Ах ты, умный маленький ткач! Ты учишь меня упорству! Когда рвется твоя паутина, ты опять начинаешь с самого начала и заканчиваешь ее! Если она снова порвется, ты радостно опять берешься за дело. Так нужно поступать всегда, тогда твои усилия будут вознаграждены!
Г.Х. Андерсен «Сказка ветра»
Стремясь унять сердечную боль, Ганс уехал во Францию. Шел 1830 год. На улицах Парижа вновь раздавалась «Марсельеза», и вновь Бурбоны потерпели фиаско. Но Ганса мало заботила политика. Он хорошо помнил высказывание своего кумира Эленшлегера: «Политика — это гиена, пожирающая все высокое и прекрасное». Намного больше, чем дела политические, его заботили поиски простых, ясных и четких форм в литературе. Невольно на ум приходил разговор с одним из критиков Дании. «Чем проще, тем лучше!» — почти кричал Андерсен, уязвленный покровительственным тоном, которым критик позволял себе с ним говорить. На что ему отвечали, дескать, это он так рассуждает по недомыслию, и тотчас указывали на ошибки и слабые места в его стихах. И вскоре привычка смеяться над чудаком Андерсеном стала вполне обычным делом. Что ж... Ганс тоже в долгу не остался. Он взял и написал стихотворение «Тараторки», где вволю поиздевался над пустой болтовней, царящей в гостиных Копенгагена. Обдумывая и переживая заново все произошедшее с ним в Дании, он написал Гетти: «Если бы я следовал всем их указаниям и советам, я стал бы как две капли воды похож на образцы. Тогда они были бы довольны. Но зато во всех моих произведениях не осталось бы ни строчки своей, оригинальной. Нет, я не буду писать ни «как Гейберг», ни «как Эленшлегер»! Я хочу писать «как Андерсен»! Что в этом дурного?»
Гетти отвечала, что не сомневается в его способностях и верит, что после долгих поисков он наконец-то найдет свой путь, на котором ему не будет равных.
Следующей страной, которую посетил Андерсен, была Германия. Именно Германия оказалась тем чудодейственным бальзамом, который помог залечить сердечные раны и позабыть домашние горести. Большие шумные города, живописный лесистый Гарц, воспетый его любимцем Гейне, встречи с немецкими поэтами — все это казалось Гансу чудесным подарком судьбы, излечившим его от душевных ран.
Полный новых впечатлений, хорошо отдохнувший, Андерсен вернулся в Данию. И сразу помчался к Гетти. Сидя в ее маленькой гостиной, он рассказывал о том, что видел в Германии и о том, что у него уже готов новый замысел книги. На этот раз его творение будет называться «Теневые картины». Гетти с восторгом поддержала своего друга.
Известность Андерсена потихоньку росла. И он стал желанным гостем на многих поэтических вечерах. Но... Гансу все меньше и меньше нравилось общество, которое теперь вполне благостно принимало его. Все те же пустые разговоры, те же сплетни, вмиг облетающие самые высокие сословия и в итоге становящиеся достоянием прислуги. Да и сам Копенгаген уже не казался Андерсену городом мечты. Напротив, его неприятно поражало необыкновенное сонное состояние столицы. Особенно это становилось заметным на фоне оживленной Германии.
По-другому он стал воспринимать и критические замечания в свой адрес. Ничего, он еще с ними поборется, время покажет, кто из них, в конце концов, был прав. А пока он с утроенным пылом принялся за работу. И книга стала рождаться. Это был сборник зарисовок, где люди и вещи разговаривали на одном языке. Здесь Ганс не смог избежать подражания Гейне, но полностью встать вровень с немецким писателем и подняться на один уровень с его «Путевыми картинами» Андерсену мешала его аполитичность. Ведь проезжая по Франции и Германии, Ганс сознательно старался не замечать возбуждения, связанного с революционными событиями в Париже. И все же... Он понимал, что «Теневые картины» намного сильнее, чем его «Путешествие на Амагер». Недаром, говоря об истоках своих сказок, Андерсен всегда упоминал именно «Теневые картины». Здесь его фантазия устремлялась к слиянию реальной действительности и волшебного вымысла. И сказки переплетались с обычной жизнью.
Вот медленно катится дилижанс по Люненбургской степи. И удивленные пассажиры замечают, как в степи загорается множество маленьких огоньков. Это крохотные эльфы решили поприветствовать поэта. И заодно позабавиться с почтенными горожанами. Вот они видят спящего аптекаря и посылают тому дивный сон. Он видит себя парящим над городом. Да, да! Он летит благодаря паре прочных и добротных крыльев. Можно не сомневаться, что эту прогулку он запомнит надолго. А дрезденскому купцу они послали сон о торгах на бирже. Он увидел, как цены на акции раздулись настолько, что в итоге лопнули как мыльный пузырь.
А вот и другая сказка. В ней Андерсен высмеивал душераздирающие мелодрамы, которые заполонили не только Данию, но и всю Европу. Бог ты мой! Сколько страстей и страданий обрушивали на зрителя плодовитые авторы этого жанра! И Ганс написал сказку. Жил-был король, до того доверчивый, что самую чудовищную ложь он принимал за правду. Но в том-то и была незадача, что хотелось королю услышать нечто совершенно невероятное, такое, чтобы он воскликнул: «Этого не может быть!». И тогда он бы отдал в жены свою дочь-принцессу и полцарства в придачу человеку, исполнившему его желание. Охотников явилось великое множество. Но какую бы историю они ни рассказывали королю, тот сразу восклицал: «Верю! Такое вполне может быть!» Прошло несколько лет. Принцесса уже отчаялась когда-либо выйти замуж и готовила себя к участи старой девы. И вот однажды король повстречался с путешественником. Тому очень приглянулась принцесса, и он решил пересказать монарху содержание пьесы, которую смотрел в театре. Пьеса называлась «Три дня из жизни игрока», и столько там было тайн, убийств, слез и страстей, что бедный король, не дослушав до середины, воскликнул: «Это неправда! Ничего подобного на свете не бывает!». И с радостью отдал принцессу в жены путешественнику.
Книга вышла осенью, и рецензии на нее совершенно не обрадовали Андерсена. Более того, в гостиных Копенгагена частенько можно было слышать: «Вы знаете, этот Андерсен опять выпустил новую книгу! Да, да! Он печет их точно блины!». И в ответ: «Ах, как вы правы! Лучше бы сидел дома и больше учился! Конечно, кой-какие способности у него есть, но зачем же изобретать велосипед?» В числе основных гонителей Ганса был известный критик Мольбек, составитель словаря, в рамки которого Андерсен, старающийся писать живым человеческим языком, никак не мог вписаться. Мольбек с трудом переносил Андерсена и, когда вышли «Теневые картины», устроил форменный разгром, не оставив камня на камне от книги.
Ганс был уничтожен его отзывом. И как бы Гетти ни пыталась его успокоить, он был безутешен. К сожалению, Андерсен до конца своих дней так и не сумел изменить свое отношение к критике. И каждый нелицеприятный отзыв повергал его в пучину отчаяния.
Семьи Коллина и Вульфа пытались своим теплым отношением подсластить горькую пилюлю, которую датские критики прописали молодому автору. Но у них ничего не получилось. Наоборот, именно в эти дни Андерсен с подчеркнутой остротой чувствовал, что он им не ровня, и чтобы они ни делали, им никогда не перешагнуть пропасти, отделяющей гения от простых людей. Но почему? Ответ на этот вопрос достаточно прост. Андерсен снова влюбился. И на этот раз его чувства остались без ответа. Новой избранницей писателя стала дочка Коллина красавица Луиза.
Это чувство родилось и выросло в его груди незаметно для него самого. Просто в один из дней ой неожиданно для себя заметил, как же хорош мир, в котором они живут! И как много солнца этой весной! Вначале Ганс удивился самому себе. Почему именно этой весной воздух наполнился многоголосьем рифм и мелодий, рвавшихся из его души наружу. А еще перед ним постоянно стояли бездонные голубые глаза девушки. Самой прекрасной девушки на земле!
На какое-то время от него даже отступили мелкие житейские мелочи и неприятности. Он стал легче относиться к счетам, и страх голодной смерти не так пугал господина писателя. Напротив, он с завидным чувством юмора подшучивал над тем, что снова прохудились подметки на туфлях, и нужно срочно нести эту пару к сапожнику, или что опять пришел счет о плате за квартиру. Но самое удивительное: он стал намного спокойнее относиться к нападкам критиков в свой адрес.
Ганс даже примирился со своим изображением в зеркале. Разве не читал он в одной сказке, что прекрасная девушка пожалела косматого и страшного медведя. Она поцеловала его, и лесной зверь превратился в принца. И разве подобное не может случиться с бедным и некрасивым поэтом? Вот только о своих чувствах ему лучше никому не говорить. Даже Гетти. А то... Это волшебство может вмиг растаять.
Есть слова, которые могут помочь открыть все запретные двери в этом мире, а есть слова, которые закроют их навсегда. К тому же Андерсену не хотелось манкировать таким словом, как любовь. Это к Риборг он изнывал от любви, метался по городу и нигде не мог найти покоя. Нет, теперь все было совершенно по-иному. Намного спокойнее и светлее. И еще был один нюанс, о котором не следовало забывать. Если окружающие узнают о его чувстве, он лишится возможности свободно видеться и общаться с самой чудесной девушкой на свете. Но если он будет все время молчать, как она узнает о его чувствах? И Андерсен решил послать ей письмо, в которое вложил стихотворение о карих глазах, волновавших его когда-то и навсегда покоривших его сердце.
Блеск темных глаз волнует и пленяет,
Сиянье голубых мне небо открывает.
Конечно, когда Луиза прочтет его письмо, она все поймет и без слов. Но не в силах унять сердечный жар, он, по ночам сидя у себя в тесной крошечной комнате, сочинял сотни писем к ней. Некоторые адресат получил, некоторые — нет. Вот отрывок одного из них: «С каждым днем все вокруг меня превращается в поэзию. И моя собственная жизнь тоже кажется мне поэмой, и Вы в ней играете главную роль, ведь Вы не рассердитесь на это?»
Более того, стремясь открыться наиболее полно, именно в это время Андерсен принялся писать автобиографию «Книга моей жизни». Конечно, ему хотелось оглянуться назад и другими глазами посмотреть на свою жизнь, обсудить это с Гетти и с другими друзьями, но первой читательницей будет девушка с голубыми глазами и нежным именем Луиза.
Безусловно, семья Коллина не могла не заметить чувств Андерсена, и вряд ли это обрадовало их. Несмотря на почти отеческую заботу Коллина и его старания, чтобы Ганс в их доме был принят на правах родного, Андерсен все равно чувствовал себя облагодетельствованным бедным родственником. И хотя он наравне с другими детьми Коллина писал своему второму отцу поздравительные письма, имел собственное место за обеденным столом и участвовал во всех семейных праздниках, он ни на йоту не забывал о пропасти, разделявшей их. И этому немало способствовали его отношения с детьми Коллина, и в первую очередь с его сыном Эдвардом. Тот не понимал, сколько же времени можно быть таким неугомонным, непрактичным мечтателем?! Когда же этот Андерсен уже повзрослеет? И хотя Ганс с самого начала мечтал найти в Эдварде преданного сердечного друга, он по прошествии времени понял, что его мечты несбыточны. Для такой дружбы равенство является необходимым условием, а Эдвард, как и в первый день их знакомства, продолжал смотреть на Ганса сверху вниз. Суховатый, педантичный Эдвард осуждал излишнюю чувствительность и сентиментальность Андерсена. Более того, он не очень-то был расположен выслушивать бесконечные причитания и жалобы Ганса на жизнь, да и свои собственные проблемы и переживания предпочитал держать при себе. Оттого почти сразу и установил между собой и Гансом определенную дистанцию и не имел никаких намерений ее сокращать. И старался ограничить свою лепту в жизнь Ганса решением чисто практических вопросов. Тут Андерсен должен был признать, что Эдварду не было равных, и все равно он признавался Гетти, что его услуги оставляли в душе некоторый осадок и нарушали равенство отношений. А когда, путешествуя по Германии, Ганс прислал ему письмо, где просил перейти на «ты», нетрудно догадаться, что ответил Эдвард. Он польщен и благодарен Гансу, за это предложение, но... Беда в том, что он терпеть не может фамильярности. И получив уверения Ганса, что этот отказ не обидит его, Эдвард забыл об этом уже через несколько дней, а вот Андерсен сохранил обиду на всю жизнь.
Исходя из всего сказанного, можно понять, какое смятение воцарилось в семье Коллинов, когда они узнали о чувствах Ганса. И наибольшее недоумение испытывала Луиза. Нужно сказать, что дочь Коллинов была доброй и благоразумной девушкой. Она общалась со всеми гостями семьи намного мягче и сердечнее, чем ее сестра и брат. И в отличие от них никогда не обижала Андерсена. Всегда старалась быть с ним приветливой и ласковой.
А еще могла часами выслушивать жалобы Ганса на его тяжелую жизнь и тотальное непонимание критиками его произведений. Более того, Луиза старалась убедить Ганса, что далеко все не так мрачно и не нужно воспринимать каждую критическую заметку как личное оскорбление. Потом Ганс решился рассказать ей о своей несчастной любви, и это не только искренне заинтересовало Луизу, но вызвало горячее сочувствие. А какой девушке не было бы лестно стать наперсницей поэта? Он же воспринял это совершенно по-другому и стал забрасывать ее письмами. Луиза их добросовестно читала и на целые страницы его душевных излияний отвечала двумя-тремя вежливыми фразами. С той же доброжелательной рассудительностью она прочла и «Книгу моей жизни». А почему нет? Почему не прочитать, если он ее так просит? Но история его мытарств не произвела на нее того впечатления, на которое рассчитывал Андерсен. И он с горечью написал ей: «Я думал о Вас, когда писал, а вы не сказали о моей книге ни одного дружеского слова!»
В конце концов избыток чувств, которые Ганс обрушил на девушку, стал не на шутку волновать Луизу. И она решила обсудить создавшееся положение с Ингеборг, своей старшей сестрой. Та посоветовала Луизе тактично пресечь любую возможность объяснения поэта. При этом Ингеборг мягко заметила Гансу, что все его письма вначале читает она, а потом уже передает Луизе. Андерсен был оскорблен. Он замкнулся в себе и какое-то время вообще перестал бывать у Коллинов.
Конечно, он понимал, что бедный поэт — не подходящая пара для девушки из хорошей семьи. И все же... К своему великому огорчению, он осознал и другую истину. Как бы он ни старался выглядеть своим в их кругу, он все равно будет изгоем.
Впрочем, Андерсен был не совсем справедлив по отношению к Коллинам. Вовсе не его бедность служила причиной тому, что они даже не рассматривали возможности брака Луизы с ним. Коллины никогда не гнались за деньгами, а Андерсена действительно любили всем сердцем. Родителей Луизы пугал неустойчивый характер Ганса, перепады его настроения, они не без оснований считали, что вряд ли с таким человеком сможет быть счастлива их дочь. И к тому же у Андерсена не было самого главного, что ценилось в доме Коллинов, — устойчивого социального положения. Сколько раз Эдвард пытался поговорить с ним, что пора поступить на какую-то службу, что писательский труд еще никого достойно не прокормил. И все бесполезно. Этот Андерсен и в самом деле странный тип. Он упрямо стоял на своем и не желал прислушиваться к голосу рассудка.
Впрочем, у Луизы был другой поклонник, который полностью отвечал представлениям Коллинов об удачной партии. Это молодой адвокат Линд. И чтобы Андерсен не вздумал питать несбыточных надежд в отношении Луизы, Коллины решили срочно устроить помолвку. Тем более что с браком потом можно будет не спешить. Луиза еще так молода! А жених только начинает свою карьеру. Но после их обручения всем станет спокойнее.
И в начале января 1883 года помолвка была отпразднована. Впервые Андерсен не был приглашен на семейное торжество Коллинов. Это было сделано без всякого злого умысла, а с единственной целью — сохранить всеобщее спокойствие. Тем более он все равно скоро узнает об этом, ведь в Копенгагене новости разлетаются с немыслимой скоростью. И тогда герр писатель сам сделает все надлежащие выводы.
В тот вечер Ганс ужинал у адмирала Вульфа. Он уже собирался пройти с Гетти погулять в саду, как за столом зашел разговор о помолвке Луизы. Гетти увидела, как побледнел Андерсен и каких трудов ему стоило поддерживать разговор. Казалось, даже самая незначительная фраза дается ему ценой неимоверных усилий. Гетти с жалостью смотрела на него. И две предательские морщинки вновь появились на ее чистом лбу. Вот так... Сколько бы времени ни прошло, он никогда не поймет, какое место занимает в ее сердце. Нет, он всю жизнь будет гоняться за химерами, ища свое счастье. Что ж... она его понимает. Он никогда и не давал ей надежды, что их дружба может перерасти во что-нибудь большее. Гетти извинилась и ушла к себе в комнату. «Наверное, у нее опять болит спина», — подумала фру Вульф. Бедная, бедная девочка. Столькими талантами ее наградила природа, а вот в простом человеческом счастье отказала.
А Ганс даже не заметил этой сценки. Он сидел погруженный в свои мысли. Такого удара от близких людей он и предвидеть не мог. Тем временем за столом уже давно сменили тему и стали обсуждать театральные новости. Впервые это показалось Андерсену скучным и незначительным. Он еле-еле высидел положенное время, чтобы не показаться совершенно невежливым, а после раскланялся и вышел на улицу. Даже не поинтересовавшись, что с Гетти и как она себя чувствует. Это тоже казалось ему слишком мелким по сравнению с его горем.
Он шел по заснеженным улицам города. Тишина вечера и падающий снег были его лучшими спутниками, и как ему тогда думалось, его лучшими друзьями. Уже ночь спустилась над Копенгагеном, а он все шел и шел, сворачивая то вправо, то влево. Он шел, не замечая недоуменных взглядов ночных сторожей, смотрящих вслед этому странному субъекту.
Хотя нет... Ганс им даже завидовал. Они ведь и понятия не имели о душевной ране, о том, что любимая девушка будет совершенно недоступна бедному поэту. И сами собой родились строчки:
Белей любимой моей
Нельзя на свете найти!
Я знаю: любовь моя к ней
Уже не может расти.
И он пошел дальше. Нет, нехорошо так переживать. А может быть, она любит Линда? Может быть, она будет с ним счастлива? Но, Господи, какое же ничтожество этот лощеный адвокатишка?! Неужели Коллин это не видит! У Андерсена возникло такое чувство, будто кто-то умер... Так и есть. Это умерла девушка, которую он себе придумал и которой посвятил столько стихов. А настоящая Луиза жива и здорова. Она сейчас сидит у себя в комнате и вышивает салфетки для приданого и, задумчиво улыбаясь, прикидывает, куда в их будущем доме с Линдом поставить шкаф, а куда комод.
Андерсену стало до оскомины скучно и немного грустно. Каким же он был глупцом, если надеялся, что такая девушка, как Луиза, ответит на его чувства. Нет, ему остается только писать и еще раз писать. Именно это поможет забыть обо всем и излечит его душу лучше всякого доктора.
Тем временем на него налетели и житейские невзгоды. Мольбек не оставил своих нападок на Андерсена и изо всех сил пытался превратить жизнь Ганса в сущий ад. Он в пух и прах разнес новый сборник стихов, не оставив от него камня на камне. В итоге Андерсен практически не заработал денег на этом произведении. Снова нужда постучала к нему в дверь костлявой рукой. Приходилось нещадно экономить и записывать каждый истраченный скиллинг. К тому же при этом нужно было изворачиваться, чтобы выглядеть прилично и не попасть на острый язычок копенгагеновского общества. И в довершение ко всему он как никогда остро ощущал свое одиночество и отсутствие всяческой поддержки. Только Гетти его понимала и старалась подбодрить и утешить. Остальные же его друзья... Лучше всех сказал Эдвард Коллин: «Всякий нормальный человек должен служить. А писать в свободное от работы время. Стань пастором или библиотекарем, тогда у тебя будет твердый кусок хлеба!»
Под напором Эдварда Андерсен стал сомневаться в своем призвании и всерьез задумался о какой-нибудь службе, которая бы позволяла совмещать творчество и работу. Но это оказалось совершенно неприемлемым для него. К тому же и репутация непрактичного чудака сыграла свою роль в том, что ни на одно место его не взяли. Тогда он написал: «Моя жизнь в поэзии — всего лишь падучая звезда, о которой скоро забудут!»
И чтобы каким-то образом свести концы с концами, он стал браться за любую литературную работу. Это были и статьи в газеты, и водевили и даже... оперные либретто. На этом новом для него поприще Андерсена спасали романы Вальтера Скотта, их исторические сюжеты давали массу идей для либретто. Ганс работал усердно и радовался, когда выходило качественно и хорошо. Правда, и тут его подстерегала очередная ложка дегтя. В одной из газет его окрестили «палачом чужих произведений». И плюс ко всему Гансу с завидным постоянством приходилось выслушивать реплики о том, что его талант исчерпал себя, и он исписался. Вначале это были единичные отголоски приспешников Мольбека, но спустя какое-то время они слились в стройный хор критиков. И вот уже почти каждый кому не лень учил его писать, давал дельные советы про жизнь и при каждом удобном случае напоминал, что сыну сапожника вообще не с чего заноситься... А следовало бы найти себе какое-то достойное дело.
Андерсен лишь скептически усмехался. Ну конечно, был бы он знатен и богат, все бы пошло по-другому. В нем сразу отыскали бы искру божью и стали видеть выдающееся дарование. И кто знает, может быть, и Луиза совсем по-иному отнеслась бы к его чувствам.
Жизнь становилась с каждым днем невыносимее. И Гетти, видя, как он страдает, посоветовала отправиться ему в путешествие. «Где же я возьму денег?!», — горестно воскликнул Ганс. Но выяснилось, что и этот вопрос девушка уже продумала. Он вполне может обратиться к королю с прошением выдать ему пособие на заграничную поездку и заодно поднести его величеству сборник своих стихов. От радости Ганс подхватил Гетти и закружился с ней в танце. В самом деле, как ему самому не пришла в голову это простая, но гениальная мысль?!
Вот только спустя несколько дней, когда Андерсен уже стоял в толпе просителей, он так нервничал, что едва смог заставить себя выдавить несколько вежливых фраз. Но все же поборов стеснительность, Ганс попросил позволения преподнести его величеству сборник своих стихов о Дании. Король милостиво улыбнулся и уже собирался пройти дальше, как Ганс, осмелевший от отчаяния, бросился за ним. Запинаясь от смущения, Андерсен попросил короля о великой милости. Дескать, ему просто необходимо отправиться в путешествие, чтобы расширить свои знания о поэзии. К его удивлению, король весьма благосклонно отнесся к этой просьбе и велел подать прошение. Тут уже улыбнулся Ганс. Хвала Гетти, которая чуть ли не силой заставила его заранее написать это прошение и взять с собой. Король взял прошение, а Андерсен, пошатываясь от пережитого шквала эмоций, отправился к Коллинам.
Он очень надеялся, что Эдвард Коллин, по долгу службы рассматривающий кандидатуры, которым фонд, где он работал, выплачивал подобные пособия, поможет ему. Но Эдвард поступил в полном соответствии со своим характером. Он не хочет, чтобы о нем пошли скверные слухи и поэтому считает своим долгом проявить полную беспристрастность. Дело осложнилось еще и тем, что и известный поэт Герц тоже подал аналогичное прошение, и у него ничуть не меньше оснований получить пособие, чем у Андерсена. Поэтому он настоятельно советует Андерсену подкрепить свою просьбу рекомендациями уважаемых людей, и тогда, может быть, судьба улыбнется Гансу.
Проглотив эту новую обиду, Андерсен отправился добывать рекомендации, раз уж без этого ему никак не обойтись. И вскоре он предоставил Эдварду петицию, под которой подписались лучшие умы Дании — Эленшлегер, Гейберг и Эрмтед. Эдвард нашел это весьма удовлетворительным и написал характеристики обоим кандидатам. Герцу — блестящую, Андерсену — сдержанную. В итоге Герц получил весьма внушительную сумму, а Андерсен — скромную. Но это были уже мелочи. Главное, он уедет из Дании. С радостью и в то же время нервной суматошностью он собирался в путь. Подальше от Мольбека, от надоевших пустых разговоров и от своей немой любви, о которой теперь он даже не вправе никому рассказать.
Перед отъездом он зашел к Гетти. Был поздний вечер, когда в доме адмирала Вульфа зазвенел дверной колокольчик. Служанка открыла дверь, и на пороге появился Андерсен. Скорее почувствовав, чем услышав его шаги, вниз спустилась Гетти. И ее глазам предстало следующее... Вначале глянув на его большие мокрые ботинки, она перевела взгляд выше, скользнув по долговязой фигуре. Его плащ промок насквозь, а с зонтика стекала вода. «Должно быть, он снова несколько часов бродил под дождем», — с грустью подумала Гетти. Что же на этот раз волнует его? Ведь все вроде бы складывается очень даже удачно. Она посмотрела в глаза Ганса и нежно улыбнулась. Его большие красные от холода руки нежно сжимали маленький серый комочек. Гетти провела Андерсена с его новым приятелем в гостиную. Там Ганс сел в маленькое кресло возле камина и вытянул ноги поближе к огню. Ему казалось, что давно уже ему не было так хорошо. Котенок несмело подошел к нему и потерся о его ноги. Ганс стал нежно его гладить. И только тогда заметил, что Гетти нет в комнате. Но вскоре она появилась, неся поднос, на котором стояла миска молока для котенка и чашка кофе для Андерсена. Котенок жадно набросился на еду, а Ганс сидел и смотрел на дымящийся кофе. Потом повернулся к Гетти и сказал: «Ты оставишь его у себя? Он такой же бездомный и одинокий, как я».
Гетти только молчаливо кивнула. Комок, подступивший к горлу, мешал ей произнести даже несколько слов. Видя, что девушка расстроилась, Ганс подошел к ней и положил руку на плечо. «Я сегодня написал одну историю. Надеюсь, она тебе понравится. Ведь... Понимаешь, эта очень забавная история и даже где-то поучительная», — многозначительно сказал Андерсен и принялся рассказывать.
Жил-был принц. Он очень хотел жениться, но только на настоящей принцессе. Принц повсюду искал ее и нигде не находил. И вот однажды дождливой ночью во дворец кто-то постучал. Старый король открыл дверь и увидел перед собою незнакомку. Девушка просила убежище от грозы и уверяла, что она самая что ни на есть настоящая принцесса. Хотя ее нищенский вид говорил совершенно об обратном. Хитрая королева решила проверить девушку. Она подложила маленькую горошину на деревянный настил кровати и сверху накрыла двадцатью матрасами и двадцатью пуховыми покрывалами. Ее величество предложила незнакомке провести ночь в этой кровати. А утром пришла к ней в комнату. Принцесса была мрачнее тучи. Она стала жаловаться королеве, что всю ночь не смогла закрыть глаз. Ей казалось, что она лежит на булыжной мостовой. Тогда принц понял, что только настоящая принцесса может быть такой неженкой, и тотчас женился на ней. А горошину отправили в музей, где она и лежит по сей день, если только птицы не склевали ее.
Когда он закончил свой рассказ, то увидел сияющее лицо Гетти. Девушка принялась его убеждать, что это лучшее из того, что он написал. Она была уверена, что со временем он напишет целую книгу таких сказок и тогда покорит весь мир.
И вот 23 апреля 1833 года Ганс Христиан Андерсен уже стоял на палубе корабля и махал платком провожающим его друзьям. И, как во все переломные моменты его жизни, радость от поездки омрачалась тревожной грустью. Он видел слезы в глазах Гетти, сдержанную печаль Эдварда и безмятежный взгляд Луизы.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |