За границей и дома

Летом 1833 года на улицах Парижа и в его пригородах можно было часто встретить высокого скромно одетого молодого человека. Он часами простаивал в залах Лувра, прогуливался в садах Пале-Ройля и Версаля, бродил по окраинным улочкам Парижа. То был Ханс Кристиан Андерсен.

Его давно тянуло в Париж, откуда в 1830 году в патриархальную Данию пришло слово «свобода». И мечтая об этом городе, он в стихотворении «Путешествие» с робкой надеждой спрашивал: «Доведется ль мне быть там?» Но где взять деньги на путешествие? Андерсену посоветовали подать прошение королю. Однако без рекомендации влиятельных лиц о субсидии нечего было и думать. Некоторые знакомые говорили ему без обиняков:

— Пусть вас рекомендуют как поэта, а то ведь, — добавляли они, желая, видно, уязвить Андерсена, — как раз в этот год столько прекрасных молодых людей ищут субсидии!

Писатели Ингеман и Эленшлегер, Тиле и Хейберг, а также физик Эрстед охотно взялись помочь Андерсену. В декабре 1832 года все они дали ему рекомендации как поэту, отметив, что Ханс Кристиан умеет изображать картины природы и человеческой жизни, что ему нельзя отказать в живой фантазии, в чувстве и уме, что он мужествен в борьбе с трудностями.

Его доброжелатели выражали надежду: «Путешествие поможет Андерсену расширить кругозор таким важным для поэта знакомством с южной природой и народной жизнью в чужеземных странах». Тиле же прозорливо заметил, что поездка Андерсена будет счастьем не только для него, но и многое даст поэзии Дании.

Получив субсидию от короля, писатель 22 апреля 1833 года выехал из Копенгагена. Ему пришлось долго тащиться в тесном дилижансе и глотать дорожную пыль. Вот наконец и Париж! Андерсен без устали бродил по городу. Впечатления наслаивались одно на другое, сменяя друг друга.

«Французский народ нравится мне, — восторженно писал он. — Даже самый простой человек читает газету, повсюду жизнь и движение. А самое главное — можно высказываться вслух не только по частным вопросам, но и по вопросам политической жизни».

Как-то раз вместе со своим другом, молодым парижанином, Андерсен попал на выставку картин, и одна из них поразила его. На картине, изображавшей штурм дворца Тюильри в дни Июльской революции, впереди осаждающих шел маленький оборванный мальчуган. Датскому писателю рассказали, что мальчик сражался вместе со взрослыми на баррикадах и был насмерть изранен штыками. «Случилось это в тронной зале, — писал Андерсен в Данию, — и истекающего кровью оборвыша уложили на французский трон, перевязали его раны; бедный ребенок умер на троне Францию».

28 июля в Париже отмечалась годовщина Июльской революции. Первый день был посвящен памяти убитых в 1830 году. Андерсен, как и тысячи парижан, побывал в этот день на маленьком кладбище близ Лувра, где были похоронены жертвы июльских боев. Там стоял алтарь, покрытый траурным крепом и убранный трехцветными лентами и знаменами. Всем прохожим вручали букетики желтых бессмертников — их возлагали на могилы. Около одной из могил преклонила колени старушка с бледным выразительным лицом. «Это его бабушка!» — зашептались рядом с Андерсеном два француза, и писатель решил, что старушка — бабушка того самого мальчика, который умер в тронной зале. Вечером Андерсен снова отправился на кладбище. Нескончаемый людской поток двигался в полном молчании. Писатель возложил букет на знакомую могилу, оставив себе один цветок на память о храбром мальчишеском сердце.

Восторженные письма Андерсена из Парижа, его рассказы об июльских днях, о свободолюбивом французском народе беспокоили Йонаса Коллина, и он написал своему подопечному: «Прошу Вас быть очень осторожным в вопросах политики, в речах Ваших и поступках. В такое смутное и неспокойное время нужно быть чрезвычайно осторожным как по отношению к той стране, в которой живешь, так и к той, которой принадлежишь». Но Андерсен не обратил внимания на советы, он открыто писал обо всем, что поразило его в Париже.

Однажды к нему подошел невысокий темноволосый человек и сказал:

— Я слышал, что вы датчанин, а я — немец! Датчане и немцы — братья, вот я и хочу пожать вам руку!

— Как вас зовут? — спросил Андерсен.

— Генрих Гейне!

В своих воспоминаниях Андерсен писал впоследствии, что эта встреча была для него всего желаннее. Гейне ласково и приветливо отнесся к молодому датчанину: они несколько раз встречались, гуляли и беседовали о литературе. Андерсен рассказывал Гейне о Дании, о народных обычаях и преданиях.

Но Гейне, одному из крупнейших поэтов Германии, с его идеями политического и социального освобождения, чужда была та ограниченность, которую он подметил в писателе — выходце из патриархальной Дании. Ведь при всем восхищении свободолюбием французов Андерсен в то же время был в восторге от того, что на его долю выпало редкое счастье видеть в театре французскую королеву. Его удивляло, что короля во Франции не любят, что он повсюду изображен на карикатурах, а также что церкви пустуют. Кроме того, Андерсен боялся показаться Гейне провинциалом, держался скованно.

Все это помешало возникновению настоящей духовной близости между немецким поэтом и датским писателем. Но эта первая встреча в Париже способствовала пробуждению их глубокой симпатии друг к другу.

В письме от 10 августа 1833 года Гейне сердечно напутствовал Андерсена перед отъездом из Парижа: «Дорогой коллега!.. Будьте здоровы и веселы. Желаю Вам славно поразвлечься в Италии, хорошо научиться немецкому языку в Германии, а затем Вы напишете мне из Дании по-немецки, что вы перечувствовали в Италии. Для меня это было бы самое приятное».

Накануне отъезда Андерсен посетил Виктора Гюго, и его привел в восторг блестящий ум французского писателя. Правда, Ханса Кристиана огорчило, что Гюго не знал датской литературы, не знал даже Эленшлегера.

Из Франции путь Андерсена лежал в Швейцарию; страна очаровала его заснеженными горными вершинами, окутанными голубоватым туманом. Не уставая восхищаться природой Швейцарии, ее достопримечательностями, Андерсен вместе с тем неоднократно подчеркивал, что для него Швейцария прежде всего — страна Вильгельма Телля, народного героя, мужественного и свободолюбивого сына гор. Посетив Шильонский замок, живописно расположенный на берегу Женевского озера, писатель вспомнил великого английского поэта Байрона, который посвятил этому замку и заключенному в нем узнику поэму «Шильонский узник» (1816).

Дорога к Шильонскому замку, затененная старыми каштанами, шла вдоль Женевского озера. Внезапно на высокой скале возник замок. Старый солдат провел Андерсена через подъемный мост, ему показали темницу, в которой еще сохранились цепи и на стене имя «Байрон», вырезанное самим поэтом. Выйдя во двор замка, Андерсен тут же сочинил и записал стихотворение:

Громады скал передо мной
И мрачный замок над водой.
А душу мне волнует вновь
Свобода, Байрон и любовь!
Ум и дух нас возвышают,
Знатен ныне — ум, не род!
Короли — те умирают.
А свобода век живет.

Когда позади остались швейцарские Альпы с их гигантскими утесами, бездонными пропастями и снежными лавинами и Андерсен оказался в Италии, он увидел совершенно новую и неожиданную для себя природу. Дорогу обрамляли диковинные деревья и виноградники. Над головой нависали дикие скалы, под ногами простирались леса кипарисов и пальм, апельсиновые рощи и бескрайняя голубизна Средиземного моря. Древние монастыри и развалины замков сменяли друг друга.

Но не только природа поразила писателя: «Какие сокровища и какое разнообразие в народной жизни!» — отмечает он. В своих письмах из Италии Андерсен запечатлел портреты монахов, крестьянок и рыбаков. Особенно понравился ему итальянский певец-импровизатор, собравший вокруг себя толпу.

«Если Франция — страна разума, а Дания и Германия — страны сердца, то Италия — королевство фантазии, — размышляет молодой писатель. — Все здесь — одна сплошная картина!» И жалуется, что воссоздать эту картину целиком — невозможно: «...Это все равно что рассечь прекрасное лицо по частям и пытаться вновь соединить все части воедино».

Андерсен без устали разъезжает по Италии. При лунном свете поднимается он на курящийся Везувий. «Море, воздух и острова — целый мир фей!» — восторженно описывает он открывшийся ему вид.

Он часами простаивает в картинных галереях Флоренции. В нем просыпается любовь к живописи, особенно к творениям великого итальянского художника Рафаэля. Он веселится на карнавале в Риме и в восторге, когда на него высыпают целую корзину конфетти.

В Риме Андерсен познакомился и очень подружился со своим соотечественником — скульптором Торвальдсеном, судьба которого была схожа с его собственной. Сын бедняка, он, благодаря своему таланту, стал замечательным художником.

Седовласый, юношески стройный Торвальдсен был душой общества, которое составили в Риме датчане, норвежцы и немцы. Андерсена охотно приняли в это общество. Под Новый год он сочинил в честь дружбы скандинавских народов песню.

После Италии Андерсен побывал в Австрии и в Германии; эти страны он, по его признанию, проехал как-то «безучастно», и потому, что все помыслы его принадлежали еще прекрасной Италии, и потому, что там он узнал о смерти матери.

Из Германии писатель вернулся на родину. Он снова в Копенгагене, в своей комнатке, куда никогда не заглядывает солнце.

Возвращение его безрадостно. Он потерял мать, единственного близкого ему человека. Умерла Анн-Мари в нищете, он ничего почти не мог для нее сделать; да и сам Андерсен по-прежнему жил бедно и одиноко.

«День за днем, с тех пор как я вернулся домой, я глубоко ощущаю свою зависимость, свое злосчастное существование, — писал Андерсен в мае 1835 года. — Я беден и чувствую свою бедность сильнее самого последнего нищего, и это сокрушает мой дух и мужество...» Андерсен решил стать учителем. Но это было совсем не просто. Его друг Эрстед ходатайствовал перед директором Королевской библиотеки о месте библиотекаря для Андерсена. Но тот отказал со словами: «Господин Андерсен слишком талантливый писатель для того, чтобы занимать должность библиотекаря».

Правда, в семье Коллина его принимали как родного. Когда комическая, нескладная фигура Андерсена появлялась в доме, лицо старого советника светлело. Писатель был в дружбе со старшими детьми Коллина — Эдвардом и Ингеборг. Но они постоянно давали ему почувствовать превосходство своего положения и воспитания, постоянно наставляли его.

Эдвард жестоко обидел Андерсена, отказавшись перейти с ним на «ты». В этом доме «отца», как называл Андерсен старого Йонаса Коллина, его постиг еще один удар: младшую дочь Луизу, которую любил Андерсен, замуж за него не выдали. Ведь он был бедняком! Сама же Луиза во всем подчинялась воле родителей. Несчастная любовь была одной из причин того, что Ханс Кристиан уехал путешествовать, пытаясь забыть Луизу, но воспоминания о ней не оставляли его ни во Франции, ни в Швейцарии, ни в Италии. Ему представлялось, что она думает о нем, подобно маленькой Русалочке из его будущей сказки: «Как я люблю его! Больше, чем отца и мать! Мысленно я постоянно с ним, ему я навсегда вверила бы свое счастье, свою жизнь». Но это были только мечты. Луиза стала женой другого. Вернувшись в Копенгаген, Андерсен еще сильнее почувствовал свое одиночество.

Однако путешествие уже начинало приносить творческие плоды, и первым из них был роман «Импровизатор» (1835), который сделал молодого писателя известным за пределами Дании. Роман вскоре был переведен на немецкий, а позднее и на русский язык.

Все или почти все, что видел Андерсен в Италии, он попытался перенести в книгу. Тут и великолепная, живописная природа окрестностей Рима и Неаполя, остров Капри, будни трудового люда и народные праздники, дворцы знати и лачуги, где ютятся бедняки. «Я вижу в Вашем романе, как в зеркале, прекрасную Италию и народную жизнь южан, я узнаю их в Ваших точных и живых описаниях», — сказал молодому писателю Ингеман. Менее удались Андерсену его герои. Хотя он писал, что «каждый мой герой взят из жизни, ни один не придуман, я знаю и знал их всех», характеры их очень схематичны.

Содержание романа несложно. Талантливый бедняк Антонио, обладающий даром моментальной импровизации (отсюда и название романа), попадает в Рим. После ряда тяжких испытаний Антонио достигает славы и благополучия. Андерсен наделил своего героя добротой, умом и благородством. Но прав был Белинский, когда позднее писал о множестве чудесных приключений Антонио, «естественность которых объясняется как-то натянуто»¹.

«Импровизатор» пользовался в Дании большим успехом и временно избавил Андерсена от нужды, хотя деньги, полученные за него, были невелики.

После появления романа «Импровизатор» Андерсен мечтает о новом произведении из истории Июльской революции. Роман этот так и не был написан, хотя в 1836 году писатель опубликовал небольшую историю «Оборвыш на троне французских королей». Там были следующие знаменательные слова: «Но никогда французские короли так глубоко не волновали наши сердца, как этот умирающий мальчик в лохмотьях и в царственном пурпуре». Отзвуки июльских событий чувствуются и в пьесе «Свадьба Ренцо» (1836), действие которой происходит в Италии и где есть такие строки:

Ну, стряхни ярмо с плеча,
Сила правды — велика!
Под грохот сражений
Вырастает древо свободы!
Бог не создал нас рабами,
Свобода — его лучший дар...

В пьесе рассказывается обычная для XIX века романтическая история любви бедного шелкопрядильщика Ренцо и красавицы Люции, которую накануне свадьбы собирается похитить высокородный дворянин Родериго. Остальные герои пьесы также типичны для того времени. Это — разбойники, крестьяне, пасторы. Важнее всего здесь — тема бесправия простолюдина. В монологе Ренцо, повторяемом хором, звучат смелые слова:

Угнетателей мы уничтожим,
Свобода или смерть!

В конце пьесы крестьяне нападают на Родериго и его людей. Ренцо убивает Родериго. Всеобщее ликование, и вот уже раздается песнь хора с рефреном:

Свобода и мир!

Возвратившись на родину, Андерсен под влиянием увиденного за рубежом начинает проявлять интерес к общественной жизни. «С особым чувством возвращаюсь я теперь домой! — писал он из Германии. — Многое представляется мне совсем иным... за границей гораздо лучше узнаешь окружающую тебя дома среду».

А в Дании 30—40-х годов происходили важные события. Ширилось демократическое движение, недавно созданные органы местного самоуправления ограничивали в какой-то степени власть короля. Свое отношение к королю высказал и Андерсен в новом, отчасти автобиографическом романе «О.Т.», названном по имени главного героя Отто Тострупа (1836). «Он — человек, как и мы, — писал Андерсен о короле. — Он — первый чиновник страны, и как таковому мы обязаны оказывать ему величайшее уважение и послушание. Рождение, а не заслуги позволили занять ему высокий пост; он должен желать только хорошее, вершить только справедливое, его обязанности столь же значительны, как и обязанности подданных». Далее он замечает, что король существует для блага народа, а не народ для блага короля.

Эти слова Андерсена из романа «О. Т.» созвучны высказываниям одного из анонимных датских политических авторов 1830-х годов: «...Король — первый чиновник государства; он служит народу, а не народ ему... король нам не хозяин, бог не дал ему во власть народ, не дал доить его, как коров, в собственный подойник, стричь по своей воле, как овец, полученных по наследству. Он подчиняется закону, а не закон подчиняется ему».

В Дании в то время велась борьба за свободу печати. Один из ближайших друзей Андерсена, Эрстед, и несколько других ученых основали «Общество правильного применения свободы печати». Среди 2000 его членов был и Ханс Кристиан. Общество выпускало газету «Датский народный листок», в которой Андерсен опубликовал в 1836 году три небольших произведения: «Жив еще старый бог!», «Талисман» и «Эта басня сложена про тебя».

Воскресным утром яркие лучи солнца заливают комнату, над зелеными цветущими нивами и лугами звонко поют птицы. На воле царят радость и веселье, а в доме — горе и нищета, — так начинается история «Жив еще старый бог!». Реалистично описав отчаяние и нужду бедняков, Андерсен не видит для них какого-либо выхода — ничего, кроме веры в бога.

В истории «Талисман» — обработке известного предания — счастье поселилось в хижине бедного пастуха. Однако ни пастух, ни его жена не могут дать талисман принцу с принцессой, чтобы те тоже были счастливы. Ведь этот талисман — лоскуток от рубашки, которую носят счастливые люди. Но пастух с женой так бедны, что у них ее просто нет.

В рассказе чувствуется назидательность, свойственная лишь отдельным наиболее слабым произведениям Андерсена. Мораль этой истории: чтобы быть счастливым, нужно просто быть довольным своей судьбой.

Поучительна история «Эта басня сложена про тебя» — о собаке, которая бегала из одного замка в другой, мечтая, где бы пообедать повкуснее. «А ну-ка догадайся... кто тот глупец, что бегает, пока не свалится с ног, но так ничего и не находит ни здесь ни там?» — лукаво спрашивает Андерсен.

Сам писатель вынужден был бегать из одной редакции в другую и не выпускать из рук пера, чтобы как-то существовать. «Вы слишком много пишете, — упрекал его Эдвард Коллин. — Не успеет одна работа пойти в печать, а у Вас уже наполовину готова рукопись второй». Опасаясь, что спешка вредно отражается на литературной репутации друга, молодой Коллин просил Андерсена хотя бы полгода не писать.

Но Эдвард, как и многие другие благополучные люди, не понимал: Ханс Кристиан терпел жестокую нужду и ему приходилось непрерывно трудиться.

После «О. Т.» писатель задумал новый роман из жизни современников: «...никакой повседневности и вместе с тем истину». С величайшей тщательностью отбирал он материалы для книги, выверял факты. Еще и еще раз обдумывал название. И вот в 1837 году роман «Только скрипач!» о горькой судьбе высокоодаренного музыканта, сына башмачника, вышел в свет. Герой книги, скрипач Кристиан, умер от голода. «Только скрипач!» — одно из самых остросоциальных произведений Андерсена. Писатель рисует здесь два мира, резко противопоставляя их друг другу: мир богатства и роскоши и мир народной нищеты. В заключительной сцене прекрасная и богатая Наоми, которую любил скрипач, встречает крестьян, несущих гроб с телом Кристиана. Эта сцена раскрывает основную идею романа: «Крестьяне с гробом спустились в канаву, чтобы знатные господа смогли проехать, они обнажили головы, а милостивая госпожа Наоми с гордым взглядом и очаровательной улыбкой кивнула им. Ведь они хоронили простого бедняка. Это был — только скрипач!» Горькая ирония и упрек всем, кто повинен в трагической судьбе художника, звучат в словах: «Только скрипач!»

Закончив роман, Андерсен поехал в Швецию. Он мечтал отдохнуть после напряженной работы, полюбоваться полями и лесами, озерами и водопадами, встретиться с некоторыми писателями. Уже на пароходе по дороге в Швецию Андерсен познакомился с популярной шведской писательницей Фредерикой Бремер.

Шведы хорошо принимали Андерсена, и многие газеты откликнулись на его приезд, так как к тому времени он был уже хорошо известен в соседних скандинавских странах.

Ширится известность писателя и за пределами Скандинавского полуострова. Имя Андерсена впервые упоминается на страницах русской печати. В 1838 году в журнале «Библиотека для чтения» был опубликован перевод статьи французского критика Мармье, знатока скандинавской литературы. Он подробно описал встречу с Андерсеном в Копенгагене и внешность датского писателя: «...молодой человек, высокий ростом; его немножко неуклюжий вид, неловкое застенчивое обращение не понравились бы светской даме; но ласковый взгляд, открытая, добродушная физиономия тотчас привлекли меня к нему». Мармье воспроизвел биографию Андерсена, рассказанную ему самим сказочником. Заканчивалась статья Мармье грустно: «Кажется, что Муза Андерсена не умеет смеяться и что маска, в которую он хотел ее нарядить, ей не по сердцу».

Французский критик был близок к истине. Хотя Андерсен смеялся сам и заставлял смеяться своих героев, в действительности ему часто бывало не до смеха. Он по-прежнему жил в бедности и порой был вынужден принимать приглашения друзей погостить у них месяц-другой. Это давало писателю возможность всецело посвятить себя творчеству. Отвлекали его от работы лишь театр, беседы с друзьями да такие значительные для Дании события, как приезд Торвальдсена, который после долгого отсутствия вернулся в 1838 году на родину из Италии.

Приезд великого скульптора в Копенгаген стал национальным праздником. Его собратья по профессии, художники, писатели — все явились на набережную. Погода стояла туманная, но лишь только корабль, на борту которого находился Торвальдсен, причалил к берегу, солнце вдруг прорвалось сквозь облака и над Зундом, будто триумфальная арка, перекинулась радуга.

Торвальдсен встретился с Андерсеном необычайно сердечно, словно они расстались только вчера, словно еще вчера он сказал молодому писателю в Риме: «Мы должны навсегда остаться друзьями!» Теперь, после возвращения скульптора в Копенгаген, они часто встречались и беседовали об искусстве и литературе. Торвальдсен постоянно ободрял Ханса Кристиана, вселял в него мужество. Особенно запомнился ему рассказ скульптора о беседе, которую его родители вели между собой:

— Ну, вот, — сказала мать отцу уже после того, как он родился, — не горюй. Я забыла завязать нитку на прялке. Значит, сын принесет нам счастье.

— Я не знаю, что такое счастье, — вздохнул отец.

— Я тоже хорошенько не знаю, — ответила мать, — но думаю, что счастлив тот, кто доставляет людям радость.

Андерсен, как и Торвальдсен, доставлял своими произведениями радость многим, ибо они были проникнуты чувством любви и сострадания к угнетенным. Когда в 1839 году пьеса Андерсена «Мулат» была поставлена на сцене в Копенгагене, поэт Хольст написал:

Я видел хижину, под кровлей которой
В лохмотьях лежали черные братья.
Я слышал шум мельницы, дробящей тростник,
Свист хлыста и вздохи раба.
Я чувствовал нечто необъяснимое.
Сердце мое истекало кровью при виде нужды бедняков.

В пьесе «Мулат» Андерсен рассказал о бесправии негров, о борьбе угнетенных за свободу. Он восхвалял их ум, человеколюбие и благородство. Но и в этой пьесе, с ее гневным обличением рабства, писатель продолжал наивно верить, что освобождение и счастливую жизнь угнетенным принесут гуманные правители. В свое произведение он включил легенду о князе, который прислушивался к голосу народа. Отвергая тирана-короля, писатель в то же время превозносил гуманного князя.

Итак, к концу 30-х годов Андерсен стал уже довольно известным литератором — автором нескольких пьес и романов. Многие считали, что подлинная литературная слава его началась после романа «Импровизатор». Но ближе к истине был друг Андерсена Эдвард Коллин. «Найдутся, пожалуй, люди, — писал он, — которые скажут, что начало этой славы следует, скорее, отнести к 1835 году, когда Андерсен словами: «Шел солдат по дороге: раз-два! раз-два!»² — вступил в царство сказок». В то время Андерсен издал первый выпуск сборника «Сказки, рассказанные детям». Прочитав их, Эрстед прозорливо заметил своему другу: «Импровизатор» прославил вас, сказки сделают ваше имя бессмертным!»

Примечания

1. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. — М., 1955. — Т. VIII. — С. 491.

2. Так начинается первая известная сказка Андерсена «Огниво».