На рубеже XIX—XX вв. проявлялся повышенный интерес к детской литературе, составной частью которой традиционно считались произведения сказочного жанра. В придании сказке воспитательного значения заключалась важная сторона тогдашнего внимания к вопросам этики.
Одной из причин исключительного успеха и рекомендаций сказок Андерсена для детского чтения было их соответствие неким выдвигаемым обществом этическим и воспитательным нормам. Это позволяло дать детям полезное с точки зрения воспитательного воздействия чтение, одновременно не нанося ущерба развитию у них художественного вкуса. Большим достоинством сказок считалось отсутствие в них «малейшего резонерства», отмеченное еще Добролюбовым, который, познакомившись с Андерсеном во французском переводе, писал об отсутствии в его рассказах «нравоучительного хвостика» и их способности без принуждения, исподволь наводить детей на размышления1. По мнению критиков, это качество усиливает воспитательное воздействие произведений, так как «поучение... само свободно вытекает из содержания рассказа»2, без насилия над художественным текстом, поддерживаясь эстетическим впечатлением.
Говоря о нравственных качествах произведений, критика сосредотачивается на представленной в них аксиологической шкале. Главной темой сказок называют «любовь самоотверженную, готовую на всевозможные страдания ради любимого существа»3, полную «готовности самопожертвования и беззаветной преданности»4, женскую («Дикие лебеди», «Снежная королева», «Русалочка»5), материнскую любовь (прежде всего в сказке «Мать»). Я.А. Александров пишет о любви Андерсена ко всему «слабому, беспомощному», называя его сказки «могучим средством к развитию альтруистических чувств»6.
К собственно педагогической критике можно отнести статьи Н. Леонтьевой «О детском чтении», А.М. Калмыковой «Андерсен»7 (последняя содержит рекомендации по распределению сказок Андерсена в зависимости от возраста и социального положения читателей), книги Н.В. Чехова, И.И. Феоктистова, А.В. Круглова8 и отчасти (так как круг затронутых в этой работе вопросов намного шире) Я.А. Александрова, а также замечания, сделанные в указателях книг для детей. Н. Леонтьева относит сказки Андерсена к тем, которые «представляют собою уже переходную стадию к повести», в ее понимании это те сказки, которые предназначены уже не для самых маленьких читателей. Господствующая утилитарная точка зрения на детскую литературу делила художественные произведения по принципу принесения пользы или вреда. Такая точка зрения сохранялась и в отношении сказки и вообще фантастического в литературе. Исследователи, как правило, безоговорочно поддерживали сказку9 или ставили ее на «законное» место, считая, что чтение сказок, оставаясь факультативным, не должно вытеснять более серьезные интересы, необходимые для правильного развития ребенка. Самому существованию сказки в этом случае могли служить оправданием такие соображения утилитарного порядка, как отражение определенных знаний об окружающем в народных сказках или же наличие «симпатичных идей»10 в литературных.
Леонтьева относится к тем критикам, которые защищают сказку, считая ее такой же естественной «необходимой пищей для детской фантазии», как материнское молоко для младенца11. Однако придерживающийся иной точки зрения И.И. Феоктистов также высоко оценивает произведения Андерсена. Называя «чтение детьми сказок» явлением органичным, но осуждая тем не менее «искусственное затягивание периода увлечения ими»12 в ущерб науке, достоинство сказок Андерсена он видит, в частности, в том, что в них «фантастическое не есть цель», а «служит только формою для выражения его самых задушевных убеждении...»13 То есть, фактически осуждая сказку как произведение фантастическое, Феоктистов признает этот жанр с формальной точки зрения, как способ выражения идеи, отличая ее, однако, от притчи и аллегории14. Важно, что он, подобно другим исследователям рубежа веков, находит в сказках Андерсена определенную жизненную философию, идею. А.В. Круглов, считающий, подобно Феоктистову, что «сказки допустимы, полезны отчасти, но вовсе не желательно, чтобы они преобладали и занимали чуть ли не треть всего того, что предлагается малюткам»15, считает сказки Андерсена «такой книгой, которая едва ли может иметь соперников в своей области»16.
Об отсутствии в сказках Андерсена «ужасающей фантастики»17 и присутствии философии, сущность которой «любовь к Богу, природе и людям, юношеская вера в силу добра и знания»18, пишет и Я.А. Александров, о книге которого следует сказать подробнее. Книга «Великий сказочник», несмотря на торжественность названия, представляет собой пример корректного анализа, что было свойственно далеко не всем публицистическим работам, многие из которых изобиловали штампами и пустой патетикой. Однако ряд исследований характеризовался внимательным отношением к тексту, тонкими замечаниями «по существу»; такой являлась и книга Александрова, хотя наряду с интересными наблюдениями в ней можно увидеть и возникшие скорее на эмоциональной основе гипотезы, например утверждение, что птицы в сказках Андерсена встречаются чаще, «нежели млекопитающие», по той причине, что «птицы самые кроткие, самые благородные и вместе с тем красивые существа»19 (эта мысль, вероятно, инспирирована Георгом Брандесом, его работой «Moderne Geister», где он пишет, в частности, следующее: «Андерсен предпочитает птиц четвероногим. У него их больше, чем млекопитающих, они нежнее и ближе к растению, чем к животному <...>. Однако, он и птицам предпочитает растения»20. Брандес так объясняет свое наблюдение: «Поэма о растении, взывая к нашему участию, заранее умаляет его <...> растение в ней служит только символом»21). Исследуя причины читательского интереса (в частности детского) к сказкам Андерсена, Александров обращает внимание на особенности языка писателя, используемые им приемы, понимание детской психологии. Исследователь считает важными для формирования специфики произведений особенности личности автора, жизненный опыт, развивший в нем определенные качества, мировосприятие. Особый акцент сделан на понимании датским писателем детской психологии и наличии детских черт в нем самом, к которым Александров, как уже говорилось, относит умение оживлять неодушевленные предметы22, а также то, что «Андерсен в человеке ценит выше всего сердце»23. Андерсен, по мнению критика, «тонко понимал все особенности детской психики, потому что, беседуя с детьми... бывал ребенком сам»24 (такая оценка совпадает с уже упоминавшимся наблюдением П. Краснова, назвавшего способность оживлять неодушевленные предметы «особенностью детского миросозерцания», которую усвоил себе Андерсен; «он говорит с детьми на их языке и вращается в кругу их понятий и интересов»25, продолжал Краснов, также отмечая в Андерсене качества психолога). Считая одной из причин успеха у детей умение говорить с ними «языком простым», но «поэтичным и образным», Александров отметил большое количество звукоподражаний26, а также использование приема «внезапного приступа» («Часто сказки начинаются такими остроумными, неожиданными оборотами речи, что внимание читателя приковывается сразу»27). Эти замечания говорят о попытке серьезного анализа текста, внимание направлено не только на саму идею, но и на способ ее выражения.
В целом можно сказать, что педагогическая критика (как, впрочем, и литературная) ценила в сказках Андерсена прежде всего совершенное художественное выражение гуманных идей, тонкое чувство меры и хороший вкус в сочетании с четко просматривающейся системой ценностей христианского мира.
Примечания
1. Добролюбов Н.А. французские книги // Добролюбов Н.А. Полн. собр. соч.: В 6 т. М., 1936. Т. 3. С. 467. Цит. по: Брауде Л.Ю., Шиллегодский С.П. Указ. соч. С. 275.
2. Краснов Пл.Н. Указ. соч. С. 183.
3. Без подп. Андерсен. Сказки // Воспитание и обучение. 1889. № 5. С. 215.
4. Без подп. Андерсен. Собрание сочинений // Мир Божий. 1894. № 6. С. 200.
5. См.: Без подп. Андерсен. Сказки // Воспитание и обучение. 1889. № 5. С. 215.
6. Александров Я.А. Указ. соч. С. 16.
7. Диссертант благодарит М.В. Михайлову за указание на этот источник.
8. Круглов А.В. Литература «маленького народа». Критико-педагогические беседы по вопросам детской литературы. М., 1897. Вып. 2.
9. «Следует ли читать сказки детям от 7 —9—10 лет? Мы не боимся ответить здесь утвердительно: да, несомненно, следует... Детские годы могут пройти и без милого сказочного мира, но тогда дети не получат той развитой фантазии, той драгоценной теплоты, которая так нужна будущему человеку» (Леонтьева Н. Указ. соч. С. 128).
10. См.: Феоктистов И.И. Указ. соч. С. 106.
11. Леонтьева Н. Указ. соч. С. 128.
12. Феоктистов И.И. Указ. соч. С. 106.
13. Там же. С. 101.
14. Любопытно, что другой автор, правда в ином ключе и с иной целью, высказывает сходное замечание, называя форму «маской», под которой Андерсен «чувствует себя совершенно свободным» (А-в. С. Указ. соч. С. 6.).
15. Круглов А.В. Указ. соч. С. 84.
16. Там же. С. 15.
17. Александров Я.А. Указ. соч. С. 18.
18. Там же. С. 17.
19. Там же.
20. Брандес Г. Moderne Geister (отрывок) // Русская мысль. 1888. № 3. С. 117—118.
21. Там же. С. 118.
22. Там же.
23. Там же. С. 15.
24. Там же. С. 13.
25. Краснов Пл.Н. Указ. соч. С. 182.
26. Александров Я.А. Указ. соч. С. 12.
27. Там же. С. 13.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |