Глава 7. Сказка дальних странствий

О, как все говорили! Каждый человек, к которому он обращался, имел собственное мнение об этом. Но это было всеобщее мнение.

Г.Х. Андерсен «Летающий сундук»

Наконец-то Андерсен приехал в Париж. Он без устали бродил по улицам, полюбившимся ему еще в первый приезд. И везде чувствовал отблески событий 1830 года, ведь до сих пор парижане не забывали класть цветы на места, где стояли баррикады и пролилась кровь восставших. Впрочем, парижские восстания были уже делом прошлым. Ведь уже три года как народ добился своего и прогнал надменного Карла X, пытавшегося возродить феодальные порядки.

Андерсен познакомился с весьма интересным сторожем, который рассказывал ему любопытные истории об уличных боях и героях, обессмертивших свое имя. «Вот бы написать обо всем этом», — думал Андерсен в те теплые осенние дни. Но тема войны, пусть даже связанная с романтикой революционного движения, была ему чужда. Он мог восхищаться, мог переживать, но пропустить через себя, чтобы писать вместо чернил душой и кровью, не мог.

Впрочем, в длинных письмах к Гетти он с восторгом описывал то, что видел во французской столице. Ему нравилось оживление, царившее на парижских улочках, нравилось, что каждый кучер читает газету, имеет свое мнение обо всем и свободно его высказывает. Он писал о том, что Париж выгодно отличается от сонного царства, царящего в Копенгагене. Шумные споры о политике, карикатуры на короля в витринах магазинов — все это выгодно отличало французскую столицу. Но особенно ему понравились празднования, посвященные Июльской революции.

При огромном стечении народа под бурные рукоплескания был открыт памятник Наполеону на Вандомской колонне. Король Луи-Филипп жал руки солдатам национальной гвардии, участвовавшим в революции, и раздавал пенсии женщинам, чьи мужья погибли на баррикадах. А вечером небо осветил чудеснейший фейерверк, лучший из тех, что довелось видеть Гансу. Всюду гремела музыка, в ратуше был устроен роскошный бал, на который Андерсену удалось раздобыть пригласительный билет.

И все же... Это веселье было не совсем искренним. Ведь не случайно королева была так бледна в тот вечер. Да и король делал все, чтобы отпрыска рода Орлеанского не постигла судьба Карла Бурбона. Он заигрывал с той частью населения, которая боготворила Наполеона, и в то же время делал все, чтобы предотвратить новые вспышки народного недовольства. Поскольку только год назад улицы Парижа содрогались от баррикадных боев, проходивших под красными знаменами. Именно их опишет потом Виктор Гюго в своем романе «Отверженные», увековечив навсегда маленького Гавроша.

Но, несмотря на все усилия короля, парижане постоянно находили повод для недовольства и требовали все больше и больше демократии, расширяя свои права. А через год после отъезда Андерсена в апреле 1834 года в Париже вспыхнули уличные бои с новой силой. Все это не оставило равнодушным и короля Дании Фредерика VI. Испугавшись, как бы его мирные подданные не заразились воздухом вольнодумства, он сделал уступку «духу времени» и учредил новый совещательный орган из представителей всех провинций. Это стало первым шагом к созданию парламента.

В этот приезд в Париж Андерсен познакомился со своим кумиром Генрихом Гейне. Причем произошло это почти случайно. На вечере в обществе «Литературная Европа» к Гансу подошел невысокий человек с выразительным лицом. Это и был Генрих Гейне. Завязался легкий, ни к чему не обязывающий разговор. Узнав, что Андерсен — поэт из Дании, Гейне обрадовался и выказал отменное знание датской литературы. Гейне пригласил Андерсена к себе на обед, и Ганс был удивлен, застав великого поэта в обществе молоденькой жены — очаровательной парижанки и в окружений шумных детей. Андерсен всегда немного побаивался детей и не понимал, как в такой обстановке Гейне умудряется писать свои гениальные строчки. На что Гейне шутливо заметил: «Не пугайтесь, это не наши дети, мы берем их напрокат, когда к нам приходят гости».

И все же близкие отношения у Андерсена с Гейне не сложились. Уж слишком разными они были людьми. Когда Андерсен уезжал в Италию, Гейне написал в его дорожном альбоме: «Счастливого путешествия по Италии и напишите о том, что увидите, по-немецки, чтобы я мог прочитать». Ганс отправился в Италию, не подозревая, насколько пророческими окажутся эти слова.

Но по дороге в Италию Андерсен решил посетить швейцарский городок Локль, который был расположен высоко в горах. Его давно приглашали в гости родственники фру Юргенсен, обещая тишину и покой, столь соблазнительные после шумных парижских улиц. К тому же именно здесь Ганс сможет усовершенствовать свой французский, ведь в Локле никто не знает ни слова по-датски. Андерсен с удовольствием принял это приглашение.

Теперь после трехмесячного марафона по Франции он и сам стремился к покою. Тем более что у него созрел замысел стихотворной драмы «Агнета и Водяной». Этим произведением он хотел доказать всем датским критикам, как они ошибались, считая, что талант Андерсена иссяк. Именно в эти дни и родились строчки к Гетти: «Дания по-прежнему ненавидит меня, — писал он. — Я не вернусь, пока она с гордостью не назовет меня своим сыном». В тот момент он даже сам не подозревал, насколько близок этот час. Но и в этом случае Ганс смог бы сказать, что действительно неисповедимы пути Господни! Во всяком случае, он и предположить не мог, какое из его произведений приведет его на вершину датской литературы.

А пока, наслаждаясь тишиной и покоем городка Локль, он с быстротой, доступной только ему одному, писал новую драму. Сюжет этой драмы ему навеяла старинная датская песня. Красавица Агнета повстречала на морском берегу златовласого Водяного и последовала за ним в его подводный дворец. Он предложил все, чем было богато его царство, и золотые туфельки, каких не было у самой королевы, и золотые браслеты, и алмазы, каких свет не видывал, и главное — арфу, чтобы она играла на ней, когда ее охватит печаль. Восемь лет прожили они в счастье и согласии... А потом Агнета поняла, что нет ей жизни без людей и солнца. Тогда-то она и покинула Водяного, несмотря на все его мольбы.

В этой пьесе Андерсен попробовал рассказать о смутной тоске и о надежде, обманутой и вновь возрожденной, и о вечном стремлении заглянуть в завтрашний день, чтобы понять то смутное и неясное, что он несет. Андерсен решил осложнить возвращение Агнеты на землю тем, что она прожила в подводном мире целых пятьдесят лет. А когда вернулась, то почти ничего не узнала. Мир, такой привычный, изменился до неузнаваемости. И Агнета оказалась здесь еще более чужой, чем в замке Водяного. Драма заканчивалась смертью Агнеты на песчаном берегу, под вечный шум воды. Ганс возлагал большие надежды на эту драму. Ему казалось, что он наконец-то написал нечто ценное, что по достоинству оценят и публика, и критика.

Он послал «Агнету» Эдварду Коллину, и именно ему и предстояло первому ответить, насколько удачной получилась вещь. Не став ждать ответа, Андерсен покинул Швейцарию и уехал в Италию.

18 октября 1833 года Ганс приехал в Рим. И... влюбился в этот город с первого взгляда. Он ходил по улицам и постоянно делал пометки в дорожном журнале, стараясь закрепить в памяти самые красочные сценки из местной жизни. Он ходил до изнеможения, впитывая в себя атмосферу Италии. А по ночам у него рождались новые образы, зарисовки характеров, обрывки диалогов. И так появилась идея замысла, вознесшего его впоследствии на литературную вершину Дании. Но толчком к созданию «Импровизатора» послужило вполне заурядное событие.

Однажды, прогуливаясь по Риму, он попал на небольшую уютную площадь, где журчал сказочной красоты фонтан. Андерсен стоял посреди старинного палаццо и не мог отделаться от мысли, что все это уже когда-то было в его жизни. Он отчетливо видел маленького мальчика, которого пожилой монах из жалости принялся обучать грамоте, а потом взял в церковный хор за звонкий голосок. Рядом с ним, весело смеясь, пролетела стайка босоногих мальчишек. Они довольно забавно щебетали на языке, непонятном Гансу. Он отошел чуть в сторону, а потом долго смотрел им вслед. Быть может, среди них и есть тот мальчик, который ему привиделся? Мальчик с мятежной душой поэта или художника? Ребенок, которому его небесный дар приготовил черные дни тяжелых испытаний? Может быть... В сущности, в чем отличие между ним и таким же юношей, родившемся и выросшем в Италии? Ведь как бы ни отличались страны, какими бы различными ни были люди, судьба талантливого бедняка горька повсюду.

Следующий день принес Андерсену одни разочарования. Впрочем, день не задался с утра. Пошел дождь, сделав яркое итальянское небо серым и хмурым. Ганс зашел в кафе и распечатал письма, которые получил с утренней почтой. Гетти участливо спрашивала, как он проводит время, и старалась как можно осторожнее высказаться о его «Агнете». А вот Эдвард... Тот не пожалел красок, чтобы расписать Андерсену, что за бездарную вещицу он создал. Ганс весь съежился, читая это письмо. Но самое ужасное известие пришло от самого герра Коллина. Тот сообщал, что его мать умерла. Она выпила слишком много, и ее не успели спасти. Андерсен ощутил внутри себя такую пустоту, что на мгновение весь мир уменьшился до размеров этого кафе. Резкий спазм сдавил голову, и он уронил лицо на стол. Никогда он не чувствовал себя таким одиноким. Давящая усталость сковала тело, а мысли кружились по одному и тому же безысходному кругу.

Похоже, что все добрые чувства, которые испытывали к нему Коллины, в действительности оказались ложью и фальшью. Все! Хватит! Он более не желает подбирать как милостыню жалкие крохи, бросаемые ему с их стола! Не станет ни за какие блага мира выпрашивать у них участие и понимания. С него довольно этих оскорбительных назиданий!

Стакан с вином стоял перед Гансом нетронутым. Взгляд блуждал по улице, видневшейся из окна. И жизнь казалась сплошным черным пятном, где даже не предвиделось ни единого просвета. Неизвестно, сколько он просидел таким образом в этом кафе, но казалось, будто прошла вечность. Очнулся Ганс только тогда, когда его кто-то окликнул, положив руку на плечо. Андерсен обернулся. Перед ним стоял Генрик Герц! Его соперник по заграничной стипендии и беспощадный критик произведений Ганса. Герц приветливо улыбался и радостно протягивал Андерсену руку. И Ганс с большой теплотой ее пожал. Так неожиданно он обрел в чужой стране одного из самых верных своих друзей.

Впрочем, Италия подарила ему еще одну встречу. Едва прибыв в Рим, он навестил своего знаменитого земляка скульптора Бертеля Торвальдсена, который уже много лет жил в Италии. Искренность и непосредственность Ганса тронули стареющего скульптора. Хотя... Он ведь и сам достаточно хлебнул в юности и прекрасно понимал то, что пришлось пережить Андерсену. Именно Торвальдсен помог пережить Гансу тяжелые дни разочарования в друге и провал «Агнеты». Узнав о нападках Мольбека, скульптор сказал Андерсену пророческие слова: «Поймите... Не стоит так близко к сердцу принимать слова этих всезнаек. Чем меньше они понимают в искусстве, тем строже судят. Ищите свой собственный путь и смело идите по нему». Он попросил Андерсена прочитать «Агнету» и пригласил на эти чтения нескольких литераторов, в том числе и Герца. Честно говоря, присутствие одного из ведущих критиков Дании порядком испугало Ганса. Но он взял себя в руки и принялся читать. И вскоре, к своему удивлению, заметил, какой теплотой и дружелюбием засветились глаза у слушателей. Когда же чтение закончилось, Герц первый сказал, что «Агнета» не так уж и плоха. Но главное — все написанное Андерсеном родное, наше датское.

Ганс был благодарен друзьям за поддержку. И потом он уже вполне спокойно реагировал на замечания, которые прислала Гетти, а также на советы и рекомендации Эрстеда. Тем более что новый замысел уже почти созрел в его голове. Он ясно видел все перипетии судьбы маленького нищего мальчика Антонио, наделенного чудесным талантом поэта-импровизатора. О да, в этом романе будут и живописные итальянские пейзажи, и быт простого народа, и пышные палаццо вельмож. Ребенку придется пережить тяжкие испытания, через которые прошел сам Андерсен. А потом, когда он повзрослеет и останется за полшага до цели, его будет преследовать желчный и недалекий критик, похожий сразу на Мейслинга и на Мольбека. Здесь Ганс также решил рассказать о том, как горько ранили Антонио небрежно швыряемые подачки меценатов и неразделенная любовь к дочери богатого вельможи. Но в конце книги Антонио все-таки добьется своего и заслужит свое право называться поэтом.

Андерсен рассказал о своем замысле Герцу. Он решил так и назвать свой роман — «Импровизатор». И Герц от всей души пожелал Гансу удачи.

И снова полетели дни. Андерсен писал по двенадцать часов в день, спасаясь таким образом от донимавшей его тоски, денежных затруднений и острых приступов депрессии, одолевавших его все сильнее и сильнее. Фабула романа под пером Ганса значительно разрослась.

Детство Антонио, проведенное в доме любящей матери, раннее сиротство и горькая зависимость от знатных покровителей — все это легко ложилось на бумагу. Андерсен лишь вкладывал в образ мальчика свои детские воспоминания. Затем пошли главы, посвященные обучению Антонио в иезуитской коллегии и пробуждение его поэтического дарования. Но вот и отрочество подошло к концу. И Ганс вместе со своим героем заново пережил неудачную любовь. В романе Антонио влюбляется в кроткую Фламинию, дочь римского вельможи. Девушка добра и внимательно к юноше, он делится с ней своими мечтами, читает стихи, и с каждым днем растет его уверенность в том, что его чувство может быть взаимным. Но, увы. Родители Фламинии с детства готовили ее в монахини, и она должна умереть для мира. Хотя... Если бы она и не пошла в монастырь, разве ей разрешили бы связать судьбу с бедным поэтом? Ведь при всей своей доброте родители Фламинии всегда относились к Антонио как к человеку низкого сословия, и ни о каком равенстве не могло быть и речи.

К тому же никто всерьез и не воспринимал талант Антонио. Каждый считал своим долгом учить его жизни и убеждал в том, что добродетелями бедного человека должны стать смирение и послушание. Юноша чувствовал себя скованным по рукам и ногам. Под властной опекой своих покровителей он не находил выхода из создавшегося положения и не мог разорвать тягостные путы. В эту правдивую историю Андерсен вставил хоровод романтических приключений. Слепая нищенка Лара, с которой познакомится Антонио, в конце романа прозреет, окажется приемной дочерью богатого вельможи, и Антонио, излечившись от безответной любви к Фламинии, женится на ней. В общем, нужно же было вознаградить героев за все испытания, которые им довелось пережить! И поэтому Андерсен щедрой рукой осыпал их всевозможными благами.

В Италии с ним приключилась одна романтическая история. Ганс путешествовал в дилижансе, и среди пассажиров была дама, закутанная в темный плащ. Она казалась Андерсену то молодой, то пожилой, то красавицей, то дурнушкой. В разговоре она сообщила, что зовут ее Елена и живет она во Флоренции. Искренность дамы тронула сердце Андерсена, и, конечно, они встретились.

Вечером следующего дня Ганс Христиан решил навестить новую знакомую. Ему было трудно признаться самому себе, насколько эта женщина тронула его сердце. Он очутился у дверей старинного дома Елены, стоявшего на узкой улочке, подымавшейся к крепости. И попытался унять душевное волнение, которое готово было обратить его в бегство. Дверь ему открыла сама Елена. Он вошел в дом, обратив внимание на то, что нигде не было видно слуг. А сама женщина была одета в вечернее платье из зеленого бархата, которое удачно гармонировало с ее глазами. От этого они показались Андерсену совершенно зелеными, как у валькирии, и невыразимо прекрасными. Женщина провела его в небольшую гостиную. И они очень долго беседовали. Оказалось, что Елена — давняя поклонница Андерсена. Еще в минувшем году она была в Дании у своих родственников и очень хотела познакомиться с писателем. И вот теперь судьба неожиданно свела их. Ганс был очень польщен. Да и женщина, которая сидела перед ним, казалась самым прекрасным созданием из всех, кого он встречал. Она смотрела на него влюбленными глазами, и он подумал о том, что может остаться у нее до утра. И возможно, Италия подарит ему самое сладостное чувство. А еще он думал, что такая любовь, если он даст ей разгореться, может принести столько терзаний и радости, слез и смеха, что у него не хватит сил, чтобы перенести все ее перемены и неожиданности.

Все равно его чувство будет в конце концов безответным. Сколько раз с ним уже так бывало. Такими женщинами, как Елена, владеет каприз. В один печальный день она заметит, что он урод, и тогда без всяких объяснений разорвет с ним отношения. И все же... Ганс понимал, что сейчас им владеет малодушие и страх. И от этого он сам был противен себе. Он не мог побороть комплексы, столь прочно поселившиеся в его душе. Как же часто он замечал, что люди презрительно относятся к нему из-за его внешности, сколько раз чувствовал за своей спиной насмешливые взгляды. Тогда его походка делалась деревянной, он спотыкался и готов был провалиться сквозь землю. И ему ли искушать судьбу с этой красавицей. Нет... Это сон, завтра он растает, и он, Ганс Христиан Андерсен, будет по-прежнему смертельно одиноким человеком, которому Бог отказал в простом человеческом счастье.

«Только в воображении, — уверял он себя, — любовь может длиться вечно и может быть окружена сверкающим нимбом поэзии. Кажется, я могу гораздо лучше выдумать любовь, чем испытать ее в действительности». И тогда это ему казалось правильным. Сейчас, когда он сидел напротив красивой женщины и вежливо болтал о пустяках, он отчетливо понял, что больше всего на свете хочет остаться здесь... Андерсен на секунду задумался. А может быть, дать себе шанс? Вдруг эта чудесная женщина не играет, вдруг она на самом деле его любит? Он машинально приподнялся и отрицательно покачал головой, даже не заметив изумленного взгляда Елены. «Нет, — подумал Андерсен, — этого не может быть, потому что не может быть никогда». И ему не следует менять своего решения. Он еще немного поговорит о пустяках, а затем уйдет, чтобы никогда больше с ней не встречаться. Конечно, он не будет прямо говорить ей об этом. Ведь между ними ничего не произошло. Они встретились только вчера в дилижансе и ничего не обещали друг другу. Но, бог мой, разве не было им обоим все и так понятно, без слов!

— Я пришел откланяться, — пробормотал Андерсен глухим голосом. — Я сегодня уезжаю.

Женщина с грустью посмотрела на него. И на какое-то мгновение ему захотелось изменить свое решение и остаться. Но уже через секунду рассудок взял верх над чувствами. Андерсен поднялся, откланялся и, не давая себе шанса передумать, быстро вышел на улицу. По всей Флоренции звонили к вечерне колокола. Больше они никогда не виделись, но думали друг о друге.

Может быть, поэтому незадолго до смерти Андерсен сказал одному молодому писателю: «Я заплатил за свои сказки большую и, я бы сказал, непомерную цену. Я отказался ради них от своего счастья и пропустил то время, когда воображение, несмотря на всю его силу и весь его блеск, должно было уступить место действительности.

Умейте же, мой друг, владеть воображением для счастья людей и для своего счастья, а не для печали».

А 23 сентября 1835 года в «Копенгагенской почте» было напечатано такое объявление: «Роман Г.Х. Андерсена «Импровизатор» должен выйти в свет в марте. Немецкий перевод романа уже готовится г-ном проф. Крузе. Желающим подписаться на него предлагается возможно скорее посылать соответствующие заявления университетскому книготорговцу г-ну Рейцелю. Цена для подписавшихся будет, ввиду того что роман уже превысил предполагавшиеся размеры, значительно выше, чем подписная цена, т. е. один ригсдалер 64 скиллинга за обе части».

Это был результат длительных битв, которые пришлось выдержать Андерсену из-за устройства романа в печать. Издатель Рейцель, испуганный дурными отзывами критиков об «Агнете» и слухами в гостиных об упадке таланта Андерсена, требовал, чтобы автор заранее обеспечил хотя бы сотню подписчиков. Ганс прилагал к этому все силы, но смог собрать лишь восемнадцать подписей. И в конце концов Рейцель согласился и на это. А Ганс, обиженный и непонятый, снова уехал в Италию, попросив Эдварда Коллина заняться техническими вопросами.

Они опять повздорили перед отъездом Ганса. Эдварду казался успех романа весьма сомнительным. Зачем датчанину писать об Италии? И кому здесь будет интересна судьба итальянского мальчишки? Неужели таким образом Андерсен надеется сказать что-нибудь новое? Вот это вряд ли! Ведь он снова пишет о самом себе! Ганс очень расстроился из-за этой стычки. На этот раз его некому было утешить. Его постоянной утешительницы и заступницы в те дни не было в Дании. Гетти тоже отправилась путешествовать, и Андерсен по-детски завидовал ей. Они еще не знали, что встретятся только через два года.

Но, несмотря на сомнения, посеянные Эдвардом в его душе, Ганс на этот раз сохранял отменную бодрость духа. Он верил в свой роман и в его успех. К тому же уже на этом этапе у него появились горячие поклонники — это известные писатели Эрстед и Ингеман. Но самое главное — Андерсен чувствовал, что сделал крупный шаг вперед. Сколько заветных чувств и мыслей вложено в этот роман, сколько ярких, живых впечатлений в нем отразилось! Нет, книга определенно будет иметь успех.

Но что самое удивительное — Ганс совершенно не чувствовал усталости после стольких месяцев напряженного труда. Напротив, в нем кипела лихорадочная энергия, искавшая выхода. И он сам, подобно своему герою, старался выплескивать ее избыток в импровизаторских рассказах. Об этой его удивительной способности построить историю буквально из ничего знали все знакомые и частенько просили рассказать что-нибудь новенькое.

И в доме своего друга-скульптора Ганс на новый лад рассказал историю о принцессе, которая не смогла спать из-за горошины. Получилась смешная и совсем не детская история. Скульптор подошел к Андерсену, обнял его и сказал: «Пишите, мой друг, такие истории. Вы увидите, придет время, и они сделают вас бессмертным».

Предчувствие не обмануло Андерсена. Его роман «Импровизатор» вызвал хор хвалебных голосов, отдававшихся эхом по всей Европе. Имя Андерсена было у всех на устах, а книгу читали и пересказывали чуть ли не в каждом доме Дании. Переводчики из издательств разных стран спешили в Копенгаген, чтобы добиться разрешения на публикацию книги. Наконец-то к Гансу пришел успех. И Андерсен справедливо решил, что наступил благоприятный момент для возвращения на родину. Он приехал в Копенгаген прошлой ночью, и город принял его с распростертыми объятиями. По случаю небывалого успеха книги в доме Коллинов был устроен прием, на котором присутствовал практически весь высший свет столицы. Все, кто когда-то считали Ганса жалким выскочкой, теперь хотели поприветствовать знаменитого писателя. Его рука уже ныла от многочисленных рукопожатий, а лицо онемело от постоянной улыбки, которая точно намертво приросла к лицу. Но он старался не обращать на это внимания. Сколько раз он представлял себе момент своего восхождения, но действительность превзошла все его ожидания. Он стоял высокий, изысканно одетый, сияющий тем светом, который делал его безобразное лицо почти прекрасным. Он стоял, тщетно пытаясь найти ответы на всевозможные вопросы, нахлынувшие на него. Где-то в стороне он заметил Гетти. Конечно, нужно подойти к ней и поговорить, но сейчас это никак не получалось у него. А Гетти и не возражала. Она понимала все, что творилось в этот момент в душе Андерсена. И хотела, чтобы минута его торжества была яркой и ничем не омрачалась. Тем более что завтра Ганс придет к ней и все подробно расскажет.

На следующий день Гетти одела свое самое красивое платье из шерсти цвета ее глаз, а вьющиеся темные волосы собрала в сложную прическу. Она долго и придирчиво рассматривала себя в зеркало. Да... Годы оставили свой след на ее лице. Исчезла детская непосредственность, поскольку вот уже два года Гетти была полновластной хозяйкой этого большого дома. Матушка Гетти умерла, а старшая сестра вышла замуж и занималась собственной семьей. Все изменилось за эти четыре года. Даже котенок, которого подарил ей Андерсен, превратился в молодого сильного кота. Гетти зажгла камин, и сегодня он горел особенно ярко, поскольку холодный ветер, дувший с моря и приносивший тучи мелкого песка, внезапно ожил. Сцепив перед собой руки, Гетти ждала. И это ожидание становилось невыносимым. Наконец раздался звонок. Она решила сама открыть дверь Андерсену.

Он стоял перед ней. На нем были сюртук табачного цвета и широкие брюки, а высокий воротник охватывала ленточка того же цвета, что и костюм. Ботинки Ганса сияли как ботинки настоящего господина, а волосы были смочены ароматной водой и аккуратно уложены.

Он крепко прижал к себе Гетти и по-дружески поцеловал ее. «Как же он изменился, — подумала девушка. — Когда он уезжал, то был еще совсем юношей, а теперь превратился в мужчину».

«Ты прекрасно выглядишь, моя дорогая», — сказал Андерсен, и у Гетти сжалось сердце. Так он называл ее раньше, и значит, в его отношении к ней ничего не изменилось. Он по-прежнему считает ее маленькой славной девочкой, к которой испытывает нежную привязанность, и ничего больше. Они прошли в гостиную, и Ганс, как и прежде, стал взахлеб рассказывать девушке о своих впечатлениях о поездке, о том, как ему работалось над книгой. Она внимательно его слушала и не могла отделаться от мысли, что у него на сердце неспокойно. Точно услышав ее мысли, Ганс сказал: «Я раньше думал, что когда достигну такого положения в своей жизни, как сегодня, моя жизнь будет одним сплошным удовольствием. Мне больше не к чему будет стремиться. Я представлял себя абсолютно счастливым. Оказалось, это не так...»

Гетти поняла его. Ганс столкнулся с разочарованием, которое ждало его после успеха. Вот уж действительно ожидание праздника оказалось лучше, чем сам праздник. Ни счастья, ни душевного покоя успех «Импровизатора» ему не принес. Человек, которому завидовал весь Копенгаген, был мучительно одинок. Хотя и понимал, что объективных причин для нового приступа тяжелой тоски, охватившей его, не было.

И точно отвечая на ее так и не заданные вопросы, Ганс тотчас воскликнул: «Гетти, пойми! Моя слава должна стать абсолютной! Я хочу подняться так высоко, чтобы никому и в голову не пришло бросить в меня камень. Дело в том, что я всегда хотел стать писателем, и когда я им стал, у меня не хватает сил смотреть на то, как смеются над моими чувствами, как мои мысли считают глупыми те, кто стоит настолько ниже меня, что не имеет права даже открывать рта. Я хочу любить, но ты же знаешь, какой я безобразный и каким бедным я буду всегда. А ведь подобные вещи считаются очень важными и потому разумными. Я понимаю теперь это, потому что я постарел. В данном случае речь не идет о физическом возрасте. Я... потерял стремление. А человек должен стремиться к чему-то в этом мире, иначе он развалится на кусочки и сгниет».

От этих слов Гетти стало грустно. Бедный Ганс, его болезненное самолюбие в конце концов сыграет с ним злую шутку. Но Ганс не хотел даже слушать никаких возражений. Он зло сказал Гетти: «Моя боль разрушительна, неужели ты этого не видишь?». Гетти попыталась ему посоветовать писать сказки. Она не сомневалась, что именно сказки сделают его бессмертным. Но Ганс даже не хотел ее слушать: «Сказки я пишу для детей. В них нет большой ценности! Я романист и драматург, божьей милостью».