— А этот какой безобразный! — воскликнула одна утка. — Его уж мы не потерпим! — Она сейчас же подскочила и клюнула его в шею.
— Оставь его, — сказала утка-мать, — он ведь вам ничего не сделал.
— Это верно, но он такой большой и странный, — отвечала забияка. — Ему надо задать хорошую трепку.
Г.Х. Андерсен «Гадкий утенок»
Сказка «Гадкий утенок» во многом автобиографична. Именно в ней автор откровенно описал свои детские воспоминания. Возможно, здесь и кроется разгадка того, что, сбежав из дома в Копенгаген, он потом пятьдесят лет не приезжал в родной город. Не приезжал вплоть до празднования своего юбилея. До дня, когда за честь устроить этот праздник боролись несколько городов Дании. И он сознательно отдал предпочтение Оденсе.
Он уже готовился сойти на перрон, как невольно вспомнил строчку из своей сказки. «Из тех, чье имя кончается на «сен» никогда ничего не выйдет путного», — говорит одна из сказочных героинь Андерсена. Как это ни странно, но Ганс Христиан, мягко говоря, недолюбливал свою фамилию. Для него она была постоянным напоминанием о нищете, беспородности и унижении, которое терпят люди из низших сословий. В Копенгагене в музее Баккхаз хранится страница из дневника Андерсена, где писатель убористым почерком вывел длинный столбец с именами знаменитых людей своего времени, чьи фамилии заканчивались на «сен»: Торвальдсен, Якобсен, Хансен, Йенсен и прочие... Этот листок был утешением... или подтверждением того, что талантливые люди рождаются как в богатых, так и в бедных семьях.
Однако для большинства людей, окружавших Ганса Христиана, он был человеком невероятно амбициозным и тщеславным, которому удача улыбнулась еще в юности и уже не оставляла его ни на минуту. Ведь со стороны он казался действительно везунчиком, сумевшим подняться с самых низов общества до его вершины. Если верить английскому писателю Эдмунду Госсе, то «в середине XIX века Андерсен был самым знаменитым человеком во всей Европе». И хотя всю свою жизнь Андерсен совершенно осмысленно шел к славе и признанию, даже он сам вынужден был удивляться той метаморфозе, что с ним произошла: «Я приехал в Копенгаген оборванным нищим мальчишкой с жалкими пожитками под мышкой, и вот теперь я пью свой горячий шоколад за одним столом с королевой».
Но вот поезд остановился на перроне Оденсе. Андерсен встал со своего места и направился к дверям вагона. За окном виднелся вокзал родного городка. А чуть в стороне знаменитый оденсейский лес, где знахарка впервые предсказала ему всемирную славу. А потом ее слова подтвердила мадам Текла. «Когда-нибудь ваш сын станет знаменитым и Оденсе зажжет в его честь огни», — сказала прорицательница матери Андерсена, когда он был еще ребенком. Он до сих пор не знал, что двигало женщиной, когда она это произносила. Была ли это жалость к мальчишке, над которым смеялся весь город, или действительно она смогла заглянуть в будущее, в 1867 год...
Именно в этом году шестидесятипятилетний Ганс Христиан вновь приехал в родной Оденсе. Тем хмурым, промозглым декабрьским вечером обессилевшему от обилия восторженных речей Гансу Христиану Андерсену не удалось испытать восторг от встречи, которую он ждал всю жизнь. Более того, осознание того, что люди, которые издевались и глумились над ним, теперь готовы чествовать его как национального героя, раздражало его и ничего не трогало в душе. Единственным желанием, разгоравшимся все сильнее и сильнее, было как можно быстрее сбежать от своих почитателей. И это было ему непонятно. Ведь целых пятьдесят, лет он шел к триумфальной встрече в Оденсе, и все это время в ярких красках представлял себе этот день. А когда он настал, то ничего, кроме нечеловеческой усталости, сказочник не почувствовал.
Накануне его юбилея город громогласно провозгласил, что он является их национальной гордостью и просто обязан отпраздновать столь важную дату именно здесь. Более того, Андерсена засыпали уверениями, что подобного празднования не было и не будет в истории Оденсе. И, кстати, не обманули. Одно приветствие на вокзале чего стоило. Толпа орала так, будто на землю сошел сам Господь Бог. Цветы, дамские шляпки и мужские цилиндры, точно по команде, взлетели вверх, едва нога гордости Дании коснулась перрона. Фейерверк чувств и оваций гремел по всей округе, оповещая страну о победоносном возвращении в родные пенаты национального героя. А у него даже не было сил обрадоваться. От долгой дороги он страшно устал, и к тому же у него совершенно некстати разболелись зубы. Странно... Этого момента Андерсен ждал всю жизнь, но в реальности триумф оказался совсем иным. «У меня ныл зуб, и потоки декабрьского ветра, что врывались в окно, делали боль невыносимой. Я смотрел на собравшихся внизу, слышал звуки торжественного гимна и думал только об одном: когда же, наконец, это все кончится, и я уйду спать; прочь от хора, приветственных криков и этого холодного ветра, что приносит столько боли», — вспоминал Андерсен. Однако в ту декабрьскую ночь зубная боль была лишь началом куда более мучительных испытаний — испытаний памятью.
Еле выстояв праздничную церемонию, Андерсен шагнул в глубь роскошно убранного помещения и постарался незаметно уйти на задний дворик Зала гильдии. И подобно одному из героев своих сказок растворился в темноте. Дул холодный ветер, серое небо грозило обрушиться настоящим снегопадом, а он, подняв повыше воротник, шел по пустынным улочкам, моля Бога о том, чтобы еще хоть час побыть одному. Не отдавая отчета самому себе, Ганс Христиан подошел к маленькому домику с остроконечной крышей. К тому самому, который он с такой любовью описал в «Снежной королеве». К дому, где прошло его детство, и где он не был ровно полвека. Он тихонько отворил дверь и вошел. Внутри горел слабый свет, а в воздухе витал аромат роз. Возле камина по-прежнему стояло старое кресло, в котором когда-то сидел маленький Ганс и слушал, как отец читает пьесы Шекспира и Хольберга. Андерсен постоял немного у дверей, а затем подошел к креслу. Видение из прошлого тотчас возникло перед ним. Он вспомнил, как в автобиографической книге «Сказка моей жизни» набросал зарисовку из детства. «В 1805 году в городке Оденсе (на острове Фюн, Дания) в бедной каморке жила молодая пара — муж и жена, бесконечно любившие друг друга: молодой двадцатилетний башмачник, богато одаренная поэтическая натура, и его жена, несколькими годами старше, не знающая ни жизни, ни света, но с редким сердцем. Только недавно вышедший в мастера, муж своими руками сколотил всю обстановку сапожной мастерской и даже кровать. На этой кровати 2 апреля 1805 года и появился маленький орущий комочек — я, Ганс Христиан Андерсен. Я рос единственным и потому балованным ребенком; часто мне приходилось выслушивать от матери, какой я счастливый, мне-то ведь живется куда лучше, чем жилось в детстве ей самой: ну прямо настоящий графский сынок! — говорила она. Ее саму, когда она была маленькой, выгоняли из дому просить милостыню. Она никак не могла решиться на это и целые дни просиживала под мостом у реки. Слушая ее рассказы об этом, я заливался горючими слезами».
В этом автобиографическом отрывке Андерсен забыл рассказать о том, что молодой и бедный башмачник из датского города Оденсе, горячо любивший свою жену, собственноручно сколачивал мебель для мастерской из не всегда подходящих для этого подручных средств. Для брачной кровати пригодились остатки помоста, на котором еще недавно стоял гроб с телом графа Граспе. Именно на этой кровати и родился будущий сказочник. Что это было: зловещая случайность, дурное предзнаменование или, наоборот, добрый знак, Андерсен и сам до конца не понимал.
Но вот прошло несколько лет. И родители с удивлением отметили, что их первенец еще в столь нежном возрасте отличается повышенной эмоциональностью и обостренным восприятием мира. Даже самые незначительные впечатления оставляли глубокий след в его душе. «Помню я событие, случившееся когда мне минуло шесть лет, — появление кометы в 1811 году. Матушка сказала мне, что комета столкнется с землей и разобьет ее вдребезги или случится какая-нибудь другая ужасная вещь. Я прислушивался ко всем слухам вокруг, и суеверие пустило во мне такие же глубокие и крепкие корни, как и настоящая вера». Вот и сейчас он вспомнил все, что было связано с кометой, и как отреагировал их городок на это явление, будто это произошло вчера. А еще он явственно увидел Оденсе того времени, и будто перенеся на шестьдесят лет назад.
В 1811 году население Оденсе составляло около семи тысяч человек. А сам городок находился на небольшом острове Фюн. Маленькие домики под красными черепичными крышами, соленый запах морского бриза и цветущие луга на многие мили вокруг. Когда Андерсен был еще совсем маленьким, он думал, что Оденсе похож на волшебное королевство из сказок, которые частенько рассказывал ему отец. Хотя если уж быть совсем откровенным, то в действительности Оденсе больше напоминал игрушечный город, вырезанный из почернелого дуба. Впрочем, сказки-были естественной стихией Оденсе. А своими резчиками по дереву городок славился на всю Данию. Однажды средневековый резчик Клаус Берг вырезал из черного дерева огромный алтарь для собора в Оденсе. И этот величественный и грозный алтарь наполнял сердца взрослых и детишек благоговейным трепетом и даже страхом.
Нужно признать, что датские резчики делали не только вещи для культовых обрядов, с куда большим удовольствием они предпочитали вырезать из огромных кусков деревьев фигуры, которые по морскому обычаю украшали форштевни парусных кораблей. Это были грубые, но выразительные статуи Нептуна, нереид, дельфинов и изогнувшихся морских коньков. После того как изваяния были готовы, их раскрашивали золотом, охрой и кобальтом. Причем клали краску так густо, что морская волна многие годы была не в состоянии не только смыть ее, но даже и повредить.
Андерсен с самого детства относился к резчикам как к сказочникам или даже как к поэтам. Ведь не случайно из семьи такого резчика вышел один из величайших скульпторов XIX века, друг Андерсена, датчанин Бертель Торвальдсен.
И Ганс, еще будучи совсем ребенком, любовался замысловатыми фигурами, вырезанными резчиками не только на кораблях, но и на домах Оденсе. На всю жизнь он запомнил старый-престарый дом, где год постройки был вырезан на толстом деревянном щите в рамке из тюльпанов и роз. Там же резчик поместил и незамысловатое стихотворение, которое Ганс помнил наизусть.
Дед Андерсена тоже был резчиком по дереву. В старости он занимался тем, что вырезал из дерева всякие причудливые игрушки. Людей с птичьими головами, коров с крыльями. Дети были в восторге, а вот взрослые считали, что старый Андерсен умом тронулся. И, к сожалению, их прогноз оказался верен. Психическое расстройство все более и более прогрессировало, и вскоре деда Ганса забрали в специальное учреждение, а по городку поползли нехорошие слухи, что вся эта семейка с головой не дружит и к ним нужно относиться весьма и весьма осторожно.
И все же, несмотря на первое благостное впечатление, городок был весьма далек от сказочного места. В большинстве своем горожане ютились в ветхих домишках на окраине. Это были портные, сапожники, штукатуры, прачки и поденные рабочие. В богадельне при госпитале Серых братьев, куда чаще всего попадало пожилое население города, подчас не хватало мест для всех желающих. Многие родители, отчаявшись свести концы с концами, отправляли детей просить милостыню. И сейчас можно увидеть записи магистрата того времени. Сухие строчки протокольным языком повествуют об исковерканных судьбах жителей Оденсе. И никакие комиссии по делам бедняков, приезжавшие из Копенгагена, не могли исправить сложившуюся ситуацию.
Но апофеозом скорби и печали жителей Оденсе была оденсейская тюрьма. Это мрачное здание, возвышавшееся у ворот города, всегда было готово принять новых и новых заключенных. И детей стращали этой невеселой перспективой почаще, чем водяными и лешими, якобы водившимися в окрестностях Оденсе. В общем, причин радоваться жизни у жителей города было не так уж и много. А тут еще и комета. «Вряд ли это к добру», — рассуждали между собой горожане.
В марте 1811 года целая толпа собралась у церкви Св. Кнудта. Женщины прижимали детей к себе и испуганно переглядывались. Им хотелось обсудить во всех деталях хвостатую звезду, и понять, какие же беды она им несет. Ганс внимательно вслушивался в разговоры и старался не пропустить ни одного слова. Он до сих пор помнил, как мать, глядя на небо, произнесла тогда: «Знахарка Мета из Эйбю точно знает, что конец мира недалек. И эта комета предвестие пришествия Антихриста. Видать Бог всерьез разгневался на нас, раз посылает это испытание». Толстая Анна тотчас подхватила эту тему и принялась причитать, дескать, сейчас хвост этой кометы отвалится, и все... Виданное ли дело, такой огромный хвост за собой таскать. Гансу стало по-настоящему страшно. А если действительно сейчас эта комета упадет и разобьется? Тут опять мать подала голос. Она вспомнила, что весь этот год шла череда дурных предзнаменований. А намедни совсем недоброе дело было. Свеча в доме Андерсенов странно горела, а после возьми да и загнись прямохонько в сторону малыша. Хоть бы никакой беды с мальчиком не приключилось.
Ганс не совсем понял, почему с ним теперь непременно должно что-нибудь произойти, но спорить с матерью не стал. Ему хотелось побыстрей убежать к бабушке в богадельню и послушать одну из ее чудесных сказок.
Андерсен очнулся от воспоминаний и подошел к старому потертому креслу. Именно здесь после смерти отца частенько любила сидеть бабушка. Она одна верила в великую судьбу, которую сам Господь уготовил ее внуку. «Он рожден для великого! Не для славы, которая приходит ко многим людям, но для величия, которое вознесет его над всеми. Но вот беда, Ганс, ты слишком много думаешь о вершине и очень мало о дороге к ней. Хотя... Однажды ты ее достигнешь, даже можешь не сомневаться. И те, кто сейчас насмехаются над тобой, оглянутся назад со стыдом и попытаются убедить себя, что их злые слова были направлены на твое же благо. Я ясно вижу это...»
Ганс Христиан Андерсен усмехнулся своим воспоминаниям. Милая, добрая бабушка... Как же она верила в него. В отличие от отчима и матери, которые хотели, чтобы он выбрал себе достойное ремесло, а не витал в облаках. И он очень четко увидел мать в этот момент. Вот она сидит у окна, в руках у нее белый платок, что дала мадам Гульдберг. Руки проворно подшивают край платка. Услышав слова бабушки, она медленно откладывает платок в сторону. Ее мозг не мог переваривать слишком большой объем информации и уже тем более работать в двух направлениях. Анна-Мария, грузная, увядающая женщина с грубыми, мужиковатыми чертами лица, точно вырубленными плохим плотником, медленно встала. Ей не нравилось то, что Гансу морочат голову разными бреднями. Лучше бы он стал помогать отчиму чинить башмаки и со временем стал бы неплохим сапожником или портным. Ну к чему ребенку слушать чепуху о какой-то вершине, если дальше Оденсе он и мест-то не увидит? Вот взять хотя бы бабушку Ганса Христиана, куда привели ее мечты? Она представляла материнскую линию семейства и когда-то была благородной дамой. Но мечтательная и романтичная натура сыграла с ней злую шутку. Девушка влюбилась в нищего актера и сбежала с ним, надеясь на великую любовь. И как водится, из этого ничего хорошего не вышло. Муж ее, дедушка Ганса, сошел с ума, наградив по наследству сына и внука очень неустойчивой психикой. А сама бабушка теперь жила почти в нищете, не передав детям ничего, кроме бурного темперамента.
Правда, и этот подарок не пошел впрок. Отец Андерсена стал башмачником, но душа его не лежала к этому ремеслу. Его пальцы, так ловко мастерившие затейливые игрушки, будто наливались свинцом, когда им приходилось браться за шило и сапожный молоток. В детстве он мечтал учиться, но денег не было, и в довершении всех бед его отец сошел с ума, когда ребенку не было и десяти лет. Тогда бабушка, обливаясь слезами о загубленной судьбе отца Андерсена, отдала его в ученики к сапожнику. Она все же надеялась, что в скором времени положение изменится и ребенок пойдет в школу. Шли годы, но Андерсен так и не смог отойти от сапожного верстака. За всю свою короткую жизнь он пытался осуществить две заветные мечты — получить образование и отправиться в путешествие. Но ему было отказано и в том и в другом. И все же он нашел выход из мрачной действительности. Богатое воображение частенько уносило его в дальние теплые страны, где была совершенно иная жизнь.
В убогой мастерской, поскольку цех сапожников отказался признать Андерсена мастером, он день за днем гнул спину над рваными подметками, ловя скудный свет, падавший из маленького окошка. И чтобы окончательно не ослепнуть и лучше ориентироваться в темноте, Андерсен ставил рядом с собой стеклянный шар с водой. Но зачастую он забывал о работе и, глядя на шар, принимался мечтать. Например, он видел себя на борту корабля, уносившего его в дальние теплые страны. Там на его долю выпадет немало приключений, которые он обязательно с честью пройдет. Он непременно покорит сердце прекрасной принцессы, отыщет клад и спасет королевство от власти злого дракона. Часы незаметно пролетали, и отец Ганса только к вечеру спохватывался и вспоминал о невыполненной работе. Сколько Андерсен себя помнил, отец с неизменным упорством повторял ему одно и то же: «Слушай, Ганс Христиан, когда ты вырастешь, будь упорным и настойчивым, не бойся нужды, отказывай себе во всем, но добейся одного! Учись!»
Мечтатель, не нашедший свое место в жизни, он придумывал для сына разные сказки, которые они потом вместе и разыгрывали. А вскоре у Ганса Христиана появился свой кукольный театр, сделанный отцом из дерева. Ганс пришел в восторг от этого и, попросив у матери ненужные лоскутки материи и иглу, сам принялся шить своим артистам лучшие в мире наряды.
Ах, как весело пролетали те дни! Отец брал в руки томик Хольберга, и они вместе принимались разыгрывать в своем театре одну комедию за другой. Ганс легко запоминал целые сцены и уже вскоре мог один читать за всех артистов. Вместе с расширением репертуара приходилось придумывать и новые костюмы. Поэтому Ганс просиживал целыми днями за шитьем. И мать не могла нарадоваться на сына. Еще бы! С юных лет научится держать иголку в руках, а там, глядишь, так увлечется, что станет отменным портным. И тогда... Мария даже боялась мечтать о том, как может измениться их бедная жизнь. Ведь если уж быть совсем откровенной, то муж ей достался никудышный. А точнее, невезучий. Невезение, словно заразная болезнь следовало за ним по пятам. Вот хотя бы взять тот единственный случай, когда счастье уже было готово им улыбнуться...
Однажды отец Андерсена принес газету, где было объявление о том, что графу Алефельту Лаурвигу требуется сапожник. Основные требования, которые предъявлял граф к ремесленнику, были точно списаны с Андерсена. Сапожник должен был быть степенным, аккуратным и непьющим. Граф хотел, что бы он шил обувь для всей графской челяди и даже, возможно, для всей семьи. Условия работы были просто замечательными. Кроме весьма неплохого жалованья, сапожник получал домик на опушке графского леса, участок для огорода и лужок для скота.
Нужно сказать, что в то время семья Андерсена ютилась в старом ветхом доме на окраине, где вместе с ними проживало еще шесть семей. Сапожник с женой и сыном занимал небольшую комнату, служившую и спальней, и столовой, и мастерской одновременно. Правда, нужно отдать должное Марии, благодаря ее стараниям пол всегда был вычищен до блеска, а окна украшали накрахмаленные занавески. И чтобы придать комнате еще больше уюта, она расставила на высоком сундуке разрисованные чашки и тарелки. И маленький Ганс с детства любил рассматривать на них диковинные рисунки и уноситься в мечтах в далекие страны. А вот отец Андерсена благоустроил комнату по-своему. Над верстаком он повесил небольшую книжную полку, которую украшали несколько томов сказок — «Тысячи и одной ночи», комедии знаменитого датского драматурга Гольберга и, разумеется, несколько книг великого Шекспира, зачитанных до дыр.
Неудивительно, что объявление в газете было воспринято в семье как знак божий. Андерсен как за соломинку ухватился за эту возможность. Неужели хоть что-то в его жизни изменится к лучшему? И на следующее утро он немедля отправился в особняк. Граф принял его очень любезно, долго расспрашивал и, как видно, остался доволен услышанными ответами. А под конец дал ему пробное задание — сшить бальные башмачки для самой графини.
Несколько дней отец Андерсена осторожными движениями превращал кусок синего шелка в крохотные изящные туфельки. Он нисколько не сомневался в успехе. Но для пущей убедительности купил на собственные деньги тончайшую кожу для подметок. Мария тоже верила в него. Она смотрела на башмачки с замиранием сердца. Шутка ли, от этих крохотных созданий зависел сейчас их домик в деревне, свежий воздух для Ганса и безбедная жизнь. Но видно, не суждено было сапожнику Андерсену изменить в своей жизни что-либо к лучшему. Когда он принес заказ, графиня едва на него взглянула и всем своим видом постаралась выразить свое неудовольствие. Заметив, что жене не нравятся башмачки, граф отказал Андерсену от места. Так закончились их мечты о новой жизни. Точно рок над ними какой-то висел.
Неудачи с детства преследовали отца Ганса и не давали прорваться вперед. Наверное, ему уже давно нужно было смириться с этим. Ведь и его брак с Марией оказался неудачным. Они были совершенно разными людьми, и даже его сын, его единственная отрада и гордость, внушал с каждым днем все больше и больше опасений. Что станет с мальчиком, когда он подрастет и придет время учиться? Ведь не секрет, что для бедняков образование — немыслимая роскошь.
И все же он постарался найти выход из положения. Вскоре Ганса отдали в школу, которая находилась совсем рядом с домом возле старой мельницы. До этого он уже посещал уроки в маленькой частной школе для девочек. Родители Андерсена трезво рассудили, что такого послушного и впечатлительного паренька лучше отдать именно в это учебное заведение. Но они ошиблись...
Холодный ветер бил в стекло. Знаменитый Ганс Христиан сидел, поджав ноги в старом кресле и все глубже и глубже уходил в воспоминания детства. Зубная боль утихла, но сердце щемило так, что казалось, оно вот-вот разорвется на части. В окне темным силуэтом устремлялся в небо собор Святого Кнуда. Церковь, с которой так много всего было связано. Он знал ее с самого рождения, в ней он пел в церковном хоре, и сюда раз в неделю мать водила его на воскресные проповеди. А в дальнем крыле Святого Кнуда (оно скрывалось за башней) располагалась приходская школа. Андерсен все еще помнил хлесткие удары учительской указки...
Чтение вела старая вдова перчаточника, у которой были весьма своеобразные взгляды на обучение детей. Каждого провинившегося ждали розги, причем в весьма солидном объеме. Мать Ганса потребовала, чтобы ее сына не смели бить ни при каких обстоятельствах, и пожилая дама вначале вроде согласилась с этим. Но вот однажды мальчик на уроке засмотрелся на аистов. И тут же вспомнил сказку, что рассказывал ему отец. Аисты разговаривали непременно на египетском языке и обсуждали, как они проведут зиму возле величественных пирамид. А ведь лететь так далеко! Нужно преодолеть огромное пространство над морем, совершенно не отдыхая. И поэтому они устроили настоящий смотр у болота, где жили Андерсены. Они проверяли, достаточно ли крепки крылья у птенцов, чтобы выдержать такой перелет, нет ли больных среди тех, кто намерен лететь на зимовку в Африку.
Ганс так ушел в свои мысли, что не услышал вопроса, который задала ему старая фру. Зато потом он через мгновение почувствовал, как что-то горячее обожгло его. Ганс вздрогнул, раздался свист розги и снова ожог, а потом острая боль. Мальчик вскочил, хлопая глазами от недоумения. Слезы сами покатились по щекам, оставляя на них предательские бороздки. Губы плотно сжались. Его впервые ударили! Он торопливо взял свой букварь и грифель и как ошпаренный выскочил за дверь. И только дома дал волю слезам. Мария долго успокаивала его, а когда отец вернулся с работы, они решили, что больше Ганс в эту школу не пойдет. Они попросят господина Карстенса принять Ганса учеником в еврейскую школу, где методы обучения намного мягче.
Здание еврейской школы все еще стоит на одной из улиц старого Оденсе, и обветшалая табличка скромно возвещает прохожим о том, что в ней когда-то учился великий сказочник.
Конечно, вспоминая старую вдову перчаточника, Ганс очень волновался, как сложатся у него отношения с новым учителем. Но Карстенс оказался прямой противоположностью пожилой фру. Это был молодой человек с приятным открытым лицом и веселой улыбкой. Ганс ему сразу понравился, и он взял новичка под свое покровительство. Тем более Андерсен был самым маленьким учеником в школе. Обычно Карстенс брал Ганса на переменке за руку, и они вместе прогуливались по школьному двору. А вскоре произошло самое неожиданное событие в жизни Ганса Христиана. Он влюбился.
Единственная девочка в школе Сара Хейман преподнесла новичку букетик цветов. Ганс густо покраснел. Ему показалось, что мир не видел более красивого существа, чем эта девочка. И тотчас его воображение стало рисовать картины, где Сара окажется дочерью герцога, ее похитят пираты, а он — отважный капитан датского корабля, спасет свою возлюбленную. Ганс мечтал дни напролет о том, как славно сложится их жизнь, когда они вырастут. Чувствам было тесно в груди, они рвались из сердца мальчика, и он еще ничего толком не зная о том, что такое поэзия, стал писать свои первые стихи.
Однажды, с трудом преодолев природную робость и застенчивость, Ганс решил преподнести свои творения Саре. Они вместе шли из школы домой. Ганс, конечно, промолчал о том, что он давно прошел свой дом, и Сара завела разговор о стихах. Девочка со взрослой рассудительностью сказала, что считает стихи пустяками, на которые здравомыслящие люди не должны тратить свое время. Ганс заметно погрустнел. Как же так! Ведь стихи — это так красиво! Но Сара не поддержала его. Беднякам нечего думать о красоте, им следует стараться изо всех сил, чтобы приобрести достойную профессию. Вот она, например, все вечера занимается математикой, и когда вырастет, то обязательно устроится экономкой на какой-нибудь богатой ферме.
Ганс не мог поверить в услышанное и принялся горячо спорить с девочкой. Она достойна много большего! И когда он вырастет, то заберет ее к себе в замок, и она будет жить как королева. Сара ничего не ответила, а только покрутила пальцем у виска и убежала, оставив Ганса в расстроенных чувствах. Он медленно добрел домой и там устроил настоящее аутодафе из своей первой любовной лирики. А потом, не став даже есть, лег в кровать и разрыдался. Родители не могли добиться от него ни слова. Мария немного успокоилась, когда поняла, что он не болен и что в школе у него все в порядке.
А Ганс лежал с открытыми глазами и видел совершенно иные картины. Он обязательно добьется всего, что только под силу человеку, и тогда Сара поймет, как жестоко она в нем ошиблась.
Но на следующий день Ганс испытал настоящую душевную боль. Оказалось, что Сара рассказала в школе о его мечтах, и весь класс дружно решил, что у Ганса явно не все в порядке с головой. Наверное, он спятил, как и его дед. Хуже этих слов для Андерсена не было ничего. Он знал о деде только по рассказам родителей и их знакомых, но то, что он слышал, наполняло его душу настоящим ужасом. Бабушка говорила, что обычно дед был тихим и добрым. Он любил ходить по близлежащим селам и раздавать детишкам сказочные фигурки, которые вырезал из дерева. И в благодарность крестьяне давали кто молоко, кто яйца, кто ячменные лепешки. Но бывали дни, когда на деда находили приступы буйства. Начиналось все достаточно безобидно. Дед Андерсена надевал свою лучшую шляпу, украшал ее цветами и, что-то громко распевая, бежал по улицам Оденсе. Если кто-то задевал его, то дед вполне мог и поколотить обидчика, после чего его связывали и отправляли домой. Ганс очень боялся, что когда-нибудь отец или даже он сам повторят страшную судьбу деда. И вот сегодня Сара предсказала ему именно это. И только за то, что он хотел поселить ее в чудесном замке. «Как же это низко», — подумал про себя Ганс.
Выслушивая насмешки одноклассников, он молчал, плотно сжимая губы, пока они не превратились в тонкую линию. И, конечно, он во всем винил Сару. За что она с ним так поступила? Ведь Ганс был готов на все ради нее! Он пообещал себе быть как можно осторожнее с этими девчонками. А для начала пересел подальше от жестокой девочки и старался не смотреть на нее во время уроков. Вскоре Сара куда-то уехала с родителями, и больше он ее не видел. Но мрачные воспоминания о ней остались на всю жизнь.
Правда, сама учеба в школе, как и прежде, радовала Андерсена. Учитель относился к нему еще добрее, чем раньше, и даже не ругал за совершенно немыслимое количество ошибок, которые делал Ганс на уроках датского языка. Зато исправно хвалил паренька, когда ученики пели хором. Звонкий и чистый голос Ганса не мог не тронуть сердца слушателей маленькой еврейской школы. Да и по чтению у маленького Андерсена соперников не было, так что Ганса ожидали счастливые школьные годы рядом с мудрым и добрым учителем.
Но, увы, все неожиданно закончилось. Расходы Карстенса слишком выросли по сравнению с доходами, и школу пришлось закрыть. А в школе для бедняков свободных мест не оказалось. И пришлось Гансу сидеть дома. Правда, это оказалось совсем не весело. На дворе стояли морозы, и без теплой одежды нечего было и думать о том, чтобы идти гулять. Гансу пришлось в прямом смысле сидеть дома. Иногда он придумывал себе развлечения: то играл с кукольным театром, то наблюдал в окошке за воробьями и фантазировал об их жизни. Но иногда... слова сами складывались в рифмованные строчки и просились на бумагу. И тогда, экономя каждый лист, он торопливо выводил грифелем свои новые стихотворения.
Ганс был еще слишком мал и слишком поглощен придумыванием своего несуществующего мира, чтобы замечать, каким мрачным и хмурым стал его отец. Или насколько потяжелела корзина для стирки, которую Мария каждый день наполняла чужим бельем. Или то, что по вечерам количество картофеля, которое мать выкладывала на ужин, неумолимо сокращалось. Отец недоумевал, в городе работы становилось все меньше и меньше. Неужели люди перестали носить обувь? И как же теперь ему прокормить семью? Пришла весна, но легче семье Андерсена не стало. Разве только маленький Ганс стал выбегать играть на улицу. Вскоре он подружился со старым разносчиком театральных афиш, который иногда давал мальчику яркие шуршащие листы, на которых огромными буквами было написано название спектакля. Ганс вихрем мчался с драгоценной ношей домой и складывал их в свой тайничок, где хранились его самые ценные вещи.
Иногда бабушка брала Ганса с собой в госпиталь, где ухаживала за маленьким больничным садиком. Там мальчик быстро свел знакомство со старухами, доживавшими свой век в богадельне. Он мог целыми часами рассказывать им свои истории, а пожилые дамы, проводившие все время за прялками, с удовольствием их выслушивали. Более того, необыкновенная память мальчика, запоминавшего целые сцены из комедий Хольберга, приводила их в ужас. И они, удрученно качая головой, приговаривали, что уж слишком хорошую голову дал Господь Андерсену, и как бы он не призвал малыша раньше времени к себе.
А когда Ганс замолкал, наступала очередь бабушкиных подружек рассказывать ему смешные и чудесные сказки. Иногда, если выдавался подходящий день, они даже ему пели. Одна из песен особенно запала в душу Андерсена. Это была песня о бедной Агнете. Красавицу из их городка полюбил водяной. И когда девушка пришла на берег, он вышел из воды и спросил, хочет ли она стать его женой. Агнета с первого взгляда влюбилась в статного водяного, и тотчас ответила ему согласием. Водяной души не чаял в своей жене и одаривал ее всевозможными подарками. Но вскоре Агнета начала скучать и грустить. Ей захотелось хоть одним глазком увидеть землю и своих родных. И она ушла от водяного, чтобы снова стать обычной земной женщиной. Долго водяной и маленькие дети Агнеты плакали о ней, но вернуться к ним она уже не смогла. И сейчас, если прийти ночью на морской берег, то можно услышать, как ветер доносит их плач. А иногда в полнолуние можно даже увидеть женский силуэт, смотрящий на море и оплакивающий свою любовь. У Ганса всегда наворачивались слезы на глаза, когда он слышал эту песню.
Вообще-то ему нравилось бывать у бабушки. Здесь его частенько кормили обедом, который казался невероятно вкусным. Ведь дома у них практически уже нечего было есть. Отец, как ни старался, не мог заработать, и мать едва сводила концы с концами. Андерсен-старший тщетно искал выход, но никак не находил его.
И тогда отец принял единственное на его взгляд правильное решение. Он решил завербоваться добровольцем на Наполеоновскую войну, вместо сына одного богатого крестьянина из соседней деревни. Эта сделка казалась ему весьма выгодной, ведь крестьянин обещал заплатить щедрые отступные, и не мог нарадоваться, что нашелся полоумный, который сам захотел отправиться под пули неизвестно ради чего. Нужно сказать, что решение Андерсена-старшего повергло Марию в шок. Она без устали плакала и причитала, что теперь она уж точно останется одна с ребенком на руках. И если он не думает о ней, то хотя бы пожалел сына. Соседские кумушки не скрывали своего недоумения, да и знакомые мужчины с трогательным единодушием соглашались, что, видно, Андерсен совсем умом тронулся и скоро закончит так же, как и его отец. Разве может человек в трезвом уме и здравой памяти добровольно идти на войну? И при этом оставить дома жену с малолетним сыном? После таких прогнозов оденсийские старожилы переключались на маленького Ганса и тоже пророчили ему место в психушке, ведь если сумасшествие есть в роду, то оно уже никого не пощадит.
Отец Андерсена пропускал эти разговоры мимо ушей и старался не обращать на них никакого внимания. Шутка ли сказать, он получил за свой сумасбродный поступок неслыханную для их семьи сумму — тысячу ригсдалеров новенькими бумажками.
Конечно, он понимал весь риск своей затеи, но в то же время четко осознавал, что иного пути выбраться из беспросветного невезения у него нет. А так появилась крохотная ниточка надежды, что, может быть, на этой чужой войне счастье наконец-то ему улыбнется, и он сможет-таки чего-то достичь в этой жизни.
Когда отцу Андерсена нужно было прийти на командный пункт, неожиданно для всех заболел маленький Ганс. Только вчера он бегал и играл как ни в чем не бывало, а ночью бредил весь в жару. Мария и бабушка перепугались за ребенка и обе решили, что это дурное предзнаменование. Конечно, ничего его отец не добьется и никакого будущего у них уже точно не будет. А мальчик все метался на кровати. Ему привиделись страшные черные птицы, которые спускались совсем низко над кроваткой и хотели выколоть ему глаза. Маленький Ганс защищался от них как мог. Наконец-то в этот момент на его лоб опустилось что-то холодное и стало легче дышать. Он едва слышно попросил попить, и бабушка радостно перекрестилась. Похоже, кризис миновал, и непонятная болезнь стала отступать. Мария вбежала в комнату и, увидев, что Гансу стало получше, расплакалась. Она знала, что если отец Ганса погибнет, то мальчику самому жизни не видать. А Ганс, почувствовав ее прикосновение, забылся тяжелым сном. Но ненадолго. Ночью его разбудила полная тяжелая луна. И через мгновение она стала похожа на толстую вдову перчаточника, которая била его розгами. А потом ему почудилось, что некие превращения стали происходить с пальто отца. Оно вдруг разбухло и начало протягивать к Гансу свои длинные рукава. Ему стало страшно, и он громко закричал. Мария вбежала в комнату, и от звука ее голоса все призраки исчезли. А на следующее утро Гансу стало лучше, и он пошел на поправку. И это было для Марии облегчением. Ведь утром солдаты отправлялись из их городка на войну.
В тот день по улицам Оденсе рассыпалась звонкая и веселая дробь барабанщиков. «Вперед, вперед!» — пели барабанные палочки. И горожане собрались на центральной площади, чтобы проводить своих героев. Но праздника не получилось, толпа плачущих женщин, причитая навзрыд, вывела солдат за городские ворота.
Третий батальон пехотного полка его величества датского короля отправлялся в Гольштейн, чтобы сражаться за пошатнувшееся могущество чужого императора. Это было осенью 1813 года, когда дела Наполеона шли уже неважно. Но принц Фредерик упорно надеялся на его счастливую звезду и не хотел разрывать союз, который приносил его стране одни убытки. Он посылал Наполеону новые и новые полки.
Среди солдат третьего батальона шагал и тщедушный голубоглазый новобранец Ганс Андерсен. Он старался держаться бодро и даже попытался улыбнуться Марии и матери, которые пришли с ним проститься. Но на душе у него было скверно. Его мучил страх за жену и за сына. Как они тут без него? Чтобы приободрить себя, он попытался вспомнить свои недавние мечты: поле сражения, геройский подвиг, офицерские эполеты... Что ж... На войне все возможно. А пока были тесные сапоги, ноющее под ружьем плечо и неотвязный сухой кашель. Еще несколько шагов, и город для отца Андерсена скрылся за сеткой мелкого пронизывающего сентябрьского дождя.
Деньги, которые заплатили Андерсену, обесценивались не по дням, а по часам. И вскоре тысяча рисдалеров превратилась в сотню. В стране тотчас выпустили новые деньги, но и они не могли спасти положения. Нужда росла, лучшие экономисты ломали свои светлые головы, а война тем временем продолжалась. И Марии с Гансом пришлось переселиться на чердак, до возвращения мужа, уступив свои комнаты постояльцам. На чердаке было холодно и так тесно, что мальчик задевал потолок, когда пытался встать в полный рост. А по ночам Ганс слышал, как скреблись мыши, и однажды он увидел их серенькие носики, высунувшиеся из норки. Тогда-то он и решил рассказать им одну из сказок отца, чтобы они смогли вместе скоротать ночь. Когда же наступал день, Гансу приходилось проводить его здесь же, на чердаке. Мать не выпускала его на улицу, боясь того, что в легкой курточке он не вынесет морозов и тяжело заболеет. И тогда, оставшись один в своем убежище, Ганс начинал мечтать о том, что он сын китайского императора и очень скоро за ним придет прекрасный корабль и увезет его из ненавистного Оденсе навсегда. Правда, иногда Ганс размышлял о мышах, вот бы заглянуть к ним в норку и узнать, как они живут! Наверное, им тоже нечего есть и их маме приходится много бегать, чтобы прокормить своих деток. Поэтому он тайком сыпал им хлебные крошки, чтобы мышиной маме было легче заботиться о мышатах.
Когда потеплело, Ганс снова убегал к бабушке в богадельню при госпитале. Однажды он решился поднять запретную тему в их семье — о сводной сестре Карен. С ней всегда были связаны многозначительные намеки и умолчания в разговорах взрослых. Из всего услышанного Ганс понял, что с Карен была связана какая-то нехорошая история. И что его обожаемая матушка в юности совершила нечто такое, о чем даже не принято говорить вслух. Бабушка не стала отнекиваться и объяснила Гансу, что Мария, будучи еще совсем молоденькой, познакомилась с одним очень непорядочным молодым человеком. Они какое-то время встречались, а потом он уехал, оставив девушку одну. И вскоре родилась Карен. Мальчик не много понял из ее объяснения. Он не знал, почему Карен до сих пор не могла приходить к ним. Девочка росла в маленькой соседней деревне у другой бабушки, которую Ганс почти не знал. Правда, сейчас ситуация изменилась. Теперь Карен жила в няньках у богатых людей, и после того, как отец Андерсена ушел на войну, частенько их навещала. Ганс не любил сводную сестру. Она ему казалась злой и упрямой. И к тому же он постоянно старался ей доказать, что мама любит его намного больше. Карен злилась и кричала ему разные обидные слова, после чего убегала. Но вот вчера она призналась Гансу, что собралась уехать в Копенгаген. Там она найдет свое счастье, и у нее будет совершенно иная жизнь. Ганс задумался: надо же, как, оказывается, все просто. На этот раз Карен безусловно права. Ему тоже нужно уезжать из Оденсе. Бабушка внимательно выслушала и призналась, что, возможно, это не такая уж плохая идея. Вот только ему нужно еще немного подрасти, и Ганс охотно с ней согласился. А потом побежал к старой Иоганне. Эта пожилая дама души не чаяла в маленьком Андерсене и всегда радовалась, когда он ее навещал. Иоганна рассказывала ему массу чудесных историй чуть ли не о каждом оденсейском камне или старом дереве. Причем старая дама уверяла, что все рассказанное ею — чистая правда.
И маленький Ганс с жадностью слушал про то, как много лет назад с церкви сорвался огромный колокол, пролетел по воздуху много миль и упал в реку. Теперь это место так и называется: Колокольный омут, и именно поэтому его облюбовал старик водяной, который любит заманивать к себе людей. И если прийти в полночь на берег реки, то можно услышать звон колокола, доносящегося из воды.
А еще Иоганна рассказала ему о старом доме на углу площади. Оказывается, в давние времена там жил один очень богатый господин. Он был настолько богат, что сам король приезжал брать у него взаймы. Так вот, этот самый господин посылал за море свои корабли, и они возвращались полные всяким товаром, который он потом весьма выгодно продавал. И как-то вечером этот богач осерчал на девочку-служанку за то, что она пролила его кофе. Причем осерчал настолько, что приказал ее выпороть. Девочка в слезах ушла домой, а на следующий вечер к богачу пришла ее мать. В руках она держала чашу с водой, на которой плавали ореховые скорлупки. Женщина долго смотрела на богача и вдруг начала дуть на скорлупки. Они, конечно, все перевернулись. Тогда женщина произнесла: «То же самое будет и с твоими кораблями». И действительно, все его корабли попали в сильный шторм и утонули. А он сам закончил свои дни в богадельне.
Ганс с замиранием сердца слушал эти истории. И не мог от них оторваться, он, точно губка, впитывал в себя атмосферу городка, наполненного суевериями и старинными преданиями. Так незаметно для него настало Рождество. Впервые не было ни печеных яблок, ни сладкого риса, не говоря уже о запеченном гусе. И уж, конечно, не было и речи о подарках для него. Но Ганс не расстраивался. Если закрыть глаза и представить то, что ему могли бы подарить, то казалось, будто он действительно их получил. И чтобы хоть как-то прочувствовать этот праздник, Ганс выбежал на улицу. Он бежал по центральной улице города, заглядывая в ярко освещенные окна особняков. Ах, если бы произошло чудо и один из тех замечательных гусей, что он видел, вдруг ожил и перенесся к ним на стол. Но чудо не произошло. И мальчик грустно побрел домой. Он решил пораньше лечь спать, и во сне увидеть какую-нибудь сказку.
Утро следующего дня принесло ему радостное событие. Едва проснувшись, он услышал шаги по лестнице. Ганс соскочил с кровать и стремглав бросился вниз. Там увидел какого-то солдата. Он был худ как щепка и выглядел изможденным. Ганс с удивлением смотрел на него. Солдат тоже смотрел на Ганса тяжелым настороженным взглядом, потом грустно улыбнулся, подошел и обнял его. «Как же ты вырос, сынок», — сказал отец Гансу. И только тогда Ганс окончательно понял, что это отец. Увы, это был уже совершенно иной человек. Он превратился в седого, шамкающего старика, приволакивающего левую ногу, постоянно надрывно кашляющего и сплевывающего в платок сгустки крови. «Ничего, — думала Мария, — скоро отойдет его болезнь. Вот побудет дома и выздоровеет. Шутка ли сказать, человек столько был под пулями». Но в том-то и была ирония судьбы, что под пули отец Андерсена так и не попал. Невезение не оставило его и на военной службе.
Все это время он переносил грязь и холод, утомительные ночные переходы, скверную пищу, духоту и вонь казарм совершенно зря. Их полк застрял в Гольштейне и ни разу не участвовал в сражениях. А потом принц Фредерик заключил мир, и солдат отправили по домам. Так и получилось, что мечта об офицерских эполетах лопнула как мыльный пузырь, и осталось лишь подорванное здоровье.
Но в жизни Ганса наступила пусть и зыбкая, но все-таки стабильность. Как и прежде, он просыпался по утрам от звуков сапожного молотка. Правда, теперь его удары были нервными и неровными. У отца дрожали руки, и он быстро уставал. И как бы Мария ни успокаивала мужа, он постоянно пребывал в мрачном расположении духа. Он был уверен, что больше не поправится и сделается обузой для семьи. Мария, чтобы вылечить мужа, тайком бегала ко всем оденсейским знахаркам, те давали ей специальные зелья. И когда отец Ганса узнал об этом, то не на шутку разозлился. Ну сколько можно верить во все эти глупости и кто знает, сколько денег выкачали из нее шарлатанки. Мария ничего не отвечала на его тирады, но мнения своего не изменила. Она была уверена, что целебные снадобья непременно помогут ему и поставят его на ноги.
Ганс тоже очень переживал из-за отца. Он даже отважился поговорить об этом с бабушкой. Но та ничего утешительного сказать ему не смогла. Она рассказала мальчику свою версию произошедшего с отцом. Оказывается, всему виной его матушка. Когда от отца долго не было известий, она пошла к той самой колдунье, которая жила в лесной чаще. И рассказала о своей беде. Женщина взялась ей помочь. Выслушав внимательно о злоключениях солдата, колдунья принялась готовить зелье. Чего только в нем не было. И ростки мха, и побеги сабельника, и сажа с крыши родного дома, и даже листок из молитвенника. Потом она сняла варево с огня и принялась шептать над ним какие-то заклинания. Когда же обряд был закончен, то колдунья протянула чашу матери Андерсена и та выпила все до дна. Суть этого обряда заключалась в том, что где бы ни был человек, которого они хотели вернуть, с той минуты, как обряд был завершен, он не будет знать ни минуты покоя, пока не вернется домой.
Ганс поверил бабушке, поскольку сам слышал разговор матери с соседкой о том, что если бы она знала, какую цену муж заплатит за свое возвращение домой, то никогда бы не обратилась к знахарке. И только отец Ганса не мог сдержаться, когда слышал подобные речи. Он в сотый раз объяснял женщинам, что заболел из-за плохих условий, а домой вернулся потому, что Дания подписала перемирие. Но никто из окружающих ему не верил. И все в его болезни винили Марию.
Отец Ганса как мог боролся с этими слухами, но в Оденсе к тому времени к нему уже относились весьма специфически. В лучшем случае его считали безобидным чудаком, а в худшем... Многие горожане поговаривали, что он недалеко ушел от своего сумасшедшего отца. Виданное ли дело не верить в призраков, в леших, домовых и водяного. И что греха таить, он даже не скрывал, что не боится самого дьявола. А такого жители маленького городка простить не могли никому. Вот и ходил Ганс Христиан точно заклейменный невидимым клеймом.
В отличие от отца Ганс не только верил во все суеверия и легенды Оденса, но и живо представлял их себе. Он наяву видел призрак монахинь, которых сбросили в глубокую яму за грехи, окровавленный труп короля Кнудта и помещика, призрак которого по сей день разъезжал в карете, запряженной четверкой вороных. Отец с грустью смотрел на Ганса: видно, и его сыну придется влачить жалкую жизнь в Оденсе, ничего он не смог ему дать и даже не сумел уберечь от всяких бредовых россказней старух из богадельни. Одно утешало отца Ганса: то, что мальчик самозабвенно любил книги, может быть, хоть они выведут ребенка из беспросветной тьмы, в которой оказалась семья Андерсенов.
Несмотря на все заботы и хлопоты Марии и бабушки, легче отцу Андерсена не становилось. И в течение двух следующих лет отец Андерсена медленно умирал. Жизнь вытекала из него, как вода из треснутого сосуда. Он уже совсем перестал работать и даже не мог перечитывать любимые книги. А когда Ганс просил поиграть с ним в кукольный театр, отец только надрывно кашлял и с грустью смотрел на него. Единственное, что его беспокоило, это будущее Ганса Христиана. Но здесь он был бессилен что-либо изменить.
Однажды Гансу приснился странный сон. Будто он идет по лесной тропинке и снова встречает добрую колдунью. Она дает ему сухую веточку ивы и говорит, дескать, что ты сейчас увидишь, то и исполнится. Ганс дошел до ручья и остановился как вкопанный. На другом берегу ручья он увидел в туманной дымке отца. Вот только отец почему-то стоял в длинном белом саване... «Папа! — закричал Ганс. — Иди ко мне!» Он стал махать отцу рукой, но тот неожиданно отвернулся от него и стал пятиться назад, пока не растворился в тумане. Ганс проснулся в холодном поту и услышал крик отца: «За мной! В атаку! Ура!»
Мальчик побежал к нему в комнату, а там уже была мать, которая пыталась утихомирить отца. Она старалась уложить его в постель, а он стремился вырваться из ее рук. Потом неожиданно затих, и по его лицу потекли слезы. Он стал медленно оседать на пол. Неестественно дернулся и затих. Мать легонько выставила Ганса из комнаты и бросилась к отцу.
Хоронили его в соломенном гробу, у Марии не было денег, чтобы справить деревянный, и с большим трудом отыскали ему место на кладбище для бедных. Бабушка посадила на могиле розовый куст, ведь он так любил цветы. И действительно, розы цвели необычно долго, словно воздавая посмертное утешение бедному сапожнику за все его разбитые мечты. А тем временем ветер и дождь сравнивали его могилу с землей.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |