«Истории», «Новые сказки и истории»
В 1850-х годах, наряду с многочисленными стихотворениями, пьесами и путевым очерком, Андерсен выпустил в 1852 году новый сборник, в заглавии которого совершенно исчезло слово «сказка»: он назывался «Истории». Правда, и в новом сборнике наряду с картинками датской жизни, зарисовками с натуры встречались волшебно-фантастические фигуры и сказочные персонажи, переживавшие невиданные приключения. Рецензент газеты «Отечество», дружелюбно встретивший первый выпуск сборника «Истории», вообще не заметил в нем никаких новшеств. Наоборот, он подчеркнул, что в сборнике «Истории» все тот же наивный юмор, присущий Андерсену, и та же детски-свежая фантазия. Примерно той же точки зрения придерживался друг Андерсена, знаменитый датский балетмейстер Август Бурнонвиль. Получив (правда, значительно позднее) в 1862 году «Истории» Андерсена, он написал ему: «Они («Истории». — Л.Б.) взяты все из тех же трех старых источников: природы, человеческого сердца и таланта... Ты умеешь одновременно и занимать, и забавлять, и трогать, да еще убеждать и подкреплять! Большего ведь нельзя и требовать от поэта»1. Когда же в 1855 году было опубликовано иллюстрированное издание сборника «Истории», куда наряду с первыми двумя выпусками вошли и новые произведения, появилась попытка определить жанр всех этих творений Андерсена. Критик газеты «Летучий листок» недоуменно писал: «...так называемые истории, собственно говоря, больше не истории, еще менее сказки, а скорее всего лирические излияния...»2
Более подробного объяснения сборник «Истории», как и последовавший за ним в 1858—1872 годах сборник «Новые сказки и истории», явившиеся как всегда ярким выражением общественно-политических и литературно-эстетических взглядов Андерсена последнего двадцатилетия его жизни, не получили.
* * *
1848—1849 годы, предшествовавшие выходу в свет сборника «Истории», были переломными для Дании. По словам одного из датских литературоведов, страна отдыхала под сенью революций и войн. Он имел в виду несомненно революцию 1848 года, «мартовские события» в Дании и войну, которую вела Дания с германскими государствами в 1848—1850 годах. В состав королевства Дании, наряду с герцогствами Гольштейн и Лауэнбург, с 1400-х годов входил и Шлезвиг, северная часть которого была населена датчанами, а южная — немцами. Стремление Германии присоединить к своей территории Южный Шлезвиг было важным для объединения раздробленной Германии. В 1848 году шлезвиг-гольштейнцы потребовали свободной конституции для герцогств и присоединения Шлезвига к Германскому Союзу. Датский король отверг петицию шлезвиг-гольштейнцев и разразилась война, по определению Ф. Энгельса — «первая революционная война, которую ведет Германия»3. Когда же в 1864 году, в результате новой войны был присоединен к Пруссии Северный Шлезвиг, коренное население которого составляли датчане, Энгельс написал по этому поводу, что все это не имеет решительно ничего общего с восстановлением национального единства.
Андерсен вряд ли понимал всю сложность шлезвиг-гольштейнского вопроса, в котором не могли разобраться многие поколения историков и который даже в дипломатических донесениях того времени называли путаницей. Для него война была трагедией народов, ужасным чудовищем, он тяжело переживал кровопролития. Кроме того, войны со Шлезвиг-Гольштейном были тяжелы для него лично. Он бесконечно любил родную Данию и вместе с тем дружеские умы связывали его с Германией, с ее культурой, со многими близкими ему там людьми. События 1848 года, общественная и личная заинтересованность в них писателя привели к тому, что по просьбе одного из датских государственных деятелей Андерсен выступил в прежде несвойственной ему роли комментатора событий. В письме от 13 апреля 1848 года к редактору английской «Литературной газеты» он говорит: «...теперь, когда самая почва дрожит под ногами, приходится заговорить и поэту...» Послание в Англию написано с позиций веры в Бога и в благородный идеал справедливости. «Сила народов и государств — в правде», — провозглашает Андерсен и далее призывает: «Нациям — их права, всему доброму и полезному — преуспеяние! — вот что должно быть лозунгом Европы»4.
Андерсен, неустанно мечтавший о мире, во время войны написал множество стихотворений. Он становится национальным поэтом Дании, его стихи перекладывается на музыку, их распевают народ и солдаты. И это было большим патриотическим подвигом, особенно, если учесть, что творчество датских писателей того периода было далеко от современности. Наиболее значительные из них не черпали вдохновения в национальных и народных событиях, которыми отмечены эти годы, когда конституция 1849 года уравняла всех граждан в правах, превратив Данию из абсолютной монархии в конституционное государство, что было большим достижением для того времени. Тем важнее роль Андерсена, который в этот период становится не только национальным поэтом, но и драматургом, отражающим чаяния своих современников. Его песни — на устах солдат, идущих в поход, на устах всего датского народа. Сотни копенгагенцев, сотни приезжающих из провинции датчан каждый вечер смотрят его народные пьесы в театре «Казино», получившем неофициальное название «Театр Х.К. Андерсена».
* * *
После 1848 года продолжаются путешествия Андерсена за границу и по родной стране. Особо знаменательной для него была поездка в 1849 году в Швецию. Вернувшись домой, писатель начал активно работать над своими путевыми заметками. Оформленные в книгу «По Швеции», они вышли в 1851 году. Книга «По Швеции» — своеобразный манифест общественно-политических и литературных взглядов Андерсена 1850-х годов.
Он писал, что в этой книге ярко выступают характерные особенности его Музы: описания природы, сказочный элемент, юмор и лиризм. Писатель в восторге от садов, шхер и водопадов Швеции. Но уже с первых страниц наблюдается несколько иное, чем прежде, отношение Андерсена к природе, интересной для него теперь не только своими красотами, но и службой человеку. Вода для него — «дух-слуга», который несет пароходы. Грохот водопада — изумителен, поскольку смешивается с шумом работающих мельниц и кузниц. Достижения техники — неотъемлемая часть пейзажа.
Пафос книги «По Швеции» — в значительно возросшем внимании Андерсена ко всему связанному с наукой и техникой, с творениями великих ученых и прежде всего короля ботаники Карла Линнея. Власть техники олицетворена для писателя в механизме, названном им «мастер Бескровный», увиденном им на одном из заводов и воспетом в восторженном гимне. Писатель с гордостью сознает себя сыном своего века, века науки, техники и пара, повинующегося человеческому гению!
По-прежнему, Андерсена вдохновляет и природа, овеянная местными преданиями. Путешествуя на пароходе среди шхер, он думает о скалах, свидетелях походов викингов. Обращаясь к будущему поэту, призывает его запечатлеть правдивые образы старинных саг. На традиционный для Андерсена интерес к национальным преданиям наслаивается навеянное революцией 1848 года внимание к историческим преданиям и легендам, осуждающим жестокость королей и воспевающим подвиги народных героев. Сочувствие писателя вызывают храбрые крестьяне из провинции Даларна, подвергавшиеся жестоким пыткам датского наместника в Швеции. Писатель подробно рассказывает, как жители Даларна во главе со своим предводителем Энгельбректом Энгельсбрактссоном подняли восстание против фогта и, следовательно, против датского короля. Симпатии Андерсена также на стороне Густава Васы, который напомнил народу о любви его отцов к свободе и отечеству. Кровопролитная война, которая в это время шла на родине писателя, и участие в ней шведских добровольцев способствовали тому, что в путевом очерке нашлось место для призывов к миру и дружбе, к братству и единению скандинавов.
В книге много страниц, посвященных народной жизни — описание праздника летнего солнцестояния, ярких нарядов поселян и поселянок. Сочувствие писателя вызывают нищие, убогие и заключенные. В одной из глав книги, посвященной тюрьме, Андерсена поражает резкий контраст мира свободы, улицы и узкого тесного мира тюрьмы.
Книга «По Швеции» была немедленно переведена на шведский язык и впервые прокомментирована неким восторженным рецензентом, назвавшим ее — поэмой в прозе. На родине Андерсена, а затем и в Норвегии путевой очерк «По Швеции» приняли значительно холоднее. В газете «Копенгагенская почта» отмечалось, что обилие сказочно-исторического материала затрудняет чтение этой скучной книги. Норвежский обозреватель, назвав путевой очерк Андерсена «арабесками», писал, что читатели напрасно мечтают хоть о капле действительности в этом необозримом море фантазии.
Многие современники не поняли дальнейшей эволюции взглядов писателя, сказавшейся в этой книге. Бернхард Северин Ингеманн написал, что Андерсен видит разум и жизнь в паровых машинах, в электромагнитных телеграфах и в системе Коперника. И только Эрстед в личной беседе сказал Андерсену, имея в виду его увлечение наукой: «Вас так часто упрекают в недостатке познаний!.. А вы, в конце концов, сделаете для науки, быть может, больше всех других поэтов, вместе взятых!»5 После книги «По Швеции» Андерсен зарекомендовал себя певцом науки, любителем философии. И вот, в 1850 году, как бы в ответ на их высказывания, он написал следующие слова: «Кто прочитает книгу «По Швеции», увидит, как жизнь и мир теперь отражаются во мне. Но не беспокойтесь: я не оставил светлый мир поэзии, чтобы углубиться в дебри философии или начать писать научные стихи. Это — невозможно. Для меня человеческое сердце — волшебная лампа поэзии, которую я крепко сжимаю в руках... Но и силы природы не должны поработить меня; нет, я хочу вызвать духов, которые по моему повелению выстроят мне новый замок поэзии»6. Какой новый замок поэзии собирается воздвигнуть Андерсен? Что, по его мнению, должно служить предметом изображения? Литература, пишет Андерсен в книге «По Швеции», призвана оживить, гальванизировать прошлое, подвиги и деяния старины. Саги и предания Севера были неизвестным сокровищем, пока Эленшлегер не указал, какие могучие образы можно извлечь из них. Природа и действительность также должны стать неотъемлемой принадлежностью творчества. Мир полон красоты и долг поэта остановись на ней взор людей. Наиболее отчетливо Андерсен высказался об этом в главе книги «Поэтическая Калифорния», подводящей итог его размышления. Писатель как бы спорит со своим литературным противником, утверждающим, что если когда-то мир, откуда черпала вдохновение поэзия, был богат и нетронут, то теперь уже все открыто. «Нет, это не так! — обращается Андерсен к своему невидимому противнику. — Ты счастлив, поэт, родившийся в наше время! Ты унаследовал все те великие сокровища, которые твои предшественники дали миру... Наше время — время открытий. Поэзия также имеет свою Калифорнию*»7.
Где же скрыта эта «Поэтическая Калифорния?» — «В науке», — отвечает Андерсен. В книге «Прогулка пешком на остров Амагер» пред Андерсеном предстали Муза классической и Муза романтической поэзии. В в конце 1820-х годов он выбрал последнюю. Сейчас, через 30 лет, он снова стоял на распутье, а перед ним — два существа, готовые служить ему. Одно — Муза романтической поэзии, которой он тридцать лет назад поклялся в верности; другое — Гений Науки. Но как состарилась и обветшала некогда прекрасная юная Муза! Теперь — это древняя старуха со всеми атрибутами романтизма, с суевериями, картами, талисманами и снадобьями. Старуха показывает мир, каким его видит романтический поэт. Свет ее фонаря осветил землю, и земля стала прозрачной, как морская вода или стеклянная гора в сказке. По велению Музы появилась рыцарские замки, Белая Дама, яд. «Смерть! Смерть!» — прозвенело в воздухе, и старуха предложила писателю воспеть все виденные картины. Но тут в образе прекрасного юноши явился Гений Науки и, обращаясь к Андерсену, воскликнул: «Следуй за мной во имя жизни и истины!.. Я — Гений Науки!» Внезапно все вокруг посветлело. Картины романтических видений поблекли, фонарь старухи отбрасывал лишь тусклые блики на старые развалины и ветер разгонял мокрые туманы. Зато свет науки, осветив озеро, проник к подводным растениям. Капля воды стала миром живых существ диковинной формы. Свет науки проник и в мрачное подземелье, где, по преданиям, обитало чудовище — василиск, и помог понять причины страха людей, принимавших за василиска смертоносные испарения. «И голос науки, — пишет Андерсен, — прозвучал по всей земле, так что показалось — вернулось время чудес; по земле протянулись тонкие железные ленты и по ним, на крыльях пара летят с быстротою ласточек тяжело нагруженные вагоны. Горы должны расступиться перед современной мудростью, а равнины подняться. И по тонким металлическим проводам летят с быстротою молнии в далекие города мысли, воплотившиеся в слова». «Жизнь! Жизнь!» — прозвучало во всей природе. И взмахнув мечом, так что пред Андерсеном открылся мир звезд, Гений Науки предложил ему воспеть современность. «Насколько видит твой глаз, — сказал он писателю, — настолько ясен горизонт твоего века. Сын нашего времени, выбирай, кто будет твоим руководителем! Здесь твой новый путь!»
Андерсен отвергает Музу романтической поэзии, он идет за Гением Науки. «Да, — замечает писатель, — в науке заключается Калифорния Поэзии!» И хотя воображаемый литературный противник уверяет, что богатства науки уже исчерпаны, Андерсен не согласен с ним. Наука просвещает ум и фантазию поэта, она указывает ему новые источники творчества. Андерсен снова и снова призываем поэтов изучать и воспевать природу и действительность, но уже с помощью науки. «Какой сказочный мир может открыться под микроскопом, если направить его на наш человеческий; электромагнетизм может стать жизненной нитью в новой комедии и в романах и сколько родится юмористических творений, если мы с нашей крошечной, как песчинка, Земли с ее маленькими высокомерными людишками выглянем в бесконечную вселенную».
Следуя за Гением Науки, Андерсен мысленно перебирает достояние современного поэта — фантазию, чувство и разум. Фантазия украшает стены бедной каморки поэта, чувство затрагивает струны человеческих сердец, разум помогает твердо стоять на земле, он вступает в единоборство с суевериями. Вспоминая одно из шведских стихотворений, в котором человек разбивает скалу, обиталище тролля, Андерсен замечает: «Бедный тролль! Пришел конец твоему могуществу. Человеческий разум одолел тебя!»8
* * *
В книгу «По Швеции» Андерсен включил рад сказок и историй — «Птица Феникс», «Свиньи», «История», «Директор кукольного театра», «Бабушка», «Немая книга». Все они, как и сказки в других его путевых очерках, вписываются в систему взглядов, высказанных писателем в этом произведении.
«Птица Феникс» — пересказ известной легенды о птице Фениксе, которая гнездится в Аравии и каждое столетие сжигает себя в собственном гнезде, после чего снова возрождается из пепла. Но смысл легенды значительно шире. У Андерсена Феникс отождествляется с поэзией, которая уносит читателя к ледяным равнинам Лапландии, на берег Нила. Она вездесуща: крыло птицы-поэзии касалось плеча Шекспира и она пела Марсельезу. О вечном обновлении и возрождении поэзии говорит эта философская легенда.
О непреходящей красоте и вечном возрождении природы, которую не в состоянии уничтожить ничто низменное и грязное, рассказывает философская и социальная сказка «Свиньи». Лес и король роз вздыхают осенью: «Конец! Конец! Конец красным денькам! Конец розам! Листья все опали! Птички смолкли! Сыро, мокро! Свиньи пошли по желудям, свиньи хозяйничают в лесу!» Но старый лесник уверен: снова придет весна, снова расцветут розы, и красота снова взойдет на трон. Однако значение сказки «Свиньи» не только в этом. Андерсен сравнивает лиц дворянского сословия со свиньями. В старой парадной дворянской карете устроили свой закуток четыре громадных жирных свиньи. И писатель замечает: «Но были ли они первыми попавшими сюда — сказать мудрено...» Одновременно сказка продолжает линию антимещанских сказок Андерсена 1840-х годов. Свиньи, мнящие себя ценителями прекрасного, знают лишь одно, беспрестанно повторяемое ими французские слово: «Oui!** — твердили они. Больше они по-французски не знали, но ведь и это уже кое-что. Ах, они были такие умные и такие жирные». А одна из свиней очень похожа на мать-мещанку, она любуется хвостиком-завитушкой своего сынка поросенка, думая, что все также восторженно смотрят на него и также любуются этой завитушкой.
В истории «Директор кукольного театра» писатель рассказывает об ученом-политехнике, фантастические эксперименты которого заставили бы причислить его в старину к мудрецам.
В произведениях «История» и «Бабушка» сказочник противопоставляет затхлый дух, царящий в церкви, картинам прекрасной природы. В церкви пастор обрушивает на головы прихожан злые и несправедливые слова, а за стенами церкви цветут яблоневые сады, крестьянские дворы залиты ярким солнцем, громко поют птицы.
В рассказе «Немая книга» смерть одинокого неудачливого человека резко контрастирует с картинами прекрасной, цветущей природы, символом счастья, для которого рождаются люди. Листок бумаги, старый гербарий — все это «немая книга», молча рассказывающая о жизни человека.
Произведения, включенные в путевой очерк — «По Швеции», разнообразны по жанру. «Птица Феникс» — философская легенда, «Свиньи» — сатирическая социальная сказка, «Директор кукольного театра» — научно-бытовой рассказ, а «История», «Бабушка» и «Немая книга» — фантастико-реалистические рассказы. По композиции и по художественным приемам все они близки к произведениям 1840-х годов. Реальные картины жизни и природы смело и свободно объединяются с фантастическим сном, с волшебными превращениями. Писатель широко пользуется и сюжетными контрастами, повторами, восклицаниями и риторическими вопросами.
Мало кто обратил внимание на сказки и истории, включенные в путевой очерк. Лишь одна корреспондентка Андерсена заметила, что больше всего ей понравились «Свиньи». И никто не заметил связи этих произведений со сказками и историями 1850—1870-х годов, предшественниками которых они стали.
* * *
Закончив книгу «По Швеции», Андерсен выехал в Германию, где посетил места сражений и свиделся со старыми друзьями. Он посещает Италию и австрийский Тироль. Разъезжая по родной Дании, писатель всюду становится свидетелем развития техники, железных дорог, телеграфной связи и т. д. Быть может, под влиянием своих путевых впечатлений Андерсен 5 июня 1853 года писал, что его восхищает сближение людей, стран, городов между собою, соединение их посредством пара и электромагнетизма. Одна мысль об этом возвышала его душу не меньше любого вдохновенного поэтического произведения. В 1850-е годы и людей, стран, городов между собою, соединение их посредством пара и электромагнетизма. Одна мысль об этом возвышала его душу не меньше любого вдохновенного поэтического произведения. В 1850-е годы и позднее, путешествуя по Дании, Андерсен создал несколько путевых этюдов о родной стране. Их диктовало ему чувство любви к родине.
В 1853 году в Копенгагене вспыхнула эпидемия азиатской холеры. Кто мог, покидал столицу. Андерсен уехал в Силькеборг, где гостил у одного из своих друзей, фабриканта Адольфа Древсена. В путевом этюде «Силькеборг» (1853) сказочник рисует типичный датский пейзаж — леса, пашни, глубокие озера, поросшие вереском холмы, болота и рощи, поле гречихи, усеянное белыми и красными цветами, гнездовья белых и черных аистов. Но писателя волнует и преображение этих сказочных мест, где Древсен совсем недавно построил бумажную фабрику, пекарню и дома для рабочих. Впоследствии Андерсен вспоминал о том, как хорошо ему было в Силькеборге, как переполнили его душу необычайная природа, фабричная жизнь и совсем новый город. Он воспел технику, покорившую эти мирные края. Прежняя тишина сменилась в Силькеборге грохотом и движением. Андерсен мысленно видит будущее этого города. «Скоро, — писал он, — по тихой роще промчится, будто паровой дракон, поезд и тысячи людей приедут полюбоваться красотами здешних мест; поэты найдут здесь сюжеты для своих произведений, а Силькеборг будет по-прежнему расти и расцветать»9.
В 1850-е годы Андерсен все еще подвергался отдельным нападкам у себя на родине, два писателя создали даже пародию на его пьесу «Дороже жемчуга и злата». Тем не менее, великий сказочник был уже широко известен. Росло признание за границей и на родине, приближалось пятидесятилетие со дня рождения. И вот в 1853 году Андерсен начал писать свою автобиографию — «Сказка моей жизни», надеясь, как он говорил впоследствии, что простое, безыскусственное повествование о вынесенных им испытаниях сможет послужить источником утешения и ободрения молодых еще борющихся сил. В первой части автобиографии, нарисовав широкую картину датского и европейского общества того времени, писатель рассказал о пятидесяти годах своей жизни, не утаив от читателя ни горестей своих и бед, ни бедности и унижений, выпавших на его долю. Он рассказал о себе так правдиво и, можно даже сказать, объективно, что эта автобиография и сегодня еще — один из основных источников жизнеописаний Андерсена. Писатель, как уже отмечалось, назвал свою автобиографию «Сказка моей жизни». И он был совершенно искренен, т. к. неоднократно писал тогда, что жизнь его, в самом деле, часто кажется ему сказкой, богатой самыми удивительными приключениями.
До последней страницы книги Андерсен оставался верен провозглашенному им еще в 1840-х годах тезису: «Жизнь — прекраснейшая из сказок». 2 апреля 1855 года, в день своего пятидесятилетия, писатель поставил последнюю точку в книге «Сказка моей жизни». Ее заключительные строки свидетельствуют о том, в каком розовом, оптимистическом свете, хотя и несколько примирительно-умиротворенно воспринимал он свой жизненный путь. «Сказка моей жизни развернулась теперь предо мною — богатая, прекрасная, утешительная. Даже зло вело к благу, горе к радости, и в целом она является полной глубоких мыслей поэмой, какой я никогда не был в силах создать сам... Да, правда, что я родился под счастливой звездой!» И далее он пытается объяснить, почему его жизнь — сказка. «Сколько лучших, благороднейших людей моего времени ласкали меня и открывали мне свою душу! Моя вера в людей редко бывала обманута! Даже тяжелые горестные дни таили в себе зародыши блага»10.
«Сказка моей жизни» имела множество откликов. Карстен Хаук писал, что эта книга не только новое свидетельство таланта Андерсена, его умения рисовать яркие, выпуклые картинки из жизни, но и вся светится детским, милым добродушием. Хорошо понял книгу один из наших датских современников, Кай Вуль, который видит в нем рассказ о борьбе и победе гениального человека, рассказ о трудностях и страданиях, о борьбе с предрассудками и сословными различиями.
* * *
Поэтический талант Андерсена привлекал к нему симпатии многих его великих современников. Долгие годы он переписывался с Чарльзом Диккенсом, который назвал его в 1856 году товарищем по оружию и предлагал в его распоряжение весь свой дом от крыши до погреба. В 1857 году, впервые после десятилетнего перерыва, Андерсен снова побывал в Англии и воспользовался гостеприимством Диккенса. Датский сказочник восхищался Диккенсом-писателем и любил его как человека. Поэтому пребывание в доме Диккенса, обрисованное в путевом этюде «В гостях у Чарльза Диккенса», навсегда осталось для Андерсена самым светлым событием в его жизни.
После Англии Андерсен по-прежнему много путешествует, бывает в Германии, где встречается с художником Каульбахом, в Саксонии, Швейцарии, в Максене, где растет посаженное им дерево. И Швейцария для него — хорошо известная страна, он по-прежнему восхищается величием ее природы. В путевых очерках «В Швейцарии», написанных, очевидно, после 1860 года, и «Юрские горы» (1862) Андерсен поет гимн природе Швейцарии, покоренной и прирученной человеком. Сколько трудов, сколько жертв потребовалось для того, чтобы прорыть в Швейцарии туннель! Сколько сил стоило создание часового промысла в стране! Андерсен часто вспоминал в своих произведениях народного героя Швейцарии Вильгельма Телля. Теперь он пересказывает предание о последнем подвиге уже седовласого Телля, который вошел в бушующий поток, чтобы спасти тонущего чужого ребенка. Он спас ребенка, но погиб сам.
В конце 1850-х — начале 1860-х годов Андерсен много разъезжает. В его письмах и дневниках этого периода, наряду с радостью, которую приносят ему встречи с новыми странами, городами и людьми, начинают звучать иные нотки. Они — отзвуки недавней войны, они наполнены опасениями пред грядущей. После окончания войны в герцогствах было по-прежнему неспокойно. С 1858 года существовала конституционная общность между Данией и Шлезвигом. Все это рождало смутное настроение, недовольство. Друзья из Дании пишут Андерсену, что темные тучи снова сгущаются на политическом небосклоне, что в Гольштейне можно ожидать прусские и австрийские войска. Письма эти волнуют Андерсена, и он мечтает лишь жить в мире и спокойствии. А один из его друзей, поздравляя сказочника с Новым Годом, повторяет его же собственную постоянную фразу: «Пусть голубь мира летит над странами!»
Ни с чем несравнимое богатство материала, новые сюжеты приносили ему путешествия по родной стране. В 1859 году Андерсен поехал в Ютландию и, по его собственному признанию, привез оттуда богатый урожай. Он снова посещает Силькеборг, любуется выросшим городом и новой ратушей в готическом стиле, рассказывает в письмах о введенном Древсеном способе заготовки торфа и изобретенной в Силькеборге машине для клейки конвертов. Он описывает знаменитые ютландские дюны близ Ольборга, глубокий слой раскаленного тонкого песка и дюны близ Северного Восборга, вздымавшиеся как хребты Апеннин. В Северном Восборге Андерсен посетил окруженную высокими валами и глубокими рвами старинную усадьбу Борребю, населенную, по народным поверьям, привидениями. Побывал он и в знаменитом Бёрглумском монастыре, по галереям которого с диким свистом гулял ветер. В путевом этюде «В Дании», с подзаголовком «Скаген» (1859) Андерсен описал удивительные пейзажи Ютландии, песчаные холмы дюн, почти лишенные растительности, и местное пернатое население — диких лебедей, чаек, гусей и морских ласточек. Его интересует историческое прошлое Скагена, он в восторге от местной легенды о засыпанной песком церкви. Берег, покрытый холмами дюн, рождает в его поэтическом воображении множество картин, напоминает ему мозаику из круглых камешков. Что могли бы они порассказать, эти камешки, если бы обрели дар речи! Сколько столетий прошло с тех пор, как вода намыла их к этому берегу и придала им гладкую, красивую форму!
Поездки Андерсена по родной стране начинают носить просветительский характер. Жизнь писателя складывалась, в основном, из творческой работы, путешествий, общения с друзьями и природой. Теперь Андерсен выступает с чтением сказок перед широкой аудиторией, в «Рабочем Союзе». Чтению сказок 16 января 1860 года Андерсен предпослал вступительную речь, показавшую, что мир поэзии для него это мир Красоты, Истины и Добра. Писатель говорил, что литературные произведения не следует понимать буквально, что в них содержится скрытый смысл и определенные обобщения, ибо поэзия, как и наука, является особым способом познания жизни.
* * *
Некоторые земляки Андерсена уверяли своих читателей, что слава его заграницей зиждется на его бесконечных путешествиях и что он, в свою очередь, путешествует, чтобы убедиться в своей растущей славе. Несомненно, писателю приятно было признание за границей, но ездил он потому, что поездки духовно обогащали его, дарили встречи с писателями, композиторами разных стран.
6 сентября 1862 года вместе с сыном своего друга Эдварда Коллина — Йонасом Коллиным Младшим он выехал в Испанию. Письма Андерсена из Испании — сплошное славословие красотам страны — морю и горам.
9 января 1853 года выходит его книга «В Испании». Казалось бы, ничего нового уже не может быть в этом очерке, все знакомо по прежним произведениям писателя в этом жанре — описания природы и народной жизни, внимание к историческому прошлому Испании и местным преданиям, размышления о волшебных путешествиях по железным дорогам и т. д. Вместе с тем Андерсен, начиная писать свою книгу, заметил: «В Испании для меня все было внове...»11 Что же нового в этой книге по сравнению с прежними путевыми очерками? Рассказывая о своем первом дне в Барселоне, писатель говорит, что там можно было увидеть много своеобразного и чисто испанского. Покоряет великолепно переданная специфика испанской жизни, испанского колорита, своеобразие человеческих судеб и характеров. Читатель увидел пестрые южные города, смешение восточной роскоши и азиатской нищеты. Он увидел великолепные памятники мавританской архитектуры и старинный постоялый двор времен Дон-Кихота, арабов и бедуинов верхом на верблюдах и черных африканских девушек. Он услышал звуки кастаньет и шага солдат, крик муллы, гнусавую песню уличного певца и декламацию слепого импровизатора. Самым любопытным в Испании Андерсен считал бой быков. Однако, воспроизведя со всеми подробностями сцену боя быков в Барселоне, гуманист Андерсен дает ему своеобразную оценку и называет убийством, хотя по местным понятиям гибель двух быков была ничто. Когда же в Малаге писатель увидел бой быков и полуслепых лошадей, он решительно заявил, что это грубое, отвратительное народное увеселение!
Андерсена интересует испанская литература и испанское искусство. Ему нравятся романсы о национальном герое Испании Сиде, творения Сервантеса и Лопе де Вега. На одной из первых страниц он замечает: «Если хочешь оригинально описывать путешествия, следует придерживаться истины»12, ибо основной объект изображения художника — жизнь. Даже в одной из ходульных, трогательно-наивных мелодрам Скриба «Собака из замка» его привлекла естественно сыгранная роль идиота, в которой светилась правда. Он бежал из театра в Гренаде, где отсутствовала правда жизни. А из мрачной церкви Андерсена мучительно тянет на воздух, к небу, к солнцу и к журчанью вод.
Тезис Андерсена — «Жизнь — прекраснейшая из сказок» после Испании и Африки получает новое подтверждение. «Это — новая, богатая содержанием страница в сказке моей жизни!» — пишет он. Сказку дарит людям прекрасная природа Пиренеев. Сказку может рассказать любой город Испании. «Алагамбра, подобно книге старинных преданий, полна фантастических переплетений...; каждый ее двор — лист книги...» Писателю рассказывают сказки горный поток и зажженная сигара, жемчужная нить и ткань, из которой сшито платье, его цвет и покрой. В причудливом звоне колоколов ему чудится конский топот, бряцание оружием, звон монист прекрасных женщин.
Между тем, путевой очерк «В Испании» — редкое исключение среди произведений Андерсена этого жанра. В нем нет ни одной сказки и ни одной истории. В него включены лишь стихотворения писателя. Испания не дала Андерсену ни одного сказочного произведения: «А ведь я, — пишет он, — должен был выполнить свое обещание малым деткам. Чего только не ожидали они от меня! Я бы должен был и мог бы рассказать им об испанских девочках, об испанских мушках, об испанском перце, об испанском бамбуке и об испанской зелени. Не мешало бы еще добавить об испанском плаще, об испанском путешествии и об испанском веере»13. Но Андерсен так ничего и не написал обо всем этом. Быть может, в жизни его уже начиналась та печальная пора, о которой он сам с грустью скажет, что сказки больше не стучатся в его дверь! (Его испанские воспоминания, объединившись с ютландскими, отразились позднее в истории «В дюнах».)
Мало свидетельств сохранилось о том, как восприняли современники Андерсена его новую книгу. Тем интересней содержательная рецензия Клеменса Петерсена. Критик справедливо отмечает верность Андерсена правде жизни. И очень примечательна фраза Петерсена: «Его (Андерсена. — Л.Б.) поэзия с ее могучим реализмом заставляла пробуждаться и с новыми силами ощущать действительность»14.
* * *
В январе 1864 года началась новая война Дании с Германией. 1 февраля прусские и австрийские войска перешли реку Эйдер. 5 февраля пала крепость Данневирке, после чего, по словам одного из датских поэтов, Дания состарилась за одну ночь. 18 апреля пал Дюппель. Датчане глубоко переживали свое национальное несчастие. После краткого перемирия снова возобновились военные действия. Немцы захватили остров Альс и дошли до Скагена. Поражение Дании было очевидно. По мирному договору, заключенному в Вене 1 августа 1864 года, Пруссия и Австрия получили Шлезвиг и Гольштейн, что по мнению некоторых датских историков означало паралич датской монархии, смертельный приговор стране. Глубокое отчаяние овладело датчанами при известии о таком мире. Многие сомневались в будущем Дании и мечтали сохранить хотя бы Северный Шлезвиг, населенный датчанами. Но это было невозможно.
Война 1864 года была рубежом для Андерсена. До 1864 года писатель находился в удрученном состоянии. Его мучило предчувствие новой войны. Когда же война разразилась, он растерялся и был не в состоянии работать. Поэтический подъем, пережитый Андерсеном в 1849—1851 годах и вызвавший к жизни его знаменитые патриотические стихотворения, больше не повторился. Поэтических произведений, созданных им в 1864—1865 годах, гораздо меньше и они слабы в художественном отношении. Те годы характерны для него попытками вырваться из начинающегося творческого бессилия (более слабыми, нежели раньше, произведениями, продолжающимися путешествиями, которые в изобилии приносят очерки и путевые этюды). Можно сказать, что жанр путевого очерка или этюда — основное средство самовыражения писателя в эти годы. И вместе с тем — это период всемирной славы, которая зиждется главным образом на сказках и историях писателя, на его прежних творческих заслугах.
С самого начала 1866 года Андерсен начал собираться в Португалию. Пробыв там с 6 мая по 14 августа 1868 года, он хвалит этот рай, поросший цветами, апельсиновыми и оливковыми деревьями. Здесь «словно скопились все красоты природы из разных стран, здесь — скалы Альп, здесь рыцарские замки», — восторженно рассказывал Андерсен о Цинтре. Вернувшись домой, переполненный впечатлениями, он начинает описывать свое путешествие в очерке «Посещение Португалии».
18 октября 1866 года Андерсен говорил друзьям, что новый его очерк совершенно не похож на прежние, меньше всего на книги «По Швеции» и «В Испании». Что же представляет собой этот последний путевой очерк Андерсена? «Посещение Португалии» — произведение, которое даже по объему значительно меньше других книг писателя в этом жанре (всего 5 глав). Но не только объемом и «беглостью», по собственному признанию Андерсена, отличаются эти его воспоминания от других, но и самим материалом. Ничего нового, кроме специфической португальской экзотики, в очерке нет. Андерсен по-прежнему ищет на чужбине черты сходства с Данией, объясняется в любви к ней, только на сей раз он проявляет больший интерес к современности. Он рассказывает о кровавых боях на улицах Мадрида, где побывал в по дороге в Португалию, об убитых и раненых во время испанских волнений. Ощутимо также, что Андерсен отдает предпочтение уже не памятникам старины, а современной технике. Он признается, что в Испании, путешествуя по стране Сида и Дон-Кихота, неохотно смотрел на старые камни; ему было гораздо приятнее услышать вздохи паровоза. Предпочтение, отдаваемое современности, диктуется изображаемым им материалом. Указывая на разницу между Испанией и Португалией, писатель замечает: «Это все равно, что перелететь из средневековья в современность»15. В Португалии он путешествует по железной дороге, видит станции, высокие дома и возделанные поля. Ему кажется, что сюда дохнул из Англии ветерок современных бытовых удобств. Рост техники рождает у Андерсена мысль об усилении контактов между отдельными государствами и народами.
Пафос книги о Португалии в ее познавательности. Андерсен знакомит читателя с этой мало известной страной, с достопримечательностями Лиссабона и Цинтры, с бытом португальцев; он пересказывает местные разбойничьи предания, делает экскурс в историю страны, особенно начала XIX века, когда темницы были переполнены политическими заключенными. Примечательны страницы, посвященные португальской литературе и величайшему поэту страны Камоэнсу, автору поэмы «Луссиада». Для Андерсена португальская литература начинается с народной поэзии.
Книга «Посещение Португалии» прошла незамеченной в критике. Возможно, потому, что страна на сей раз не ожила под пером Андерсена. Не включил он и в этот путевой очерк ни сказок, ни стихотворений, в последний раз поместил в свои путевые этюды в какой-то мере связанную с очерком «Посещение Португалии» историю «Вен и Глен». То же восхищение прогрессом, успехами техники, современностью. В сборнике народных преданий, опубликованных в 1843 году Юстом Маттиасом Тиле, Андерсен прочитал предание под названием «Остров Глен», повествующее о расположенных неподалеку от острова Зеландии небольших островках Вен и Глен. Однажды штормовой ночью Вен исчез под водой. И в народе возникло предание, что когда вода во фьорде прозрачна, то можно увидеть еще остатки церковных стен на острове Вен. Возникла и поговорка — «Вен ждет Глен», так как думали, что точно такая же судьба постигнет и остров Глен. Все ожидали, что снова налетит шторм и унесет Глен. Но вот в январе 1867 года, когда Андерсен гостил в поместье Хольстейнборг на Зеландии, туда прибыли инженеры, задумавшие привязать Глен к материку. И писатель рассказывает друзьям, что не Вен заберет Глен, а Зеландия. Так и произошло в один прекраснейший солнечный день, когда инженерам удалось навечно прикрепить островок к Зеландии. Для Андерсена эта история была прекраснейшей современной сказкой, основным двигателем которой был разум.
Летом 1867 года сказочник написал историю «Вен и Глен», включенную им в путевые этюды «По Дании». «Человеческий разум соорудил плотину, — восторженно писал Андерсен, — он привязал Глен к материку. Фьорд превратился в луг, поросший пышной травой. Глен плотно прирос к Зеландии... Не Вен, а Зеландия унесла Глен»16.
История «Вен и Глен» пользовалась большой популярностью. 20ок-тября 1869 года дочь известного путешественника Мэри Ливингстон написала Андерсену из Шотландии, что знает его сказку «Вен и Глен» и что она ей очень нравится.
* * *
Последние пять лет жизни Андерсена бедны событиями по сравнению с его прошлым. Суживается и круг его путешествий.
Андерсен не был другом пороха и пуль. После 1864 года любая война, даже не касавшаяся его народа, заставляла писателя страдать. В 1870 году он снова пережил тяжелый душевный кризис во время франко-прусской войны, когда жил только сообщениями из газет. Писатель рад, что еще до новой войны закончил повесть «Счастливчик Пер», так как снова не в состоянии работать. Его письма и дневники в августе 1870 года — свидетели тяжелых переживаний: «Кровавые известия с театра военных действий потрясают меня! Что-то будет!»; «Ужасная война! Страшное кровопролитие!»; «Ужасное, кровавое время; воздух напоен пороховым дымом и вздохами несчастных!». Писатель настроен пацифистски и одинаково сочувствует обеим сражающимся сторонам: «Я неотступно думаю о тех ужасах, которые переживает французский народ, и о тех смертельных страданиях, которые выпали на долю немецких солдат». Война во Франции становится его навязчивой идеей. Он мысленно видит горящие города, агонизирующих друзей, себя — пронзенного штыками. Он признается в своем безбожии и в том, что болен и почти сходит с ума, а 31 октября записывает: «Война убьет меня»17.
Во время войны Андерсен ничего не писал и не читал, а однажды заметил, что с удовольствием повидал бы Хенрика Ибсена. Возможно, это было связано с давно предполагавшейся поездкой в Норвегию, которую Андерсен посетил, наконец, с 3 августа по 26 октября 1871 года. 20 июня 1871 года, снова приглашая датского сказочника в Норвегию, Бьёрнстьерне Бьёрнсон писал ему, намекая на сказку «Волшебный холм»: «Всем норвежским троллям придется снять свои ноги со стола и когда Вы приедете, они поднимутся все — все как один»18. Андерсен не мог уже отправляться в дальние поездки, но в Норвегию решил поехать. Земля Норвегии показалась ему более возделанной и благополучной, чем в Швеции. Он в восхищении от тогдашней столицы страны, Христиании, от морских и лесных просторов. Андерсен часто встречался с Бьёрнсоном, читал ему сказки, и норвежец, бросив все свои дела, в течение трех недель был фактически нянькой великого сказочника. В честь датского сказочника устраивали праздники. На одном из них выступил с речью знаменитый норвежский собиратель сказок епископ Йорген Ингебретсен Му. Сказочное творчество Андерсена, в котором тот создал новый удивительный мир поэзии и в которое вложен элемент ясного, зрелого созерцания жизни, потрясло Му. Он считал, что по произведениям Андерсена можно ясно представить себе его родину.
В Дании же в это время происходили серьезные события. 15 октября 1871 года в Копенгагене под руководством Луи Пио, переписывавшегося с Карлом Марксом, была организована датская секция I Интернационала, возлагавшая большие надежды на освобождение рабочих. «Скоро, братья, рассвет, на востоке брезжит заря...» — так обнадеживал «Марш социалистов» датских рабочих, членов этой организации, которая быстро росла. В октябре 1871 года произошла первая организованная стачка на судостроительном заводе «Бурмейстер и Вайн». В мае 1872 года разыгралось одно из крупнейших событий в истории датского рабочего движения, т. н. «Сражение на Площади» в Копенгагене, положившее начало борьбе рабочих Дании за экономические требования. Несколько каменщиков потребовали сокращения рабочего дня, в чем хозяева им отказали. Правительство запретило митинг солидарности с каменщиками, созванный датской секцией Интернационала. Рабочих, собравшихся на центральной площади в Копенгагене, разогнала полиция. Секция Интернационала была запрещена, а ее руководители приговорены к длительному тюремному заключению. 23 мая 1872 года газета «Социалист» заявила о солидарности рабочих с теми, кто, выступая в области литературы, осмелился в своем отечестве призвать своих современников к борьбе.
Андерсен, одним из первых приветствовавший Июльскую революцию во Франции и взволнованно воспринявший события 1848 года, иначе судил о движении 1870 года у себя на родине. Когда началось движение каменщиков, Андерсен был в Германии, откуда 21 апреля 1872 года писал Древсену: «К счастью, работа каменщиков закончена, иначе было бы ужасно, потому что, как Вы, вероятно, слышали, каменщики прекратили работу. По-моему, это хуже всего для них самих, потому что, приостановив работу, они ввергают свои несчастные семьи в глубочайшую нищету». А в мае 1872 года, когда Древсен рассказал ему о «Сражении на Площади», он, находясь в Швейцарии, пожелал, чтобы все оставалось по-старому: «Я был очень огорчен тем, что подобные движения могут иметь место среди такого в общем разумного и добродушного датского народа»19.
Увлечение реальной действительностью, прогрессом науки и техники способствовало тому, что ему нравятся Оноре де Бальзак и Чарльз Диккенс. Диккенса Андерсен считал величайшим писателем за его близость к истине и к природе. Творческая близость Андерсена и Диккенса особенно проявилась в «Рождественских рассказах» английского писателя, где эльфы и призраки сочетались с реалиями английской жизни. Да и во многих других своих произведениях великий английский романист трансформировал фольклорные сюжеты. В марте 1857 года Андерсен писал Диккенсу, что его полностью захватила «Крошка Доррит» — «я бы хотел и мог любить Вас и восхищаться Вами за одну эту книгу, если бы Вы не создали прежних великолепных произведений — «Давид Копперфильд», «Нелли» и т. д.»20 Андерсе приемлет и критическую деятельность Брандеса, требовавшего в своих лекциях в Копенгагенском Университете решительного поворота литературы к действительности. Он был слишком рационален и подвержен веяниям науки, чтобы ему нравилось творчество Ибсена. Имя Ибсена появляется в переписке Андерсена 26 октября 1869 года, когда Эдвард Коллин сообщил ему, что пьеса норвежского драматурга не нашла одобрения датских читателей. После встречи в 1870 году с Ибсеном Андерсен писал 26 августа 1870 года, что сам Ибсен ему нравится, но что ему совершенно не нравится Пер Гюнт, который кажется ему недопустимым безумцем. К тому же стихи нехороши и много мест слишком циничны. Из произведений современных скандинавских писателей Андерсену нравился «Трехмачтовик» реалиста Йонаса Ли.
В конце жизни Андерсен открывает для себя и отдельные произведения русской литературы. Он знал «всемирно известного» Пушкина, рукопись которого, подаренную ему, называл драгоценным сокровищем. В его библиотеке была книга А.К. Толстого. В 1874 году, возможно под влиянием Брандеса, он прочитал рассказы И.С. Тургенева. «Дневник лишнего человека» показался ему слишком волнующим, недоступным для чтения нервному человеку. Зато ему понравилась «Муму», которую он назвал характерной маленькой повестью.
* * *
Назвав в 1858 году сборник: «Новые сказки и истории»***, Андерсен хотел, скорее всего, подчеркнуть преемственность по отношению к произведениям 1840-х годов и черты нового, появившиеся в 1850-е годы и позднее. Недоумение, высказанное критиками при появлении отдельных выпусков сборника «Истории» в 1852 и в 1855 годах, нашло свое выражение и в словах одного из современных датских литературоведов, Кая Вуля, считающего, что трудно классифицировать более 100 сказок и историй Андерсена этого периода****. Вуль отчасти прав. Но определить круг тем, занимающих писателя в эти годы — возможно.
В своих примечаниях 1870-х годов к сказкам и историям Андерсен написал: «В последнее время стали поговаривать, что главное значение имеют мои первые сказки, а все позднейшие далеко уступают им. Вряд ли это так, но объяснить такие отзывы все-таки можно». И не очень убедительно объясняя причины подобных высказываний («Люди, читавшие мои первые сказки в детстве, стали старше и утратили ту свежесть восприятия, с которой тогда читали и воспринимали поэзию»21), Андерсен среди наиболее удавшихся ему лучших своих сказок 1850—1870-х годов, понравившихся и другим, называет «Что муженек ни сделает, все хорошо!», «Снеговик», «Мотылек» и «Истинная правда», т. е. это либо обработки народных сказок, либо оригинальные, придуманные самим писателем, «андерсеновские» сказки, которые и принесли еду всемирную славу. Говоря об источниках творчества Андерсена 1850-х годов, даже тонкий и умный Бурнонвиль упустил из виду родник, откуда сказочник черпал до последних дней своей жизни. Это фольклор. Правда, народные сюжеты в чистом виде занимают ничтожно малое место в творчестве писателя этого периода (по сравнению с предшествующими), но он по-прежнему обращается к ним для того, чтобы воплотить те или иные идеи, дать простор замыслам.
Впоследствии Андерсен говорил, что в течение многих лет испытал свои силы во всех радиусах сказочного круга и потому ему приходили в голову идеи или мотивы, уже затронутые им раньше. В таких случаях он либо совсем отказывался от них, либо облекал их в новую форму. Так, в сказке «Скороходы», несколько напоминающей сказку «Прыгуны», используется мотив народной сказки — испытание ловкости, быстрота в беге. Вместе с тем это сатира на неправедный суд, на родственные связи, помогающие быстро продвигаться по службе. Новое здесь — чувство горечи при упоминании о тех несправедливостях, которые ожидают талантливых людей. И познавательное значение сказки, в которой говорится о скорости солнечного луча22.
«Что муженек ни сделает, все хорошо!» принадлежит к датским народным сказкам, слышанным Андерсеном в детстве. Бытует эта сказка под названием «Гудбранд с косогора» и в Норвегии, и в Швейцарии. По словам сказочника, он только пересказал ее по-своему. В произведении Андерсена сохраняется фольклорная фабула, юмор и отголоски старинных патриархальных отношений, присущих народной сказке, где жена радуется всем явно убыточным торговым сделкам мужа. Сохранил Андерсен и повторы (с вариациями) народной сказки, и последовательную сменяемость одного эпизода другим.
Сказка эта не была бы андерсеновской, если бы писатель не внес в нее и свои характерные для него нюансы, в частности эмоциональность и непосредственное обращение к читателю. Андерсен тщательно обрисовывает место действия. Под его пером оживает датское селение с бедными крестьянскими домиками, крытыми соломой, с гнездом аиста на крыше. И не просто датское, а селение на острове Фюн. Читатель отчетливо видит проселочную дорогу и спешащих на ярмарку людей. Он узнает, что в тот день стояла нестерпимая жара и что тени нигде не было. В сказке появляются два англичанина с карманами, набитыми золотом. Самое характерное для Андерсена в этой сказке — голос рассказчика и особая, присущая ему мудрая интонация. «Расскажу-ка я тебе историю, которую сам слышал в детстве. Всякий раз когда она мне вспоминалась, история казалась мне все лучше и лучше; и с ними ведь бывает то же, что со многими людьми, и они становятся с годами все лучше и лучше, а это куда как хорошо!» Так необычно, по сравнению с народной, начинает Андерсен свою сказку. И так же заканчивает: «Так вот какая история. Я слышал ее в детстве, а теперь рассказал ее тебе, и ты теперь знаешь: что муженек ни сделает, все хорошо!»23 Недаром эти слова обратились в афоризм, в пословицу.
Сказка «Ледяная дева» связана со сказкой «Снежная королева» — образом главной героини и традиционной темой борьбы Добра и Зла. И вместе с тем, «Ледяная дева», основанная на фольклорном образе повелительницы льдов и метелей, — характерное для Андерсена 1850-х годов произведение. Сказка написана как бы в нескольких планах, причем планы реалистический и фантастический идут рука об руку. Тут и мир чудесной швейцарской природы с ее скалами, глетчерами и лугами, и точное воспроизведение альпийских городов, перевалов, мостов и водопадов. Андерсен вводит в сказку некоторые исторические имена и факты (Вильгельм Телль, нашествие Наполеона) и современные ему научные достижения (телеграф, пароход, тоннели). Он показывает быт швейцарских бедняков, народные праздники и достоверные характеры людей, воспитанников суровой природы, главным образом, мужественного Руди, преодолевающего все препятствия, и мельника, отца Бабетты — раба золота. Рядом с людьми сосуществуют животные и птицы, наделенные людскими чертами.
Волшебный мир представлен героиней народных преданий Дании и Швейцарии — Ледяной девой. Ледяная дева — воплощение злых сил природы и общества, с которыми борется за свое счастье Руди. Она губит все живое, любящее, прекрасное. Ее поцелуй убил молодую мать Руди, а его, еще ребенком, отучил смеяться. Она не может перенести, что Руди остался в живых, она постоянно охотится за ним. Под видом юной крестьянки Ледяная дева преследует юношу в горах, она посылает ему вдогонку злые силы природы. Но все тщетно. Злые чары бессильны пред мужеством юноши, пред его верой в собственные силы.
Что же случилось, почему Ледяная дева в конце концов одолела храброго Руди? Почему ей удалось то, что не смогла сделать в 1840-х годах с Каем Снежная королева?
Дело в том, что в 1850—1860-х годах получает развитие религиозная линия творчества Андерсена, наметившаяся еще в 1840-х годах в сказке «История одной матери». В сказке «История одной матери» ребенок умирает, и по мысли автора — это лучше, чем ожидающие его впереди несчастья. В сказке «Ледяная дева» Руди погибает накануне свадьбы, потому что, по его собственным словам, земле больше нечего дать ему. А впереди Руди и его невесту Бабетту, как явствует из предпоследней главы «Видение в ночи», ожидают неверность, несчастье, крах любви. Бабетта, пережившая смерть жениха, поняла, почему его постигла такая участь. Понял все и Бьёрнсон, упрекнувший, тем не менее, Андерсена за печальный конец его сказки. Восторженное письмо норвежского писателя от 13 февраля 1862 года кончалось словами: «Но милый, добрый друг! Как это у Вас хватило духа разбить перед нами эту чудную картину вдребезги! Мысль, что двое людей должны быть разлучены в момент наивысшего счастья, положенная Вами в основу развязки, поразительна, ниспослана Вам свыше; она налетает на нас, как вихрь, взбудораживающий ровную поверхность воды, и заставляет нас прозреть, что в душе этих людей жило нечто, подготовившее гибель их счастья. Все это так, но как Вы могли поступить так с этой парочкой!» И в конце письма Бьёрнсон снова повторяет: «Зачем понадобилось разлучать этих двух невинных людей? Зачем именно их? Это такие ясные, цельные натуры, что в них, кажется, не нашлось бы щелочки, в которую мог бы протискаться грех...»24
Сказка «Ледяная дева» имела еще один глубокий смысл, раскрывающийся в главах «Ледяная дева» и «Злые силы». В путевом очерке «По Швеции» Андерсен рассказал о борьбе науки с суевериями, с силами зла. Он воспел в этой книге разум и новейшие достижения техники. Сказка «Ледяная дева», где суеверные темные люди объясняют естественные явления природы вмешательством темных сил, перекликается с этим путевым очерком. Они считают, что лавины с гор им посылает Ледяная дева. Но в долины приходят люди, вооруженные знаниями, которые взрывают скалы, прокладывают железные дороги и тоннели. Они изгоняют злых духов. Они утверждают торжество человека. Потому так злобствует Ледяная дева, говоря, что силы природы важнее всего. И хохочет, и поет так, что эхо громом отдается в горах, и люди думают, что снова прокатилась лавина.
А дети солнца, воплощение сил Добра в сказке, постоянные защитники Руди, еще громче поют о том, что человеческий разум важнее и что он господствует над силами природы. Ледяная дева злобствует и грозится стереть с лица земли Руди, который для нее воплощение разума и силы человеческого духа.
В своем философском романе 1857 года «Быть иль не быть» Андерсен не в силах примирить науку и религию. Среди произведений писателя 1850—1870-х годов интересны и те, в которых использованы отдельные поверья и народные обычаи для того, чтобы создать современные актуальные произведения. Это — «Домовой у лавочника», «О том, как буря перевесила вывески» и «Блуждающие огоньки в городе!»
Андерсен хорошо знал и любил всевозможные датские поверья. По свидетельству великого немецкого поэта Генриха Гейне, датский писатель рассказывал ему во время своего пребывания в Париже летом 1833 года о домовых, которые всего охотнее едят кашу-размазню с маслом. Причем раз обосновавшись в доме, домовые уже не склонны уходить из него. В поздний период своего творчества Андерсен вспомнил это поверье о домовом (или один из его вариантов) в историях «Домовой у лавочника» и «Домовой и хозяйка». В этих произведениях писатель взял из фольклора внешний облик маленького человечка в сером балахоне и красной шапочке, который очень любит кашу, — для того, чтобы создать два глубоких современных произведения.
История «Домовой у лавочника» содержит тонкий намек на тех, кто любви к поэзии предпочитает теплое уютное местечко на службе, где его всегда ожидает каша. Ради куска хлеба кое-кто откажется от своих высоких идеалов и пойдет на службу к денежному мешку.
Сказка «Блуждающие огоньки в городе!» написана в тяжелые для Андерсена времена, в 1865 году. Окончилась война с Германией из-за Шлезвиг-Гольштейна, но не кончился период депрессии сказочника, вызванной понесенными датчанами жертвами. Сказка не являлась к нему, не стучалась к нему в дверь, и единственной надеждой, которая поддерживала его, было: сказка — никогда не умирает! И вот тогда-то и была написана сказка, которая в какой-то степени перекликается с историями о домовых. Там также встречаются фольклорные персонажи — Блуждающие Огоньки, эльфы, старуха-болотница. Причем Блуждающие Огоньки олицетворяют собой жизненные опасности, угрожающие человеку, ибо Зло может принимать любые формы.
Андерсен привносит в сказку и современный момент — рассуждения о различных жанрах литературы, о рецептах творчества, а также иронию по поводу хорошо знакомой ему литературной кухни коллег. В детстве Андерсен очень любил народные праздники и обычаи, которыми славился его родной город Оденсе, один из стариннейших в Дании. Наиболее ярко запечатлелся в его памяти праздник, когда ремесленники меняли помещение цеха и переносили на новое место цеховую вывеску. И вот в 1865 году, вспомнив детство, писатель создал острую и злободневную сказку для детей и взрослых — «О том, как буря перевесила вывески». Юмористическая сторона смены вывесок несомненно увлечет ребенка, но глубокая подоплека сказки будет понятна только взрослому. Хотя Андерсен и говорит, что буря творила свои дела, конечно, без всякого умысла, ясно, что она восстанавливает справедливость. Вывеску цирюльника она забросила в дом советника юстиции, сплетницу-жену которого даже ближайшие приятельницы называли «Бритва». Сатирическое перо Андерсена задевает и редактора газеты, на дверях которого появляется вывеска с вяленой треской.
Сказка, предание, поверие в разных вариантах — полноправные компоненты многослойных сказок и историй Андерсена, но отношение писателя к сказке меняется. Он сам признается в своем разочаровании счастливыми концами сказок. Вспомнив в истории «Тернистый путь славы» шведскую народную сказку «Стрелок Брютте», герой которой после долгих мытарств достиг славы и почестей, писатель философски рассуждает, что в реальной жизни все обстоит гораздо хуже, хотя сказка и действительность близки друг к другу. И Андерсен пишет ряд философско-религиозных сказок, в которых пытается найти иное решение.
К числу философских сказок, облеченных в новую форму, Андерсен относил «Камень мудрецов», который приобрел у него восточный колорит. Но эта философско-религиозная сказка о смысле жизни и о смерти не была удачной, что отчасти признавал и сам писатель. Так же, как и некоторые другие его произведения: «Девочка, наступившая на хлеб», «Прекраснейшая роза мира», «В последний день», «Последняя жемчужина», «Листок с неба», «Еврейка», «Анне Лисбет», «Кто же счастливейшая?» и др.
В основе некоторых из этих сказок лежат сказочные, волшебные мотивы. Но народная основа прежних произведений Андерсена уступает здесь место теме возмездия и искупления, религиозным рассуждениям, христианским легендам, несвойственным, как известно, фольклору. Тема девочки со спичками, занимавшая незначительное место в 1840-х годах, углубляется. Больного короля народных сказок может исцелить лишь любовь Иисуса Христа, и Бог милостивей к людям, чем некоторые ревностные его служители. И воистину религиозен не тот, кто молится в церкви, а кто набожен в душе. Смерть — избавление, она — последняя жемчужина человеческого существования. Прощение грешнице-девочке, наступившей на хлеб, даруется потому, что святая душа оплакивает ее великий грех и т. д.
Оригинальные сказки Андерсена продолжают, в известной степени, линию произведений писателя 1840-х годов. Сатирическое обличение пороков светского общества, мещанской страсти к сплетням и преувеличениям содержится в истории «Истинная правда», где потерянное курицей перо превратилось в нескольких куриц, выщипавших себе перья из любви к петуху.
Ограниченность людей, видящих мир со своей узкой точки зрения, как нельзя лучше заметна в истории «Пятеро из одного стручка», в которой пять зеленых горошин и зеленый стручок считали все вокруг зеленым. Смысл этой сказки прекрасно понял Л.Н. Толстой, в дневнике которого встречается запись: «Прекрасная сказка Андерсена о горошинах, которые видели весь мир зеленым, пока стручок был зеленым, а потом мир стал желтым...»25
В истории «Бутылочное горлышко» сквозит ирония писателя над теми, кто кичится знатным происхождением, а в историях «Есть же разница» и «Улитка и розовый куст» — над высокомерием богачей. Обывательское стремление к блеску и респектабельности сказывается в поведении мышей и старой совы в истории «Суп из колбасной палочки». Эгоизм, глупость, зависть, высокомерие и подлость торжествующего мещанина — воплощены в образе навозного жука, возомнившего себя равным благородному боевому коню в истории «Навозный жук». А преклонение перед заграницей — в обитателях утиного двора, особенно португальской утки из истории «На утином дворе». Мотылек, легко порхающий с цветка на цветок, олицетворяет в одноименной истории ветреного и легкомысленного светского молодого человека.
Андерсен высмеивает человеческие пороки и недостатки — высокомерие, эгоизм, переменчивость людских мнений в историях «Чайник», «Зеленые крошки», «Домовой и хозяйка», «Блоха и профессор» и т. д. Он подвергает осмеянию различные учреждения и институты общества — театр, прессу, а то и целый город с его обывателями, мещанами — в сказках «Тетушка», «В детской», «Кваканье», «Писец», «День переезда», «О том как буря перевесила вывеска» и др. Но наряду с продолжением и развитием тем 1840-х годов в творчестве великого сказочника 1850—70-х годов есть и нечто новое, диктуемое новой эпохой в жизни Дании и других стран. «Я как вода; все волнует меня, все отражается во мне. По всей вероятности это — признак моей поэтической природы»26, — написал как-то Андерсен. Он создал ряд сказок, навеянных революций 1848 года и борьбой за демократические свободы против буржуазных привилегий. Это — социальные произведения «Всему свое место», «Пропащая», «Свинья-копилка», «Серебряная монетка» и «Дамы, короли и валеты». В сказке «Всему свое место» волшебная флейта восстанавливает справедливость. Бедная девочка, которая пасла гусей, и мелочный торговец находят свое счастье. «Всему свое место!» — восклицает писатель. А знатный кавалер попадает в курятник. «Всему свое место!» — снова повторяет Андерсен, который хочет показать, что место человека определяется не его богатством и происхождением, а способностями, умом и характером.
Героиня сказки «Свинья-копилка» — олицетворение накопительства, затронутого и в произведениях «Сердечное горе», «Всему свое место», «Домовой мелочного торговца», «Серебряная монетка». Свинья-копилка чувствует себя хозяйкой над всеми игрушками в детской. Она стоит выше всех на полке и смотрит на всех сверху вниз — свысока; она хорошо знала, что на содержимое своего брюха она могла купить всех. У нее есть даже завещание. В этой сказке явно ощутима аллегория на человеческое общество. Игрушки одушевлены, они играют в людей.
Среди социальных произведений Андерсена этого периода особое место занимает демократическая история «Пропащая», которую многие критики считают автобиографической, навеянной писателю памятью о матери. Сказочник не отрицал, что толчком к созданию этой истории послужили воспоминания детства в Оденсе и слова матери, пожалевшей бедную прачку, которую богатая женщина осудила за пьянство. Все сказали про прачку, что она пьяница, пропащая! И только мать Андерсена стала защищать ее. Значение истории перерастает рамки частного случая. Голодная прачка с утра до вечера надрывается, стирая на богачей. Она стоит в ледяной воде и пьет, чтобы немного согреться, и еще потому, что водка дешевле горячей еды. Вся ее жизнь — непрерывный труд ради того, чтобы прокормить ребенка. И всей этой историей Андерсен опровергает слова богатого фогта о том, что прачка — «пропащая», что она никуда не годилась. Устами хромой Марен он утверждает: нет, прачка не «пропащая», она «годилась». Это был благородный человек, который знал лишь бесконечный труд. Писатель осуждает богачей, которые живут в роскошных виллах и не в состоянии понять заботы, нужду и горе бедняков.
27 ноября 1868 года Андерсен написал: «Позавчера ко мне явилась с кратким визитом моя Муза и рассказала мне о королях, дамах и валетах. Это — настоящая детская сказка»27. И в самом деле, дети с удовольствием прочитают сказку, в которой владыки карточного королевства взлетают в вихре пламени ввысь, а маленький Виллиам в восторге кричит: «Так им и надо, королевским особам!»
Не случайно некоторые критики считали, что Андерсен не печатал эту сказку при жизни из цензурных соображений. Хотя сам писатель не придерживался подобной точки зрения.
В произведениях этого периода у Андерсена звучали и политические мотивы. В сказке «Тряпье», навеянной идеями панскавдинавизма, сказочник показывает, что, несмотря на отдельные недоразумения между шведами и норвежцами, это — братские народы.
Вспоминая о своем творчестве второй половины 1850-х годов, Андерсен писал о том, что наступил тяжелый печальный год войны, когда Дания лишилась Шлезвига; кто мог думать в это время о чем-либо другом? Писатель, ненавидевший войны, рассказал о них в сказках «Блуждающие огоньки в городе!» и «Золотой мальчик».
В сказке «Блуждающие огоньки в городе!» Андерсен поведал о бедствиях войны. В стране стоял плач и стон, цветы покрывали могилы погибших. Границы страны были почти стерты, неприятельские кони топтали древние могилы. Вернувшиеся из теплых краев аисты и ласточки остались без крова, их гнезда сгорели вместе с домами. А сказка, которая, бывало, сама собой являлась к сказочнику, не приходила больше и не стучалась к нему в дверь. Тяжелые, печальные то были времена.
В истории «Золотой мальчик» сын барабанщика Петер испытал все тяготы войны. Трудно приходилось Петеру, ночи он проводил под открытым небом, в дождь и непогоду. В день страшной битвы пороховой дым был гуще тумана. Солдаты падали один за другим, гранаты разрывали людей, поджигали дома. А Петер шел вперед, отбивая барабанную дробь. Многие погибли, но он вернулся домой.
Откликом на франко-прусскую войну современники Андерсена считали сказку «Самое невероятное». В человеке, уничтожившем великолепное произведение искусства, часы, видели символ Германии, разоряющей Францию. Сам Андерсен называл эту сказку в письме от 14 мая 1870 года одной из самых своих лучших.
В 1850-х годах и позднее все, что видит писатель, это — «немая книга», которая повествует ему о подлинных, случившихся историях. Высохший гербарий, старая могильная плита и т. д. открывают историю некогда живших людей, сообщают об их радостях и горе, о любви, верности и смерти. Прежде старая могильная плита казалась мальчику простым гладким камнем, теперь же она стала для него как бы страницей, вырванною из старой хроники, рассказывает Андерсен в истории «Старая могильная плита». Что остается в памяти людей? Доброе и прекрасное не предается забвению, оно вечно живет в преданиях и песнях, замечает писатель. Герои истории «Старая могильная плита» Пребен и Марта, постоянно нуждавшиеся, потому что помогали беднякам, не будут забыты, утверждает Андерсен.
Во многих произведениях — таких как «Иб и Кристиночка», «Под ивой», «В дюнах», «День переезда», «Свечи», «Рассказы солнечного луча», «Садовник и господа», «Кое-что», писатель рассказал о судьбе простых, ничем не примечательных людей. Они трудились, любили, жертвовали собою. Никто во всей стране не выращивал таких овощей и фруктов, как садовник Ларсен, никто не умел так открывать людям глаза на красоту обыкновенных растений. Самый большой подвиг совершила бедная, безвестная старушка Маргарита из истории «Кое-что», основанной на шлезвиг-гольштейнском предании. Как-то лютой зимой лежала она больная в своей каморке. И вдруг увидела в окошко, что надвигается туча; туча предвещала страшную бурю и внезапный прилив. Что, как они настигнут беспечных людей, которые веселятся, пьют и пляшут на льду! Весь город высыпал в тот день на лед, кататься на коньках и развлекаться. Маргарита собрала последние силы, подошла к окошку и крикнула. Но никто ее не услышал. Скоро ударит разобьется на куски, и все провалятся — спасения нет! Тогда Маргарита решила поджечь свою соломенную постель, думая, что пусть лучше сгорит весь дом, чем погибнет столько людей такою ужасною смертью. Она подожгла постель, солома ярко вспыхнула, Маргарита выползла за порог. Люди на льду увидели пожар и кинулись на помощь старушке. Но было поздно.
Андерсена интересует прошлое не только простых и безымянных людей, — «Иб и Кристиночка», «Бутылочное горлышко», «Сердечное горе», «Под ивой», «Скрыто — не забыто», «Колокольный сторож Оле», — но и тех, кто оставил след в истории родной страны, тех, чьи имена живут в легендах.
««Лебединое гнездо», — писал Андерсен, — патриотическое произведение о древнем лебедином гнезде, которое зовется Дания». Немало прекрасных лебедей вылетело из родного гнезда и прославило его. Это были воины, отстаивавшие с оружием в руках отечество. Это был знаменитый астроном Тихо Браге — Лебедь, который прорезал своими могучими крыльями нависший над землею туман. Это были современники Андерсена — скульптор Торвальдсен, физик Эрстед, поэт Эленшлегер. Художественную биографию ваятеля Торвальдсена Андерсен воссоздал в истории «Ребячья болтовня», а физика Эрстеда и его ученого брата Андерса — в истории «Два брата», точно так же как позднее, в истории «Старый церковный колокол» рассказал о жизни великого немецкого поэта и драматурга Фридриха Шиллера.
Андерсен воспевает защитников народа в истории «Тернистый путь славы», в которой с горечью рассказывает о тяжелой судьбе выдающихся людей — ученых, философов, поэтов, друзей народа. История для писателя — волшебный фонарь, показывающий, как благодетели человечества бредут по тернистому пути славы. Фонарь освещает отдельные картины, из которых каждая — целая жизнь, жизнь с ее борьбой и победой. Вот Тихо Браге, который поднял имя Дании к звездам и был вознагражден за это надругательствами и презрением. Вот Гомер, из-за которого спорят семь городов. А при жизни он странствовал меж этими городами, читая стихи, чтобы жить. Португальский поэт Камоэнс умер в бедности. Колумб, Галилей — это все труженики и мученики науки. Имена великих ученых и изобретателей упоминаются в творчестве Андерсена не случайно. Это связано с его мыслью о том, что из сферы науки и техники можно черпать самые удивительные истории и сказки. Как восторженно пишет он о Галилее, ощутившем, что земля вертелась под ним!
Андерсен пишет ряд познавательных научно-фантастических и философских историй — «Через столетия», «На краю моря», «Обрывок жемчужной нити», «Муза нового века», «Кто же — счастливейшая?», «Великий морской змей», «Прадедушка», «Самое невероятное», «Петер, Пейтер и Пер», «Комета», «Дриада», «Дни недели», «Ветряная мельница», «Жаба», «Альбом крестного» и др.
В 1853 году под проливом Большой Бельт был проложен первый кабель, и восторженный мечтатель Андерсен в истории «Через столетия» уже видит будущее мира, когда народы с легкостью смогут общаться между собой, когда электромагнитная нить будет проложена под мировым океаном. В писателе жива неосознанная еще мечта о самолете, с помощью которого на крыльях пара по воздуху через мировой океан молодые жители Америки навестят старую Европу.
Бывалый путешественник Андерсен рассказывает своим читателям, предполагаемым туристам о том, что они увидят в Европе. История эта познавательна, так как писатель описывает хорошо знакомые ему страны. Англия — страна Шекспира, публичной политики и машин, Франция — Наполеона и Карла Великого, Испания — Сида, Север — родина Эрстеда и Линнея, Греция связана для Андерсена с ее народом, с бедными рыбаками, Германия — с сетью железных дорог и каналов.
В 1853—1855 годах были предприняты отдельные попытки покорения Северного полюса. В истории «На краю моря» Андерсен мечтает о будущих экспедициях датчан на Северный полюс, повествуя, как о свершившемся факте, о том, что к Северному полюсу послано несколько больших кораблей. Андерсен описывает трудности, выпавшие на долю первооткрывателей, дает реалистичные картины северной природы и северного сияния. Он рисует научные и технические достижения своего времени, машины, каналы, мосты, фабрики, экспедиции, предвосхищает будущие открытия, в частности — самолет.
«Обрывок жемчужной нити» — патриотическая познавательная история. Андерсен восхищен появлением железных дорог в Дании. Железная дорога, которая тянется в Дании пока еще только от Копенгагена до Корсёра, для него — «обрывок жемчужной нити», которым владеет Европа. Писатель рассказывает одновременно о шести жемчужинах, нанизанных на «обрывок нити», о городах Роскилле, Сорё, Слагельсе и др. Причем его интересуют места, озаренные блеском таланта и поэзии, места, где жили поэты и писатели.
В архиве Андерсена сохранились и другие познавательные произведения — малоизвестные истории «Картошка», «Говорят, что...» и «Наш старый школьный учитель». С каким трудом насаждается новое! Сколько труда стоило людям, пока картофель вошел в обиход в Дании! Весело и юмористически поведал Андерсен историю освоения картофеля в Дании, придав своему повествованию глубокий философский смысл: «Всему хорошему когда-нибудь да быть в чести!»28 — этими словами начинает и кончает писатель свою историю.
В истории «Говорят, что...» Андерсен приводит данные об отдельных достижениях науки и различные предания, бытующие в Дании. В истории «Наш старый школьный учитель» он рассказывает о педагоге, который прекрасно знал историю и географию и умел интересно преподавать эти предметы. В его саду были представлены растения, обитающие в различных областях Дании. Когда он просил принести горох, ученик подходит к грядке острова Лоллан, гречиху ему приносили с грядки острова Фюн. Города также были представлены различными памятниками в саду. Таким образом учитель делал то, к чему стремился сам писатель: популярно и доступно излагал всевозможные сведения так, что они запоминались.
О познавательной сказке «Дриада» Андерсен писал 12 ноября 1868 года, что считает ее одной из самых лучших. Эта сказка — о парижской выставке 1867 года, сказка, в которой писатель пытался доказать, что его время, время машин богато и поэтично, как и всякое другое время.
История «Альбом крестного» — большая многоплановая новелла, в которой объединены элементы философии, познавательности и легенды. Это — история столицы Дании Копенгагена, позволяющая писателю тонко и изящно высказывать попутно свои мысли по разным поводам.
В познавательных историях Андерсена соседствует интерес к науке с интересом к старине и старинным преданиям. Путешествуя по родной стране, особенно в конце 1850-х годов, сказочник пополнял запас старинных преданий; кое-что вспомнил, кое-что услышал вновь. И появились «Колокольный омут», «Ветер рассказывает о Вальдемаре До и его дочерях», «На дюнах», «Дочь болотного короля», «Епископ Бёрглумский и его родич», «Предки птичницы Грете».
Андерсен с детства помнил народное предание о колоколе, который сорвался с башни и лежит на дне озера. А Тиле опубликовал в своем сборнике «Народные предания» предание о водяном, обитающем в Оденсийском озере. Из этих двух народных источников и родился «Колокольный омут». Реалистически описав Оденсийское озеро с его самым глубоким омутом, известным под названием «Колокольный», Андерсен из сплава двух преданий создает новую историю. Водяной больше не одинок. Колокол, сорвавшийся с башни, рассказывает о всем виденном за долгие годы. Это — истории любви и истории о страшных кровавых убийствах. По Андерсену, каждая вещь — свидетель множества картин. А колоколу, в свою очередь, рассказали обо всем птицы, ветер и воздух.
В датских народных преданиях и исторических грамотах содержатся сведения о Вальдемаре До и его дочерях. Андерсен побывал в усадьбе Борребю в конце 1850-х годов. И, передав роль нового рассказчика — ветру, который, как и в истории «Колокольный омут», всюду летает и все видит, поведал историю давно живших людей. Гордец Вальдемар До и его род, одержимый страстью к золоту, гибнут. Это, по мнению писателя, возмездие за жадность и жестокость. Но писатель использует старинное предание, чтобы утвердить философскую мысль, скрытую в вечном припеве ветра: «Проносись!»29 — все проходит, одно сменяет другое. И еще — понятие преемственности, тесной связи прошлого с современностью, с веком пара. В новые времена, в другие времена тут пронесется и паровоз, шумно гремя над могилами, забытыми, как имена, задумчиво говорит писатель.
В истории «На дюнах» Андерсен использует ряд преданий, услышанных им в Скагене, прежде всего предание о церкви, засыпанной песком, чтобы создать причудливый и сложный рассказ о судьбе Йоргена. История проникнута сочувствием писателя к тяжелой жизни рыбаков, прекрасным знанием истории, природы и быта Скагена. Но предание здесь один из слоев, сочетающийся с испанскими впечатлениями автора.
История «Дочь болотного короля» — также синтез различных слоев и уровней, но уже фольклорных. Хотя сам Андерсен называет эту историю сказкой и в ней использован мотив превращения девушки в жабу, еще больше здесь различных преданий, образов и мотивов из древней скандинавской мифологии, из Эдды и т. д.
История «Епископ Бёрглумский и его родич» написана Андерсеном после посещения Бёрглумского монастыря в конце 1850-х годов, где он услышал предание о страшном и кровавом князе церкви. Кроме того, писателем был использован исторический рассказ «Убийство епископа», опубликованный в Дании в 1852 году. Андерсен, встревоженный кровопролитиями во время войны с Германией, призывавший к миру, продолжил в этой истории тему сказки «Злой князь». Он рассказал о жестоком епископе, огнем и мечом расширявшем свои владения, не щадившем на друзей, ни родичей. Но и епископа постигает справедливое возмездие.
Как уже говорилось, в последние годы жизни Андерсен часто жаловался, что Муза его покинула, что сказки не стучатся больше к нему в дверь. Незадолго до смерти он написал следующие грустные строка: «Брожу ли я в саду среди роз — чего только уже не порассказали мне они, да и улитки тоже. Вижу ли я широкий лист водяной лилии — Дюймовочка уже закончила на нем свое путешествие. Прислушиваюсь ли я к вою ветра — он рассказал уже о Вальдемаре До и не знает ничего лучшего. В лесу под старым дубом мне приходится думать о том, что старое дерево уже давно рассказало мне свой последний сон»30. Быть может, потому, что сказка не являлась к писателю, он так интересовался национальными преданиями. Вместе со сказаниями и народными песнями, они помогали, как писал Андерсен в истории «Птица народной песни», лучше узнавать родину. В них слышался писателю голос матери.
В конце 1860-х годов Андерсен написал замечательную новеллу «Предки птичницы Греты», в основу которой легло известное предание из сборника Тиле, использованное впоследствии знаменитым датским писателем Йенсом Петером Якобсеном в романе «Фру Мария Груббе». 5 июля 1869 года Андерсен упоминал, что пишет историю о знатной даме, которая кончила свою жизнь как паромщица, а 28 июня 1869 года заметил, что основные черты истории «Предки птичницы Греты» — исторические, но еще не трактовавшиеся ни одним писателем.
Кроме обработки народных преданий Андерсен занимался еще их собиранием и стилизацией. В июне 1870 года он записал на английском языке несколько самых прекрасных, по его словам, датских народных преданий, которые послал 15 июня 1870 года своему американскому корреспонденту Горацию Скуддеру. Предания были опубликованы в одном из юношеских журналов Америки5*.
Содержание преданий близко по своему духу всему творчеству Андерсена. Они — о благородстве простого солдата на поде битвы, о самоотверженном поступке мальчика, не побоявшегося ради спасения матери пойти глухой темной ночью в церковь, о бедном юноше, ставшем знаменитым мужем Дании и т. д. Хотя предания эти весьма колоритны и дают представление о датской старине, все же в художественном отношении они уступают сказкам и историям Андерсена. И, конечно, они — не для детей.
* * *
В своем авторском пояснении названия нового сборника Андерсен говорил об объединении в нем различных жанров под словом «История»: «нянькины истории, басня и рассказ». Но сборник объединяет еще больше жанров. Здесь и обработки народных сказок и преданий, и придуманные сказки и истории, картинки настроения, жизни, религиозные, исторические, научно-популярные и научно-фантастические произведения, философские фантазии и сатиры на современное писателю общество.
Послушаем, что говорил о своем сборнике впоследствии сам Андерсен: «Новому сборнику пришлось дать новое заглавие, и он был назван «Истории». «Истории» — именно то название, которое я считаю наиболее подходящим в нашем языке для моих сказок... Народный язык подразумевает под этим заглавием и простое повествование и наиболее смелое порождение фантазии»31.
Чтобы понять, что подразумевал писатель под словами «простое повествование и наиболее смелее порождение фантазии», следует вспомнить сказку «Лен», написанную в 1849 году. Хотя ни в один из последующих сборников она самим писателем не включалась, «Лен» предвосхищает сказки и истории 1850—70-х годов. С одной стороны, это реальное повествование о превращении льна в полотно, в бумагу, в книги, почти описание технологического процесса. С другой — фантастическая, захватывающая сказка о необыкновенных приключениях льна. Только что он цвел голубыми цветочками и вот уже превратился в бумагу, на которой печатают чудесные книги. Но такое сочетание жизненного и волшебного было известно и раньше. А новым был смысл сказки: ничто не пропадает бесследно; в природе и в обществе одно закономерно переходит в другое. И еще большое познавательное значение: сказочник сообщал детям полезные и нужные сведения.
Все это делало «Лен» произведением для взрослых и для детей. Философский подтекст, скрытый между строками, был недоступен детям, о чем в конце сказки говорил и сам автор: «Но дети не расслышали ни одного слова, а если б и расслышали, — не поняли бы». Между тем сказка апеллирует к детям, раскрывая перед ними неведомый мир производства бумаги из льна. Она воспитывает в них стойкость и мужество. Из сказки они усваивают, что можно вынести любые невзгоды ради достижения цели. «Не вечно же нам жить в свое удовольствие! — говорил лен. — Приходится и потерпеть. Зато поумнеешь»32. И как он счастлив, когда из него, наконец, выходит толк. Пониманию малышей способствовали и художественные средства, использованные Андерсеном в сказке, в частности, сравнения из мира природы или семьи, доступные и понятные детям. Цветочки льна сравнивались с крыльями бабочек, солнечное тепло — с материнской лаской.
Сказка «Лен» — отнюдь не волшебная. Фантастика здесь в обычном смысле слова отсутствует, хотя и сохраняется народное одушевление предметов и явлений. Превращения льна носят реалистический, правдивый характер. И наконец, эта сказка, по форме своей доступная детскому пониманию (ребенок воспринимает превращения льна как волшебные), философски осмыслена, что понятно лишь взрослым. За нежным растением видится несколько наивный, но благородный и стойкий человек, готовый претерпеть любые страдания ради того, чтобы приносить пользу людям. Андерсен не отказался от жанра сказки, но углубил ее философское содержание, «взрослый» подтекст. И в новом сборнике «Истории», а затем в сборнике «Новые сказки и истории» наблюдается не качественная разница с предыдущими произведениями, а известное расширение диапазона жанра. Андерсеновская сказка-история становится более серьезной, философской, менее детской и все чаще носит реалистический характер. Мир ее расширяется еще больше.
Вот самая первая и одна из наиболее характерных сказок нового сборника — «История года». Это — правдивый рассказ о смене времен года с точными детализированными описаниями природы, вполне уместными и в научно-естественном сочинении. Видно, что писатель не раз наблюдал то, что воспроизвел в своем рассказе, а еще раньше, в 1860 году зафиксировал в записной книжке. Но в каком волшебно-фантастическом свете предстают здесь Зима, Весна, Лето и Осень! Какие неожиданные переживания выпадают на их долю! Недаром Карстен Хаук напасал Андерсену 13 августа 1855 года: «Особенно захватила меня «История года»... Это чудная вещь и по чувству, и по поэтической полноте, и по фантазии. Эта Ваша сказка — одна из многих моих любимых, доказывающих, что в смелости замысла-то и кроется глубочайшая истина. Так это и должно быть. Чем глубже корень поэтического произведения уходит в почву истины, тем свободнее и смелее подымается его вершина к небу, озаренному солнцем, отблеском вечерней зари или сиянием звезд. В этой сказка Вы аллегорически изобразили весенний блеск, летнюю полноту и осеннюю грусть человеческой жизни»33.
Синтез реального и фантастического был свойствен и прежним произведениям Андерсена. Что же нового в этой сказке? Пожалуй, более глубокий философский подтекст: все проходит, одно явление сменяется другим. Весна приходит на смену Зиме, Молодость уступает место старости. Таковы непреложные законы существования. И еще — познавательность сказки, знакомившей читателя со всем великолепием и многообразием датской природы. В этой истории малыш воспринимал великолепное описание природы, птиц, фантастические зарисовки зимы, весны, лета и осени, но глубокий философский смысл сказки оказывался понятным лишь взрослым.
Близка к сказке «История года» сказка «Снеговик». Дети всегда с нетерпением ждут зимы, когда можно кататься на коньках или просто по ледовым дорожкам, когда можно лепить снежных баб и с нетерпением поджидать Новый год и елку. И Андерсен воскрешает Зиму, которую так любят дети. Он говорит о ее несравненной красоте и поэтичности, о солнце, зажигающем на белоснежном снегу тысячи бриллиантов. — Даже летом не бывает так красиво! Андерсен оживляет для детей снежную бабу, сохраняя все ее реальные качества, вплоть до старой терки вместо зубов.
Еще в 1856 году Гольдшмидт написал об истории «Дочь болотного короля», что сказка эта утратила детскость. То же можно сказать и о большинстве последних сказок и историй Андерсена. В детское чтение из его произведений 1850—1870-х годов вошли, пожалуй, «Ледяная дева», «Свинья-копилка», «В детской», «Что сказала вся семья», «Блуждающие огоньки в городе!», «Что можно придумать» и некоторые другие.
Андерсена при жизни и посмертно считали «поэтом детей». Он сам в какой-то степени придерживался этого мнения, когда в шутливом письме от 16 октября 1866 года просил композитора Хартмана приспособить похоронный марш к шагам детей, которые пойдут за его гробом. Но в последние годы сказки и истории Андерсена были предназначены не столько для детей, сколько для взрослых. Однажды один из знакомых сказочника сказал ему, что у него большое преимущество перед другими поэтами, т. к. с каждым поколением вырастает для него новая публика. Тогда Бурнонвиль, комментируя эти слова, написал Андерсену, что человек этот хотел намекнуть на детей, но он, Бурнонвиль, возражает. Ведь Андерсен умеет возрождать и стариков.
* * *
В первой половине 1850-х годов и позднее, наряду с развитием и видоизменением старых линий сказок и историй Андерсена, происходит постепенное появление нового. Используются естественные свойства птиц, растений, игрушек как средства юмора, сатиры и иронии над определенными человеческими свойствами характера. Но арсенал этих миров расширяется. В него входят весь мир датской природы, ее времена года («История года»), месяцы («Двенадцать пассажиров») и новые герои — сельдь, мотылек («Темпераменты», «Мотылек»).
Андерсен тщательно изучал в эти годы природу, животных и растения. Он сообщал, что делает натуралистические пометки для будущих произведений, что ему знаком язык животных. Интересна в этом плане переписка сказочника с его другом Древсеном, фабрикантом и биологом-любителем. В течение 1859—1867 годов он рассказывает Древсену обо всех виденных им красотах природы, о найденном им неизвестном диком растении, о разновидностях деревьев в Африке и цветов на выставке в Париже. И также, как Древсен подал ему в 1862 году идею сказки «Подснежник», совместное путешествие с биологом Йонасом Коллином Младшим, для которого писатель собирал улиток, также обогатило его научный кругозор и помогло с такой научной скрупулезностью изобразить героев истории «Улитка и розовый куст». В произведениях, где действуют растения, птицы, животные, появляются конкретные ботанические и зоологические подробности, но сказки и истории не теряют при этом поэтической прелести. Они сохраняют и свой неповторимый датский колорит:
«Ароматом датского букового леса веет от этих сказок, свет и тени датского букового леса играют в них»34, — говорил о произведениях Андерсена норвежский фольклорист Му.
Удивительные приключения переживают обыкновенная снежная баба («Снеговик») и бутылочное горлышко в одноименной сказке. Ингеманн справедливо писал Андерсену после появления его сказки «Дочь болотного короля» 10 апреля 1858 года, что сказочник — счастливый человек! Стоит ему порыться в сточной канаве, и он сразу же находит жемчужины, а теперь он отыскал драгоценный камень в тине.
В научно-популярные, научно-фантастические, познавательные и философские сказки и истории включаются конкретные данные техники и науки, географии и истории.
Сказки обогащаются точным описанием имущественного положения людей, времени и места действия, деталей быта и т. д. Андерсен все чаще и чаще черпает сюжеты своих произведений из окружающей действительности. «Старая могильная плита с полустертой надписью, лежавшая у одной из дверей старого дома Коллина, — писал впоследствии Андерсен, — рано проникла мне в душу». Не случайно одна из датских газет писала 3 декабря 1852 года, что часто простое слово или несколько слов в историях Андерсена могут дать то трогательную, то юмористическую картину действительности.
Писатель повсюду видел сказку. Еще с начала 1840-х годов редкое явление природы, редкое растение или предмет оставляло его равнодушным. Там, где люди видели всего лишь ветку яблони, горошину или цветок, он уже видел историю, которая почти всегда ассоциировалась для него с людской, человеческой судьбой. Рассказывая о возникновении сказки «Есть же разница!», продиктованной ему прекрасной яблоней, Андерсен написал: «Большинство моих сказок создалось подобным же образом. Каждый, кто будет смотреть на жизнь и природу глазами поэта, увидит, откроет подобные же проявления красоты, которые можно иначе назвать «поэтическою игрою случая»»35. Обыкновенный гороховый стручок помог Андерсену создать проникнутую гуманистическим настроением сказку «Пятеро из одного стручка». Воспоминания детства («Пропащая», «Колокольный омут»), посещение областей Дании («На дюнах», «Ветер рассказываем о Вальдемаре До и его дочерях», «Епископ Бёрглумский и его родич» и т. д.), датские пословицы и поговорки («Суп из колбасной палочки», «Скрыто — не забыто») послужили зернами сказок и историй Андерсена. Некоторые из них — результат дружеского, шутливого задания. Тиле посоветовал Андерсену написать сказку «Бутылочное горлышко», а Диккенс — «Навозный жук». С расширением мира и диапазона его сказки, с врастанием ее в историю появляются и новые рассказчики — могильный камень, старый колокол, ветер, воздух, старый дуб, аист и т. д. Иногда рассказчик указывается в заглавии истории («Последний сон старого дуба»). Порою рассказчик — сам автор. Соответственно меняется и композиция произведений Андерсена. Иногда это — история в истории, где вставной рассказ героев повествования несет основную идейную нагрузку. Иногда — картина жизни. Довольно часто сказка или история разрастается в большую многоплановую новеллу, продолжающую линию кратких историй «Из окна богадельни» или «На Кастельском валу». Такая новелла состоит из нескольких частей («Ледяная дева», «Дочь болотного короля», «На дюнах»). В истории «Дочь болотного короля» сказка выступает в сочетании с новеллой.
И конечно, прав был не рецензент газеты «Отечество», не увидевший ничего нового в первом выпуске сборника «Истории», а норвежский писатель Бьёрнсон, который гениально определил сущность новых творений Андерсена в начале 1860-х годов, когда уже выкристаллизовались основные их черты.
«Совершенно неправильно, — писал замечательный норвежец, — называть то, что теперь пишет Андерсен — «сказка». Сказками были его первые, такие маленькие вещицы, которые можно было засунуть в орех и которые, изъятые оттуда, могли охватить весь мир. В этих сказках господствовала также совершенно законченная форма... Но теперь, после того как Андерсен, часто невольно, отходил от жанра романа, драмы, философского рассказа, лишь для того, чтобы дать всем этим подавляемым росткам пробиться как дубу сквозь утес на другом месте, теперь у него, Боже помоги мне, и драма, и роман, и его философия наличествуют в сказке. То, что это больше не сказка — само собой разумеется. Это — нечто андерсеновское и совершенно не подходящее к литературной аптеке... это нечто, не имеющее границу ни сверху, ни снизу, следовательно, и по своей форме... Но эта необузданность и то, что все формы и весь мир трагического, комического, лирического, эпического, песни, проповеди, шутки, все живое и безжизненное сливается здесь воедино как в раю, заставляет трепетать в ожидании его следующей работы».
* * *
В 1850—1870-е годы Андерсен как бы утверждает, закрепляет и развивает те ростки новой и оригинальной литературной сказки, которые появились у него в конце 1840-х годов в историях «Из окна богадельни», «Вид с Кастельского вала». Это своеобразные зарисовки, картинки жизни и быта, повести, биографии давно ушедших людей, образы которых возвышаются, ставятся на котурны, возводятся в один ранг со сказочными героями. Новаторство жанра, сказки своего времени Андерсен подтверждает, дав сборнику название «Истории». С другой стороны, писатель всячески развивает и углубляет сюжетные и стилистические линии своих сказок 1830—40-х годов. И эту преемственность подтверждает название его последнего сборника «Новые сказки и истории». Андерсен минимально обрабатывает фольклорные источники, причем, как всегда, делает это в свете своего мировоззрения, усиливая в 1850—1870-е годы философско-религиозную струю творчества. Сказка его становится более взрослой, насыщается серьезным и лирическим подтекстом, недоступным пониманию малышей. Возросшая политическая активность писателя позволяет ему вводить в свои произведения современные войны, революции, идеи панскандинавизма и т. д. В связи с усилением патриотических интересов Андерсена он чаще обрабатывает не сказки, а народные предания, связанные с конкретными областями Дании. Патриотические интересы писателя заставляют его уделять большее внимание историческому прошлому родной страны, отдельным ее историческим личностям и их биографиям. Вместе с тем выход за пределы Дании позволяет Андерсену расширить географию сказки. В ней появляются не только многие города Дании, но и чужеземные страны — Швейцария, Испания и т. д. В связи с глубоким проникновением в мир науки и техники усиливается познавательная сторона сказок и историй Андерсена. Они насыщаются конкретными данными науки и техники, конкретными ботаническими и зоологическими подробностями. Зачастую это — реалистическая повесть, большая многоплановая новелла, где по-прежнему огромную роль играет рассказчик (ветер, солнечные лучи, колокол и т. д.) с его характерной лукавой интонацией и юмором.
* * *
В 1820—1870-е годы Андерсен проходит большой путь идейно-творческого развития. Меняются его литературно-эстетические взгляды. Ученик немецких и датских романтиков — Гофмана, Шамиссо, Тика, Эленшлегера и Ингеманна, он уже в конце 1820-х годов подвергает критике проявления немецкого романтизма в творчестве его датских эпигонов. Воспитанный на датском фольклоре, он в 1830-е годы испытывает сильное влияние таких писателей-реалистов Дании, как Бликкер и Бредаль. В последующие периоды ему близки творчество Бальзака, Диккенса и Тургенева. Показателем эволюции Андерсена служат его путевые очерки, в которых ярко выражены основные творческие принципы писателя, воплощенные в сказках и историях.
Андерсен явился создателем литературной сказки Дании. Он дал ей развернутую творческую историю, дал свое имя, и сказка эта до сих пор осталась андерсеновской. Когда говорят об «андерсеновской» сказке, под этим подразумевается гуманное, демократическое и лирическое настроение, которым окрашены произведения Андерсена. Подразумевается при этом и андерсеновское одушевление предметов. И сочетание фантастики, волшебства с реальным и действительным, что составляет сущность творческого метода великого датского сказочника. И расширение мира народной сказки, куда Андерсен ввел множество предметов и явлений окружающего мира — деталей быта, природы, научных и технических достижений, исторических и географических деталей. Как справедливо пишет В.Б. Шкловский, «Андерсен обрабатывал народные сказки, соединяя их с новым бытом Дании»36.
Помимо этих основных, отличительных моментов, литературная сказка Андерсена имеет еще ряд особенностей. Его сказка:
• отразила общественные отношения Дании и ряда других европейских стран в конкретно-исторических условиях 1820—1870-х годов;
• все больше отходила от своих реальных народных источников и становилась авторской, оригинальной, придуманной Андерсеном сказкой;
• стала многослойным произведением, выросла из пословицы и поговорки, но вместила в себя не только народную сказку, но и предание, и поверье;
• по мере отхода от конкретных фольклорных истоков все больше увеличивалась в объеме, становилась все длиннее, превращаясь в повесть, в большую многоплановую новеллу;
• юмористическая, где носителем юмора зачастую является рассказчик, который, лукаво улыбаясь, рассказывает детям явные небылицы;
• написана особым народным и зачастую разговорным языком;
• благодаря своей философичности и подтексту вошла в «большую» литературу, ею зачитываются не только дети, но и взрослые. И не случайно существует точка зрения, что Андерсен писал для взрослых, но его могут читать и дети.
Примечания
*. Слово Калифорния здесь употребляется в значении — «золотые россыпи: «богатейшие источники».
**. Да (фр.).
***. С 1858 по 1872 годы вышло десять сборников «Новые сказки и истории», которые Андерсен разбил на три серии по четыре выпуска в двух первых сериях и два выпуска в третьем и последнем.
****. До недавнего времени считали, что Андерсен — автор 156 сказок. Но затем в его архиве был обнаружен ряд произведений, которые впервые опубликованы целиком в 1967 году в седьмом томе нового издания «Сказки и истории», выпускаемого в Дании. Туда вошли никогда ранее не издававшиеся сказки «Темпераменты» (1851), «Говорят, что...» (1860), «Наш старый школьный учитель» (1868). Сказки «Картофель» (1855), «Дамы, короли и валеты», «Кваканье» и «Писец» (1866) публиковались уже после смерти Андерсена и также впервые включаются в его полное датское собрание сказок и историй. Они были переведены и на русский язык (Л.Ю. Брауде) и выдержали множество изданий. См.: Людмила Юльевна Брауде. Библиографический указатель. М.: Рудомино, 2002.
5*. Предания эти впервые изданы в Дании в пятом томе собрания сказок и историй Андерсена в 1967 году. Переведены на русский язык И.П. Стребловой во втором томе сказок и историй Андерсена (серия «Литературные памятники» (1995)).
1. Цит. по: Андерсен Г.Х. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. СПб., 1896. С. 400.
2. Цит. по: Woel C.M. H.C. Andersens liv og digtning. Bd. 2. København, 1950. S. 202.
3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. М., 1956. Т. 5. С. 419.
4. H.C. Andersen. Samlede skrifter. Bd. 1. København, 1876. S. 231.
5. Цит. по: Topsøe-Jensen H. H.C. Andersen i livets aldre. København, 1955. S. 40.
6. H.C. Andersen. Der Dichter und die Welt. Weimar, 1917. S. 63.
7. H.C. Andersen. Samlede skrifter. Bd. 9. København, 1877. S. 106.
8. Ibid. S. 80, 107, 114, 120, 122.
9. Ibid. Bd. 10. København, 1877. S. 26.
10. Ibid. Bd. 1. S. 3.
11. H.C. Andersen. Der Dichter und die Welt. Op. cit. S. 72; cm.: Hans Christian Andersen's Writer's Manifesto «In Sweden. Andersen and Science» // A Poet in Time. Odense, 1999.
12. H.C. Andersen. Samlede skrifter. Bd. 10. S. 181.
13. Ibid. S. 190, 192.
14. Цит. по: Woel C.M. Op. cit. Bd. 2. S. 212.
15. H.C. Andersen. Samlede skrifter. Bd. 10. S. 218, 225.
16. Ibid. S. 260.
17. Цит. по: Galster K. H.C. Andersen, politisk og nationalt // Anderseniana, 2. rk. Bd. 2, 2. København, 1952. S. 31, 33, 36.
18. Цит. по: Bull F. H.C. Andersen og Bjørnstjerne Bjørnson // Anderseniana. Odense, 1956. S. 240.
19. Andersen H.C. Brevveksling med Jonas Collin den Ældre og andre medlemmer af det Collinske hus. Bd. 3. København, 1935. S. 46, 48.
20. Цит. по: Bredsdorff E. H.C. Andersen og England. København, 1963. S. 40.
21. H.C. Andersen. Eventyr og historier. Bd. 5. København, 1943. S. 389.
22. Подробнее см.: Брауде Л.Ю. Сказки и истории Андерсена 1850—70-х годов в чтении детей // О литературе для детей. Л., 1969 / Braude L. H.C. Andersens eventyr og historier 1850—1870 // Anderseniana. 1987.
23. Ibid. Bd. 4. København, 1943. S. 17, 20; См. также: Jensen J.V. Hvad fatter gør, det er alltid det rigtige // Norsk diktning i utvalg. Oslo, 1955. S. 436—440.
24. Цит. по: Андерсен Г.Х. Указ. соч. С. 288—289.
25. Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 55. М., 1937. С. 89.
26. Цит. по: Woel C.M. Op. cit. Bd. 2. S. 300.
27. H.C. Andersen. Eventyr og historier. Bd. 5. København, 1967. S. 384.
28. Ibid. S. 237.
29. H.C. Andersen. Eventyr og historier. Bd. 3. København, 1943. S. 171.
30. H.C. Andersen. Der Dichter und die Welt. S. 369.
31. H.C. Andersen Eventyr og historier. Bd. 5. København, 1943. S. 316.
32. Ibid. Bd. 4. S. 243.
33. Цит. по: Андерсен Г.Х. Указ. соч. С. 416.
34. Цит. по: Svanholm Chr. H.C. Andersen Norgesreise 1871 // Anderseniana, 2. rk. Bd. 1, 3. København, 1949. S. 221.
35. Андерсен Г.Х. Указ. соч. С. 420.
36. Шкловский В.Б. Струна звенит в тумане... // Знамя. 1973. № 12. С. 203.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |