андерсен, как личность, все время остается на втором плане»4 (в отличие от Гёте, «самодовольная фигура» которого «повсюду появляется на сцену»5). Краснов восхищается тем, что на первом плане в «Сказке» — «собственно история литературных успехов Андерсена с тех пор, как он впервые стал рассказывать сказки в Оденсе знакомым девочкам и до последних лет его жизни...»6 Автора не смущает то обстоятельство, что детские «пробы пера» Андерсена ни в коей мере не могут считаться «литературными успехами». Пл. Краснов идет дальше самого Андерсена в обвинениях и, причислив к обидчикам датского поэта таких его друзей и покровителей, как семейство Коллинов, называет их наряду с некоторыми другими людьми «ничтожествами, когда-то оказывавшими мелкие прозаические услуги Андерсену»7.
Объективность Бекетовой проявляется, в частности, в ее суждении о превосходстве первой части автобиографии, которая «относится к детству Андерсена, к неудачам и превратностям его судьбы», по сравнению со второй, написанной, по мнению автора, «бледнее», «формально, поверхностно и едва ли вполне искренно»8. Особенно интересно точное замечание Бекетовой о том, что во второй части автобиографии приходится видеть «одну и ту же характеристику совершенно разных лиц. Все они одинаково интересны, любезны, умны, талантливы и вообще — прекрасные люди»9. Речь идет о бесконечных перечислениях знакомых коронованных особ, художников и других известных людей (в то время как у Пл. Краснова андерсеновские рассказы о признании его таланта «коронованными особами Европы»10 вызывают искренний интерес). Однако даже о первой части «Сказки моей жизни» современным исследователем сказано буквально следующее: «Первая часть — то есть время до 1828 года — самая лучшая, но, к сожалению, на нее можно полагаться не больше, чем на бабьи сплетни»11. Чрезмерная чувствительность Андерсена к критике также отразилась на его автобиографии и, как следствие, и на биографическом очерке, посвященном его жизни. При чтении его создается впечатление, что критика всегда была несправедливой и безжалостной. Но, хотя непризнание в Дании действительно имело место долгие годы, критика далеко не всегда бывала несправедливой. Например, вполне закономерен был тяжело переживаемый Андерсеном провал драмы «Агнета» как вещи посредственной; к сказкам же и сам автор поначалу не относился серьезно12, что не отражено в очерке М. Бекетовой. Имеют место и неточности перевода. На совет книгопродавца Иверсена заняться каким-нибудь ремеслом Андерсен у Бекетовой отвечает: «Это было бы большим грехом!»13, что вызывает некоторое недоумение, как несуразность или свидетельство непомерной гордыни; действительный же смысл андерсеновской фразы: «Нет, это было бы обидно!»14.
Уже в 1892 году биограф подчеркивает необыкновенную популярность Андерсена, справедливо замечая (как и другие исследователи), что сказки составляют «лучшую, но меньшую часть его произведений»15. Отмечая среди характерных для Андерсена черт поэзию, юмор, чистоту, искренность и оригинальность, простоту языка, гуманность и светлый колорит, автор выделяет важнейшую особенность его творчества, отмечавшуюся неоднократно в различных исследованиях и составляющую, по всей видимости, секрет успеха сказок Андерсена, — способность одушевлять неодушевленное. Названные качества, по мнению М. Бекетовой, объясняют популярность Андерсена в России.
В следующие два десятилетия в России не было создано научных биографий, объективно анализирующих события жизни датского поэта, историю его творчества (собственно, биографию Бекетовой также нельзя считать научной). Книги А. Алтаева и Е. Сысоевой представляют собой рассказы, ориентированные на читателя-ребенка. Более подробная работа Алтаева (классифицированная автором как биографический рассказ) наполнена подробными деталями обстоятельств жизни писателя, его настроения в тот или иной момент, особенно в той части книги, в которой описывается детство Ханса Кристиана (рассказ о детстве составляет чуть менее половины всей книги). Подробно описывается убогая обстановка дома, отдельные предметы обстановки, отношения с родителями, образ жизни семьи. В отличие от биографии Алтаева, претендующей на художественность изложения (это проявляется, в частности, в использовании прямой речи, когда создаются эмоционально окрашенные сценки из жизни Андерсена в лицах), очерк Е.А. Сысоевой относительно краток и явно преследует цели популяризаторские. Цитируя на протяжении всей книги Андерсена, Сысоева очень компактно, порой одной — двумя фразами, описывает события жизни писателя, исключения составляют лишь отдельные эпизоды (например, описание празднества в честь Андерсена в Оденсе), уделяя больше внимания возникающим в тех или иных обстоятельствах настроениям и переживаниям.
Все написанные в это время биографии (или хотя бы краткие изложения жизненного пути Андерсена в рамках небольших статей), в том числе написанные А. Алтаевым, Е.А. Сысоевой, эксплуатируют приблизительно один и тот же образ: травмирующие обстоятельства детства писателя — страшная бедность (Андерсен — «сын бедного башмачника»16, «сын простого бедного сапожника»17), смерть отца, насмешки сверстников (неудачная социализация), болезненная впечатлительность, богатая фантазия, необыкновенная чувствительность и ранимость18 (почти все упоминают эпизод, произошедший с подростком Андерсеном во время его работы на фабрике, где он подвергся грубым шуткам со стороны работников), некрасивая внешность (сравнение с «гадким утенком». Акцент на несуразном облике писателя становится общим местом в работах, описывающих его жизнь. Так, например Я.А. Александров пишет: «Маленький Ганс в детстве так напоминал воспетого им «гадкого утенка»: худой, высокий, длинноносый... он подвергался... незаслуженным горьким обидам и оскорблениям»19; в книге А. Алтаева Андерсен описан как «длинный, худой, угловатый, с большим носом и маленькими глазами»20). В последовательности событий, среди особенностей характера и поведения исследователи отмечают, как правило, отъезд в Копенгаген (мечту стать знаменитым), детскую непосредственность и болезненное самолюбие, помощь покровителей, чудесный взлет карьеры, признание за рубежом и непризнание в отечестве, признание, наконец, и в Дании, любовь и внимание царственных особ, старость и смерть. Такую схему задал сам писатель21. Биографы акцентируют также отношение к детям: Андерсен любил детей. Налицо составляющие мифа об Андерсене-сказочнике, создание и поддержание которого имело место на протяжении последней четверти XIX — начала XX в. На первом месте для биографов стояло создание образа поэта — человека, вышедшего из самых низов и поднявшегося на самый верх по социальной лестнице благодаря своему таланту и детской непосредственности восприятия и поведения (черта, особенно подчеркивавшаяся всеми, кто писал о личности Андерсена22).
Влияние автобиографической прозы Андерсена декларируется самими биографами. Так Я.А. Александров называет «самую жизнь поэта» сказкой «интересной и прекрасной», ссылаясь при этом на название произведения Андерсена «Сказка моей жизни»23. Откровенный намек на это название содержится в юбилейной статье, опубликованной в журнале «Нива»24. Помимо этого, значительный вес при оформлении образа «доброго сказочника» и при расстановке акцентов в конечном счете имело то обстоятельство, что именно сказки являются «верхушкой айсберга», тем созданием, которое поднялось над средним уровнем литературы своего времени и в частности над остальным творчеством самого Андерсена. На протяжении менее чем двух десятилетий (1890-х — 1900-х) образ, не имеющий претензий на абсолютную объективность, но несущий новизну, информативный, превращается в штамп, некоторые характеристики приобретают качество само собой разумеющихся, обязательных — процесс, обычно имеющий место при тиражировании.
Концентрированного выражения это явление достигает к 1905 году — 100-летию со дня рождения Андерсена, ознаменованному появлением достаточно большого количество очерков, статей, рецензий, в таких пафосных формулировках и названиях, как: «Бессмертный творец сказок» (название биографии Е.А. Сысоевой), «это была нежная, впечатлительная натура»25, ««утенок»... развернул свои крылья»26 и т. п. Однако наряду с отмеченными фактами можно встретить и достаточно тонкое отношение к биографическому материалу. Л.Ю. Брауде и С.П. Шиллегодский справедливо считают биографический очерк А. Алтаева (1905) лучшим из созданных в этот период27 (если рассматривать его с точки зрения популяризации личности писателя), хотя и в нем воспроизводится и вновь создается все тот же миф о «гадком утенке».
Интерес представляет написанный также в связи с юбилеем очерк Я.А. Александрова «Великий сказочник», в котором помимо обстоятельств жизни Андерсена рассматриваются «его историко-литературное значение» и «педагогические достоинства его сказок»28. Уделяя место традиционному образу Андерсена — «гадкого утенка», ставшего прекрасным лебедем, и упомянув о художественных достоинствах его сказок, автор останавливается на «педагогических элементах в жизни и произведениях Андерсена»29. Под поучительным моментом в жизни писателя он, вероятно, подразумевает «историю о том, как человек, богато одаренный, с чуткой и светлой душой, борется с тяжелыми жизненными условиями и, несмотря на унижения и страдания, выходит из этой борьбы победителем...»30
Нельзя, однако, не отметить попытки иначе взглянуть на личность писателя, и в связи с этим не упомянуть две заметки, инспирированные высказываниями Г. Брандеса. В предисловии к отрывку из «Moderne Geister» Брандеса, посвященному творчеству Андерсена (Русская мысль, 1888), последний нелестно характеризуется как человек «тщеславный и самолюбивый», который к тому же «обладал чувствительностью избалованной женщины, привыкшей к обожанию и лести; малейшее порицание причиняло ему почти физическую боль»31. Автором упоминаются анекдотическая история про варенье, которое Андерсен, боясь быть отравленным, послал с целью проверки и испытания своей знакомой, и страх его быть заживо погребенным32, а также (с ссылкой на слова Брандеса) нелюбовь писателя к детям33. Однако в 1896 году, в «Книжках Недели» была опубликована заметка, «разоблачающая» Брандеса как человека, желавшего «повредить»34 памяти Андерсена. Автор ссылается на беседу Г. Брандеса с В.А. Тихоновым и приводит «чудовищную историю о варенье», а также некоторые другие эпизоды из жизни писателя. Основываясь на «опровержении инсинуаций Брандеса», которое прислал «Иона Коллин, очень близкий к Андерсену человек»35, автор статьи обвиняет Брандеса в желании «очернить»36 Андерсена: «...одна попытка навязывать читающей публике в России такие выдумки и такой вздор мало делает чести виновнику этой статьи»37, — восклицает критик.
Характерная для «Русской мысли» объективность проявляется в связи с оценкой личности писателя и в литературно-критических статьях. В «Русской мысли» за 1895 г. разбирается «состав» собрания сочинений Андерсена в переводе супругов Ганзен. Внимание уделено тому, что в наше время называется «приложением»: статьям Эдварда Коллина и П.Г. Ганзена. Сделана попытка объективно оценить реальное положение дел, соотнося эти работы со «Сказкой моей жизни», где Андерсен подает «повод... вполне достаточный» к рассмотрению его «частной, интимной жизни». Для критика это — оправдание подобных исследований, так как он уверен, что в обычном случае следует «ограничиваться рассмотрением... литературной и общественной деятельности»38 (такая позиция — показатель «серьезности» издания). В частности, автор критично относится к андерсеновской автобиографии, оправдывает «полемику... с умершим»39 Э. Коллина и упрекает П. Ганзена в увлечении «защитою Андерсена настолько, что не всегда остается вполне беспристрастным»40.
Примечания
1. И.И. Феоктистов в книге, посвященной вопросам детского чтения, следующим образом объясняет отступление, связанное с изложением биографии Андерсена: «Личность Андерсена так интересна, так в связи с его произведениями, что я не могу не сказать здесь нескольких слов о нем самом». (Феоктистов И.И. Указ. соч. С. 99).
2. Переписка Андерсена на русском языке практически не издавалась. Ряд писем был опубликован в четырехтомном Собрании сочинений в переводе А. и П. Ганзен (1894—1895 гг.).
3. Грёнбек Бо. Ханс Кристиан Андерсен. Жизнь. Творчество. Личность. М., 1979. С. 25.
4. Краснов Пл.Н. Указ. соч. С. 189.
5. Там же. С. 188.
6. Там же. С. 189.
7. Там же.
8. Бекетова М.Г. Указ. соч. С. 65.
9. Там же. С. 66.
10. Краснов Пл.Н. Указ. соч. С. 188.
11. Грёнбек Бо. Указ. соч. С. 192.
12. Там же. С. 167—168.
13. Бекетова М.Г. Указ. соч. С. 17.
14. Грёнбек Бо. Указ. соч. С. 29.
15. Бекетова М.Г. Указ. соч. С. 5.
16. Александров Я.А. Указ. соч. С. 6.
17. Без подп. Г.Х. Андерсен // Нива. 1905. № 13. С. 259.
18. «Это была нежная, впечатлительная натура», — пишет об Андерсене один из биографов (Сысоева Е.А. Бессмертный творец сказок. Спб., 1905. С. 19).
19. Александров Я.А. Указ. соч. С. 6.
20. Алтаев А. Великий сказочник. М., 1915. С. 112.
21. Бо Грёнбек говорит о создании Андерсеном «мифа его жизни» «по законам драмы: бедное, но по-своему счастливое детство; столь же бедная юность в Копенгагене, хотя трудности несколько смягчались помощью добрых людей; печальные, но необходимые годы учебы; долгие годы сочинительства, омраченные непризнанием и глупой критикой, постепенно растущее, огромное признание за границей; и наконец, вынужденное признание на родине» (Грёнбек Бо. Указ. соч. С. 196—197).
22. «Детски доверчивым отношением к людям» называет эту черту Андерсена биограф (Алтаев А. Указ. соч. С. 65).
23. Александров Я.А. Указ. соч. С. 6.
24. «Такова, в сущности, сказка его жизни», — пишет автор статьи, говоря о «сказочной житейской карьере» Андерсена. (Без подп. Г.Х. Андерсен // Нива. 1905. № 13. С. 259.).
25. Сысоева Е.А. Бессмертный творец сказок. Картинки из жизни Андерсена. Спб., 1905. С. 19.
26. Без подп. Г.Х. Андерсен // Нива. 1905. № 13. С. 259. Этот образ является составляющей длинного пассажа, в котором автор статьи говорит о рождении «неуклюжего, никому неизвестного «утенка»... сына простого бедного сапожника» и его постепенном превращении в «великолепного лебедя» (там же.).
27. Брауде Л.Ю., Шиллегодский С.П. Указ. соч. С. 291.
28. Александров Я.А. Указ. соч. С. 5.
29. Там же. С. 9.
30. Там же. С. 19.
31. Т.А. Ганс Христиан Андерсен // Русская мысль. 1888. № 3. С. 98.
32. Там же. С. 99.
33. Там же. С. 98.
34. Гайдебуров В.П. История с Андерсеном на русской почве // Книжки Недели. 1896. № 4. С. 274.
35. Там же. С. 275.
36. Там же. С. 274.
37. Там же. С. 276.
38. Без подп. Собрание сочинений Андерсена // Русская мысль. 1895. № 7. Библиографический отдел. С. 319.
39. Там же. С. 320.
40. Там же.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |